Волчица с Рдейских болот (СИ) - Шатохина Тамара (читать книги без сокращений txt) 📗
— О! А вот и наш партнер — сын Александра Строгова Роман. Ему и сдадим эту партию, или лучше частями? — поинтересовался он у того мужика. Тот глухо произнес:
— Не знаю. Решайте сами.
Этот их разговор сейчас просто пролетал мимо сознания Романа. Он опять повторил, глядя на Оксану:
— Оксана, прости меня. Выслушай, и если не простишь, то хотя бы поймешь. Это же не трудно — просто выслушать. Я месяц с ума схожу… от своей вины. Проклинаю себя. Оксана?
А она обратилась к хозяину дома и спросила холодно и по-деловому:
— Саныч, а вы уверены, что это действительно Строгов? Что он не прикрывается его именем?
Роман потянулся к внутреннему карману ветровки.
— Я покажу документы — паспорт, права, медицинский полис…
— Да что там проверять, Ксана, когда у них одно лицо? Он весь в батю своего, только ростом повыше. А что ты… — попытался что-то прояснить удивленный директор.
— Я устала, с вашего разрешения сейчас пойду домой. Ты за мной не ходи — видеть тебя не могу. Не заставляй убегать еще и отсюда, скитаться непонятно где. Мне просто некуда больше бежать.
— Оксана…
— Прохор Григорьич, может мне к вам попроситься на постой? В мужской монастырь? Похоже, что здесь покоя мне не будет.
— Ксана… так он что-то сказать хочет. Может, по делу.
— Да по какому делу, Саныч?! Мне что теперь…?
— Отдыхай… Я не буду надоедать. Ты иди, — тихо и решительно сказал Роман.
Оксана вышла. Потом проурчал мотор — машина уехала. А Роман сидел на стуле у входа, согнувшись, спрятав лицо в ладони. Потом поднял голову, улыбнулся невесело и спросил:
— Так что там с участком, есть у вас на примете?
— Да ты сам походи да выбери, где приглянется. Да, Прохор?
— Нет. Ксана его гонит. Значит, пускай уезжает.
Роман встал, пригладил волосы, поправил одежду и ответил:
— Я не могу рассказать, как я накосячил. Не думаю, что Оксане это понравится. Но отсюда не уеду. Буду просить прощения, пока не простит. Мне некуда идти от нее — смысла нет, просто не выживу. Вся моя жизнь — в ней. Не бойтесь за нее — ей ничего не грозит. Сам убью любого.
Потом он ушел. Вечером лежал на кровати в номере и смотрел в светлый бревенчатый потолок, не видя его. Думал, осмысливал все и понимал, что был наивен до изумления, просто как ребенок, когда мчался сюда.
Это он помнил о ней только хорошее. И все это время лелеял эти воспоминания, уточнял для себя подробности, влюблялся опять, вспоминая тот ее взгляд, ее счастливую шальную улыбку, то сумасшествие, что охватило их. А она все это время ненавидела его… а может и себя. Не обижалась, не удивлялась его поступку, а ненавидела.
И что теперь делать? Если она его выслушает, то, конечно, сможет простить когда-нибудь. Но ему нужна была ее любовь — не только прощение, а ее нет. Это у него было время полюбить ее — терзаясь чувством вины, вспоминая, постепенно осознавая что она для него значит, мечтая… А она не успела, просто не успела тогда ничего почувствовать, кроме мимолетной симпатии и временного чувственного влечения, обусловленного «благоприятным периодом». Он сам все угробил — ту ее нежную покорность, бесконечное доверие к нему, дикий накал страсти потом и взгляд тот… Она его просто не любит — вот в чем беда.
Но отступиться уже нельзя — поздно для него, жизнь потеряет всякий смысл. Он вытащил из кармана куртки коробочку с кольцом. Раскрыл, долго смотрел, горько улыбаясь. Вот дурак… Да плевала она на него и на его подарки, хоть весь мир сейчас подари. А он пропадет без нее. Значит, нужно сделать так, чтобы полюбила. Но сначала — простила. Тут надо думать…
ГЛАВА 13
Дома появилось время подумать, и мне показалось, что, похоже — опять сработала схема «находишь-теряешь». После встречи с Романом… надо же — вот и познакомились. А говорят, что секс не повод для знакомства. Да… так вот — после сегодняшней встречи я чувствовала только облегчение от того, что он не имеет отношения к родне моего отца. И еще досаду на то, что не озвучила сразу прощение — пусть бы уматывал.
