Сделка (СИ) - Вилкс Энни (чтение книг .txt, .fb2) 📗

— Да ну? Как же? Ты не имеешь права вмешиваться в дела мои и того, что мне принадлежит. И потом, ты же не будешь здесь ше…

И он рухнул на землю, как подкошенный. Пальцы его скользнули по моей коже, царапнули ногти — я была свободна.

___________________________________________________

Друзья, пожалуйста, не забывайте ставить оценки главам: делая это, вы очень помогаете автору и книге! ❤️

И даже самые короткие ваши комментарии тоже очень ценны для меня;)

С любовью, Энни Вилкс.

9.

Я остолбенело рассматривала руку, не решаясь поднять на Келлфера взора. Мне казалось, что он пылает, как охваченный пламенем лик пар-оольского божества.

— Была жена, стала уже вещью, — заметил он иронично. — Сдается мне, я знаю, о чем ты мне хочешь рассказать. Но сначала помойся, у тебя по ногам течет. — Его голос мог бы резать металл.

Я вспыхнула: и правда, влага ощущалась на внутренней стороне бедер, а подол был задран выше колен. Хорошо еще, если он не увидел чего-то выше. Какой стыд! Я натянула подол почти до щиколоток. Сердце рвалось, дыхание то ли замерло, то ли сбилось, я все никак не могла втянуть воздух.

Келлфер кивнул и неторопливо, не оборачиваясь, пошел к гроту.

Отмерев, я бросилась вверх по течению реки, не разбирая дороги. Мои шаги были такими громкими, что отдавались в пустоте тоннеля, и с каждым я бежала все быстрее и быстрее, почти спотыкаясь. Мысль о проклятой, предательской, развратной и такой неуместной жидкости, холодившей сейчас тонкую кожу между ногами, сводила меня с ума. Келлфер не понял, это не текло, это Дарис задел ноги, когда вытаскивал руку… Проклятие! Я бы никогда не смогла объяснить это Келлферу. Никогда.

Тусклая в темноте вода преградила мне путь, и я запнулась, как пришпоренная скаковая лошадь, чуть не покатившись вниз. Пульс набатом стучал где-то в ушах. Я сделала шаг к краю и с усилием опустилась на колени. Вода была ледяной. Я поводила своей горячей рукой по поверхности, пропуская поток между пальцами.

Мне почему-то пришло в голову, что Келлфер, как и его сын, мог бы идти за мной, чтобы застать меня в таком положении, я даже обернулась, вглядываясь в темноту: только у самой речки горели несколько уже почти растаявших свечей. Из черного проема никто не выходил, я не слышала шагов, не замечала отблесков. Как мне удалось не сломать себе ноги в этой кромешной черноте?

Келлфер не шел за мной. Конечно, не шел. Я была зла на себя, что предположила такую глупость. Я не была ему интересна.

Было тихо, вода текла неслышно, без брызг, и только свечи чадили и вздрагивали с тихим треском. Дарис остался лежать там, за поворотом, а Келлфер и вовсе, наверно, вернулся к очагу. Вдруг я поняла, что осталась по-настоящему одна, и тут же горячее, неизжитое возбуждение оглушило меня, подмяв и страх, и стыд.

Я набрала в ладонь ледяной воды и окатила себя между ног. И еще, и еще. Прикасаясь к себе там, где совсем недавно разжигал огонь Дарис, я скользнула чуть глубже, чем нужно — и все отозвалось острой, ничем не прикрытой сладостью. Я продолжала двигать пальцами в каком-то болезненном исступлении, желая только, чтобы отец Дариса не видел меня такой — возбужденной, с пересохшими губами, ловящей даже болезненные касания, я хотела, чтобы этот пик неудовлетворения прошел, мысли очистились, чтобы я смогла думать о чем-то, кроме того, что со мной так и не случилось. Снова в моей памяти всплыли похожие на капкан объятия, и сладкая боль, и срывающееся дыхание моего будущего супруга. Я представила, как он насаживает меня на себя, удерживая за пояс, чтобы я не могла двинуться, и как смотрит на меня своими восхитительными зелеными глазами, полными огня. Эти глаза, рядом, на расстоянии ладони — все, что осталось в мраке моей фантазии, и когда я поняла, что они принадлежат другому человеку, я была вынуждена зажать свой рот рукой, чтобы не закричать в голос, достигая пика. Я продолжала конвульсивно сжиматься, насаживаясь на собственные пальцы — намного глубже, чем позволял себе вонзить в меня Дарис. Пытаясь прийти в себя и не желая прекращать, я ущипнула тот бугорок над лоном, которого касался язык Дариса, и эта боль погрязла в наслаждении, лишь продлевая его.

