Магия торжествует (ЛП) - Эндрюс Илона (чтение книг TXT, FB2) 📗

Через две с половиной секунды после того, как я усадила ребенка в автокресло, сын начал кричать. Мы даже не успели выехать с парковки. Я вышла и проверила автокресло на наличие скрытых опасностей. Сиденье было в порядке. С Конланом тоже все было в порядке, несмотря на то, что он ерзал и натягивал ремень безопасности в машине. Я предложила ему сок, а он швырнул его на пол.

— Да ладно, наступило время капризулек?

Это определенно было время капризулек, сопровождавшееся причитаниями и настоящими слезами. Я поцеловала его в лоб.

— Я люблю тебя. Мы должны поехать домой. Я не могу обнять тебя прямо сейчас, но ты в безопасности.

Конлан взвизгнул. Я вернулась на водительское сиденье и поехала домой. Я не могла жаловаться. Конлан редко плакал, но время от времени у него случались капризы, обычно потому, что он устал, но не хотел засыпать. Он был младенцем, а младенцы закатывали истерики, потому что жизнь была тяжелой и несправедливой, а их желания редко принимались во внимание.

Реальный вопрос заключался в том, сколько времени ему потребуется, чтобы понять, как расстегнуться? Этот день приближался, и тогда у нас будут настоящие проблемы.

Я скучала по Кэррану. Я хотела, чтобы он вернулся домой. Все это было очень тревожно, и казалось, что часть меня пропала. Я хотела, чтобы он вернулся, и я хотела, чтобы мы все были вместе.

Примерно через пятнадцать минут езды Конлан перестал петь заунывную песню своего народа и заснул.

Кошмар Серенбе беспокоил меня. Двести человек, семьи, дети… Это было не просто убийство, это было зверство. Мне хотелось бы думать, что на это способно только что-то нечеловеческое, но вся история человечества доказывала мне обратное. Все магические сканы указывали на человеческую магию. Это было какое-то массовое человеческое жертвоприношение? Если это было так, то какого черта они вызывали с помощью этого?

Что бы это ни было, я найду это и убью. А потом я найду виновных и заставлю их пожалеть, что они не умерли вместе с этим.

Мне потребовалось примерно тридцать минут, чтобы добраться до нашего района. Наш дом стоял посреди короткой изогнутой улочки, спрятавшейся в изгибе леса, который купил мой муж и назвал «Лесом площадью в пятьсот акров». Первоначально это было началом нового обширного района, но леса оказались слишком агрессивными. Едва строительство началось, как его прервали. Затем мы переехали, что заставило все человеческие семьи, кроме двух, найти более тихое жилье. Теперь на нашей улице были в основном люди, которые отделились вместе с нами от Стаи. Две другие улицы были заселены оборотнями, которые по рабочим причинам решили жить в Атланте. Даже когда Кэрран пытался дистанцироваться, Стая все равно находила его, так или иначе.

Я не жаловалась. Это место было крепостью без стен, и если бы я чихнула не в ту сторону, прибежало бы около сорока загулявших убийц, вооруженных клыками, когтями и отвратительным характером. Несмотря на это, я вложила столько сил в защиту периметра, что всей Коллегии магов было бы нелегко прорваться. У меня был повторяющийся кошмар о том, как мой отец телепортируется и крадет моего сына.

Подъездная дорожка перед нашим домом была пуста. Кэррана все еще не было. Давай, дорогой. Пора возвращаться домой.

Я сунула папку и конверт под мышку и взяла на руки Конлана. Он был сонным и пристроился у меня на плече, такой теплый и вялый. Я отперла дверь, вошла внутрь и положила папку на стол.

— Вот и все, — прошептала я Конлану, нежно прижимая его к себе. — Мы дома. Мы собираемся подняться наверх и хорошенько вздремнуть.

Конлан дернулся в моих объятиях.

— Что такое?

Мой сын откинул голову назад, уставившись на дверь широко раскрытыми от ужаса глазами.

Раздался звонок в дверь.

Конлан издал низкий утробный звук. Тревога пробежала по моему позвоночнику. Младенцы не издают таких звуков.

— Ла-ад…

Мой сын ткнулся лбом мне по рту. Я почувствовала вкус крови. Он откинулся назад всем своим весом, вырвался из моих рук, приземлился на ноги и побежал к лестнице.

