Злато в крови (СИ) - Мудрая Татьяна (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
— Мы всё равно не имеем права их вразумить.
— Кое-кто вразумляет, однако. Пропалывает как траву. Жжет грязненькие молодежные заведения, где полюбила тусоваться молодежь всякого рода и вида. Их еще называют «крышами» или сходно: «Соломенная крыша», «Домик из прутьев», «Беседка, крытая гонтом». Должно быть, сказкой о трех поросятах вдохновились. Ну, бледно-зеленые пришельцы куда ни шло, но и люди там по нечаянности задыхались и обращались в груду пепла. А ведь всегда считалось, что вампирские забегаловки — самое безопасное место для смертных, будь то панки, готы или воскурители травы.
— Здесь не наша территория. Мы гости. Тут есть свои общества Детей Тьмы? Те, с кем можно договориться.
— О разделе сфер влияния — не получится. Статус гостей вы уже получили по умолчанию, а большего не будет.
— С кем это не получится? В первый раз слышу, чтобы ты говорила не от себя одной.
— Мой римский законник, — медленно проговорила Селина, — я никогда не говорю в простоте душевной, ты ведь должен понимать. Вампиры во всем мире противопоставляют себя смертным в качестве единой сети с двумя мощными сестрами в центре, Махарет и Мехарет, которые поделили нашу общую Сущность между собой и держат ее очень крепко. Однако Динан и немертвых интегрирует в себя. Как говорится, помимо Интернета в мире есть и Интерпол. Даже этих пошленьких кровососов мы хотим не выгнать, а урезонить. Пусть ведут свою охоту в хосписах и домах престарелых, если приспичило. Я так думаю, от поглощения завершенных знаний они только поумнеют. Наработанная за годы мудрость — тоже ведь имущество, которое человеку стоит отдать при входе в рай… Ну, полубезумных маньяков и насильников тоже отдадим этим юнцам. А вот тех смертных, чей путь еще может сделать крутой поворот, тех, кто разнообразит путь прочих чем бы то ни было и сам полон силы и ярости — тех им трогать не стоит.
— Убивать тех, кто добр, пусть и безнадежен? Молодые себя погубят.
— Заодно шибко повысив свою нравственность.
Я покачал головой:
— Допустим, я преподам им всем урок, подкрепленный силой, но не нашим законом. Даже выгоню прочь отсюда. Уничтожу.
— Не обязательно трудиться и белые руки пачкать, отец мой во Крови. Оттого общая атмосфера лучше не станет, а на священном острове четырех царств и так крепко гнильцой попахивает. Диктатурка народилась, пока вялая и плевая, но развивается, гнида. Это ведь с ее благословения клубы попалили.
— А с кем же предлагается союз?
— С теми, кто смотрит на Детей Веков и Тысячелетий с уважением и желает обеспечить их нейтралитет. А тех, кто помоложе, они и сами, без вас, на худой конец обротают. Только ведь тогда начнется секретная война, и крайне жестокая. Погибнут смертные.
— И вы этого не хотите.
— Да, разумеется. Это ведь моя земля и мой народ.
— Не пойму, кого вы, собственно, защищаете — нас или людей, — сказал я в качестве итога.
— Я? О, я простой егерь Сада Зла. Слежу, чтобы и овцы были сыты, и волки целы. А то нынче баран уродился с очень крутыми рогами.
Вот в таких происшествиях пронесся над нами наш медовый месяц, растянувшийся на целый медовый год. И мы вдруг поняли, что пришло время разбегаться, если мы хотим сохранить если не идиллические, то хотя бы полноценно добрые отношения. Вместе с Темным Даром мы получаем и Дар Интровертности, и неважно, к чему ранее стремилась наша получеловеческая психика.
Но подумали также, что мы задолжали Селине целый дом. И, конечно, в самом центре горного Лэна. Мой Ролан с восторгом уцепился за идею спустить свои «несметные» капиталы, невостребованные со времен Майами — это легко перевесило его симпатию к нашей «Ласочке», которая в последнее время слегка поистощилась.
И вот вокруг нас толпятся геодезисты, аэросъемщики вожделенной местности, принадлежащей чьему-то влиятельному роду, породнившемуся с предками Селины (за землю в долине мы точно не платили ничего, кроме налогов). Архитекторы изъясняются сперва на пальцах, потом с помощью карандаша, рейсшины и бумаг, затем — поигрывая пластиковыми кубиками, в которых угадываются части макета. Черновой план здания у Селины уже имелся, и даже математически и топологически выверенный, но совершенно, по словам Ролана, безумный: на нем лег костьми не один ученый тектон.