Сколько я просидела там, зажав руку между ног, будто протряхиваемая разрядами молний? Кажется, я забыла, как дышать. «Келлфер, Келлфер, — повторяла я мысленно, будто это что-то меняло. — Почему, Свет, почему?» Произошедшее стало для меня ужасающим, неудобным, немыслимым открытием, грязным и постыдным. Оно меняло все.

Надеюсь, Келлфер ничего не слышал? Надеюсь, он не понимает? Он не заметил?

Я принадлежала Дарису. Душой и телом, целиком. Он, безусловно, заберет меня, так какая же разница, чьи глаза я вижу на его лице? Я дала себе обещание, что Келлфер никогда не узнает об этом и, боясь промедлить больше, смыла следы своего позора, спустила юбку ниже, и на дрожащих ногах вернулась в грот.

10.

Келлфер сидел у очага: Илиана сложила его из камней, притащенных Дарисом из заваленных тоннелей. Деревяшки тлели, отбрасывая блики на серые стены, но это умирающее пламя совсем не грело. Бушевавший в груди пожар ярости застилал все, но постепенно, вдох за вдохом, успокаивался, позволяя посмотреть на ситуацию более здраво.

«Не хочу! Нет!»

Ее искаженное мукой и наслаждением лицо оттиском впечаталось в его память. Разметавшиеся золотые волосы, связанные руки, кровоподтеки на груди и ногах — как же сильно нужно было сжать, чтобы оставить такие даже на тонкой коже! — и отчаянно, умоляюще искривленные полные губы, закрытые глаза. Кисти сжаты в кулаки, и пальцы ног поджаты.

Бедная Илиана.

Келлфер остановил себя: почему он жалеет Илиану, эту змею, низведшую Келлтора — нет, уже Дариса — до уровня животного своим пагубным влиянием? Разве не должен он потребовать у Илианы, чтобы отпустила мальчишку, и так уже натворившего почти непоправимого? Разве не стоит ее после этого убить, чтобы больше никто не попался?

«Нет, — ответил себе Келлфер, ворочая палкой горящие угли. — Сначала я выслушаю ее. Ей здорово досталось. Она не заслужила смерти».

Интересно, она с самого начала понимала, что сделала с Дарисом? Или только сейчас, оказавшись зажата между землей и его телом, она вдруг осознала, что, чтобы освободиться, зашла слишком далеко?

Да и что такое «слишком далеко» для того, чья жизнь висит на волоске? Можно ли ее осудить?

Илиана. Полная противоречий, тихая, покорная, и вместе с тем несгибаемая, ведущая какую-то свою тайную игру, имевшая над Дарисом огромную власть — и, похоже, по-настоящему принадлежащая ему. Неужели сын догадался закрепить кровью ее клятву?

Ненавидящая его сына и попросившая за него, несмотря на свою ненависть. Не поднимающая на Келлфера глаз после их первого разговора. Теплая, стремящаяся организовать даже во временном и ужасающем их жилище настоящий уют. Надломленная, просыпающаяся по ночам от кошмаров.

Но что наиболее беспокоящее — необученный знаток разума. А значит, привыкшая к безумию и горю, но не умеющая справиться с ними.

— Я не поблагодарила вас за помощь, — прервал его размышления тихий голос. — Спасибо. На Дариса что-то нашло. Не нужно думать, что мы…

— Мне нет дела до того, что вы делаете, — отрезал Келлфер, убеждая больше себя, чем смущенно смотрящую себе под ноги Илиану. — Что ты хотела мне сказать?

— А Дарис точно спит? — спросила Илиана, присаживаясь напротив. Огонь выхватил из темноты ее бледное лицо, и позолотил длинные локоны. — Я не думаю, что ему стоит меня слышать.

Она тяжело дышала. Боялась.

— Он проснется через пару часов.

— Хорошо. — Илиана замолчала, теребя край созданного им полотна. — Я не знаю, с чего начать, — призналась она, наконец.

— С того, на чем мы остановились в прошлый раз. Как ты свернула мозги моему сыну.

— Я же говорила, я не пыталась ничего сделать, — подняла она на Келлфера глаза. В слезах ее зрачки казались громадными. — Я клянусь вам. Я готова поклясться так, как вы скажете, чтобы вы поверили.