Та страшная тянущая обида… мои воспоминания и стыд… раскаянье, запрет на мысли о нем, и мысли эти со слезами почти всю ночь… Так страшно обижаются на близкого или дорогого человека, слишком «к сердцу» принимая оскорбление. Он был мне не безразличен тогда. Я почти влюбилась… да нет — я уже любила его тогда… в процессе… Сейчас обида осталась, но она уже не убивала. Как обида на чужого человека.
Даже злости не осталось… не говоря уже о той жгучей ненависти. Исчезли сильные чувства, переживания, которые были связаны с ним. Это стало платой за что? Я же отдала клад, пальцами не коснулась. И вдруг поняла — я заплатила именно за это внутреннее спокойствие, умиротворенность, освобождение от огромной ответственности, которая постоянно висела на мне. Ответственности за наше хозяйство, за села, за людей в них.
Возможно, я слишком преувеличивала свое значение для них. В крайнем случае, обошлись бы и без финансовых вливаний от реализации кладов. Но тогда дети не смогли бы учиться в вузах, серьезно больные — получать необходимое лечение. У нас бы не стояла вышка мобильной связи — она была не рентабельна, по большому счету. Не получали бы доплату за свой труд учителя и медики… да много чего.
Зато сейчас я могла полностью посвятить себя будущему ребенку — не нервничая, правильно и вовремя питаясь, отсыпаясь и работая в свое удовольствие на свежем воздухе. Оно того стоило? Учитывая то, что объект моей страсти был недостоин того, чтобы стать отцом моему сыну и служить ему примером в будущем — вполне. Да и мое душевное спокойствие тоже дорогого стоило.
Следующие два дня меня никто не беспокоил. Не вызывали по поводу клада, не слышно было ничего — как там леший, что он решил с монашеством? Не приходил просить прощения Роман Строгов. Он не надоедал, как и пообещал тогда. Но вот душевного спокойствия не наступало, потому что ночью он спал… у меня на крыльце.
С приходом тепла я стала открывать окно, чтобы дышать во сне свежим воздухом. Это было окно залы, а спала я в спальне, открыв туда дверь. Так вот — выйдя утром из своей комнаты, я сразу же учуяла в доме его запах… тот самый запах из парка — волчий. Принюхалась с неверием и по коже пробежали стадом жаркие мурашки… просто воспоминание, ассоциация. Вдруг как-то перед глазами опять встало… я психанула и выскочила из дома. И на крыльце запах стал сильнее. Похоже, что он спал здесь в шкуре волка. Как к этому относиться, я не знала. Что предпринять — тоже. Ну не может же быть, чтобы просто показалось?
На следующую ночь я подошла к открытому окну и осторожно принюхалась, а потом и выглянула из него — растянувшись на крыльце, он тихо сопел в две дырки и больше того… Я просто задохнулась от возмущения — на перилах крыльца сидел мой домовой и блестел бусинками глаз на меня. Настороженно так смотрел, как будто предупреждая — не тронь… этого. Маленький меховой комочек… с характером.
Он вообще показывался крайне редко, топотал только иногда, когда был чем-то недоволен. Особенно не любил моего оборота. Вообще мы с ним, как два нестандартных существа, плохо уживались и просто терпели друг друга на одной территории. А сейчас он вдруг нагло охранял сон чужака, и что мне теперь думать обо всем этом?
Возмущенно грохнув окном, закрыть его? Я просто ушла спать. Нужно поговорить с этим Романом и отпустить, раз ему так важно мое прощение. Что тут устраивать детский сад с обидами?
Возилась часа два еще, ворочалась, сбивая простынь. Все думала, размышляла — не спалось… весь сон перебил. Его запах забивал ноздри, мешал. Тихонько достала из шкафа сарафан, сложила, перевязала пояском. Получился компактный сверточек. Тихонько открыла окно спальни, сняла рубашку и позвала волчицу…
Я часто уходила спать в лес, только летом. Вот так, взяв в пасть одежду, чтобы потом вернуться в ней днем. Соседи про мою волчицу знали. Да мы здесь вообще все про всех знали. Так что я тихо спрыгнула с подоконника и, пройдя, как балерина, на кончиках лап за дальние кусты в саду, рванула в лес.