Рассчитывали также пределы сопротивления различных материалов, упругость сред, сейсмостойкость. Как это Лэн-Дархан без всего этого выстоял — горы, что ли, там не молодые? Наконец, постановили обвести замок рвом с водой, ибо вода отлично гасит колебания почвы. И красиво, между прочим. Будет еще земляная насыпь, и мосты, и парк вокруг — как бы естественная часть леса.
Понаехали строители со своими бригадирами, и дом стал расти как на дрожжах, причем круглые сутки. Двое моих детей, как и прежде, разыгрывали сов перед лицом жаворонков, проводя на строительстве целые ночи без отдыха и еды. Диву даюсь, как это им удавалось соблюсти конспирацию. Тем более, что параллельно с рабочими, народом грубым и ненаблюдательным, особенно когда спонсор и заказчик постоянно ходят в жутких рыжих касках и респираторах от пыли, Селина давала частные приемы для художников, керамистов, печников, мебельщиков и спецов по железу. До моего слуха доносилось: «Масджид аль-Харам», «Аль-Акса», «Кохлеоида», «Раоза Мумтаз-ханум», «смальта», «финифть», «сёдзи», «татами», «ислами» — а далее и вообще сплошная абракадабра. Тасовались палетки с мазками красок, эскизами росписей, толстенные картоны, наколотые шилом, как книжки для слепых, изразцы с пятнами красок, лоскутки обойных тканей, образцы лепнины, пластинки ценнейших пород дерева с нанесенными на них чертами и резами, медные и латунные завитушки, чугунное литье, черные стекляшки с темно-розовым отливом, соломка, бамбук, бальса, юные и не очень представители местных краткоживущих, до одури пропахшие олифой, аквалаком, маслом, стружкой и пачулями — и посреди всего, как гвоздик, на котором все вертится, — обитала моя нимфа. Я уж сам был не рад тому, что из солидарности попал в центр этой веселой круговерти: с самого начала было ясно, что никто из моей семьи, кроме самой Селины, не сможет вытерпеть до конца.
В конце концов мы встали на крыло и разлетелись в разные стороны, решив собраться уже вокруг испеченного пирога.
Через какие-то два года нас пригласили на парадный вечерний прием, причем интернетское послание было изысканно оформлено и снабжено рекламным роликом. Рано утром небольшой частный самолетик с уже знакомыми мне по Селининым образцам переливчатыми стеклами «дневной непроницаемости» подхватил меня, Ролана и двух наших общих детей в Лиссабоне, перенес через большую воду и приземлился, дико подпрыгивая на кочках, где-то посреди влажной вечерней степи. Там нас принял в свое объемистое чрево шикарный вертолет, куда, похоже, только вчера вернули скрипучие кожаные сиденья, ибо до того он специализировался на перевозке лошадей.
На горном аэродроме радиусом в небольшое блюдце нас встречали двое людей в совершенно одинаковых плащах с клобуками и собственнолично — хозяйка сих мест. Ветер от лопастей севшего вертолета взвихрил юбку Селины, приподнял три светлые косы; мы обменялись приветствиями, расцеловались, слуги, подхватив наш небольшой багаж, со снайперской скоростью добросили его до порога гостевой виллы и с тем откланялись.
Дальше мы шли одни.
Дом, поднятый на мощный цоколь, стоял в центре естественного амфитеатра, проточенного рекой в мягкой породе своего ложа, ее течение, раздваиваясь, омывало основание с двух сторон и снова соединялось в одну неторопливую струю. Селина по ходу описывала хитроумную систему водоотвода на случай паводков и влагозадержания во имя летней засухи.
Посреди озера с чистейшей водой возвышался… лазурный замок в виде огромной беседки? Закрученный в витую раковину изразцовый храм? Во внешнюю окружность был вписан почти правильный восьмиугольник со скругленными углами, середину каждой из семи граней рассекала белая стрельчатая арка. Мостики без перил пересекали воду в этих местах, один был пошире и вел к единственной настоящей двери, дубовой, резной, запирающей собой небольшой треугольный вестибюль и поставленной не в плоскости стены, а поперек — полная аналогия со створкой, которой моллюск защищает вход в свое убежище. Ребра шатровой крыши стеклянно поблескивали, а на самой вершине превращались в нечто светлое и ажурное, как скелет непонятной морской диковины. Стены, чья структура наполовину скрадывалась текучим геометрическим орнаментом, отражались в серебристой воде, вода сетью тонких полумесяцев играла на светлых изразцах и темном дереве, и на все эти красоты была наброшена ирреальная дымка лунного сияния. Орнамент называется «гирих», горделиво объясняла Селена, его образцы в древние времена расчисляли видные математики, и с тех пор они передаются по наследству от мастера к мастеру. Арки и ребра свода — по сути фарфор, только очень прочный. Стекло — ну, оно во всех помещениях одинаковое, секрет фирмы. Эти объяснения ничего не прибавляли к очарованию дома, но, слава тебе, Боже, от него и не убавляли.