Что за чертовщина? Я бросилась за ним как раз вовремя, чтобы увидеть, как его ноги исчезают в нашей спальне на третьем этаже. Он преодолел всю лестницу примерно за секунду. Замок щелкнул, закрываясь. У двери нашей спальни была специальная дверная ручка, которая запиралась при закрытии. Чтобы открыть дверь, нужно было нажать на выключатель сверху, чего Конлан еще не понял.

Ладно. Сначала дверь, потом сын. Я вытерла рот тыльной стороной ладони, вытащила «Саррат» и открыла маленькое смотровое окошко.

Трава, клен и подъездная дорожка. Никаких монстров, плюющихся огнем. Никаких злобных убийц. Главенствовали технологии.

Я прислушалась.

Тихо.

Да уж, вероятно, там был земной осьминог-людоед, притаившийся на стене прямо над дверью в ожидании нападения.

Прошло много времени с тех пор, как мы ели жареных кальмаров. Технически, кальмар — это кальмар, а не осьминог, но пока я его жарила, кого волновали детали?

У меня не было времени возиться. Мне нужно было разобраться с этим и выяснить, почему мой сын психует. Я распахнула дверь. Лужайка перед домом была пуста. Перед дверью ждала деревянная коробка. Около двух футов в длину, фут в ширину и, возможно, восемь дюймов в глубину. Обычное необработанное дерево, вероятно, сосна. Две металлические петли с левой стороны.

Кто-то подождал, пока я вернусь домой, а затем оставил ее у моего порога. Эти кто-то были по соседству, наблюдали за нашим домом, а я не заметила, когда вернулась домой, потому что я была идиоткой. За последние восемнадцать месяцев я подрасслабилась. Неряшливо, сказал голос Ворона из моих воспоминаний. Да, я знаю.

Я вышла на улицу, осторожно обошла коробку и пробежала трусцой до конца подъездной дорожки. Улица была пустынна в обоих направлениях. Я не чувствовала, что кто-то наблюдает за мной. Тот, кто доставил ее, пришел и ушел. Не потрудился задержаться, чтобы посмотреть, получила ли я ее.

Я вернулась. Коробка выглядела совершенно безобидной. Верно, и как только я к ней прикоснусь, из нее выскочат жужжащие металлические лезвия и разорвут меня на куски.

Я присела на корточки и ткнула коробку «Сарратом». На коробку, похоже, это не произвело впечатления.

Тыкнула. Тыкнула, тыкнула. Пихнула.

Ничего.

Чудненько. Я просунула кончик лезвия между крышкой и коробкой и открыла ее. Коробку заполнял толстый слой пепла. На нем лежали нож и красная роза. И это не было странно. Вовсе нет.

Нож был около двадцати дюймов в длину, с четырнадцатидюймовым лезвием, заточенным полностью с левой и до половины заточки с правой стороны. Простая деревянная рукоятка, без гарды. Простой, эффективный, брутальный. Напомнил мне скин, ирландский боевой нож.

Роза была бордово-красной, цвета мерло. Или крови. Длинные шипы. Я вложила саблю в ножны и взяла коробку. От нее слабо пахло гарью. Не серой и не дымом, а тем особым горячим ароматом, когда дерево сильно нагревается перед тем, как вот-вот вспыхнет. Было и что-то еще. Намек на более темный и резкий запах, который я не смогла определить.

Я вытащила цветок, взяла нож и лезвием стряхнула пепел. В пепле ничего не было спрятано.

Это была какая-то угроза?

Что бы это ни было, на данный момент оно казалось достаточно инертным. Мне придется разобраться с этим после того, как я найду сына.

Я пошла в гараж, достала пластиковое ведро, положила нож и розу обратно в коробку, поставила коробку в ведро и отнесла ее в сарай на заднем дворе. Сарай служил мне хранилищем странного хлама, который я не хотела разбрасывать по всему дому. Я поставила пластиковое ведро в соляной круг на полу, заперла сарай, забежала обратно внутрь, вымыла руки и взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз.

Было тихо. Слишком тихо для комфорта.

Я отперла дверь, вошла внутрь и заперла ее за собой. Со своего наблюдательного пункта мне был виден арочный вход в маленькую детскую, которую Кэрран отгородил от нашей комнаты. Кроватка Конлана была пуста, его одеяло наполовину свисало с деревянной перекладины. Дверь в ванную слева от меня оставалась закрытой, запертой на маленькую задвижку, до которой мог дотянуться только взрослый. Это был единственный способ удержать Конлана подальше от ванной. Он пытался съесть мыло, а потом заплакал, когда понял, что оно невкусное.