Я и мой король - Никонова Ксения (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
После летней сессии меня все же перевели на дневное отделение. Я сперва чуть не отказалась, потому что почти устроилась на работу в школу. И жаждала начать трудовую деятельность рядом с Наташкой. Она еще с зимы работала историком в средних классах. Но декан меня уговорил. Точнее, он привел разумные доводы, с которыми я не могла не согласиться. Школа есть школа, неопытному учителю придется нарабатывать навыки и материал, и посещать дневное отделение я уже не смогу. А если я так жажду подрабатывать (не зарабатывать я жаждала, а заполнить чем-то пустоту дней, но признаваться в этом не хотела), он поможет с трудоустройством в университетскую библиотеку на полставки. Зарплаты там, правда, так себе, так и в школе они не ахти. Зато какие возможности! Вся литература под рукой, свободный доступ в редкий фонд как сотруднику. Рай для серьезного исследователя, а меня Игорь Васильевич считал серьезной. Упоминание о редком фонде, правда, чуть не испортило все дело. Я как представила, что мне придется видеться с грымзой Ниночкой! Но одно соображение заставило меня согласиться: теперь я с полным правом откажусь ехать домой на каникулы, и никто слова не скажет. Уехать на два месяца было выше моих сил. Мне казалось, едва я пересеку черту города, Дэн обязательно вернется и, не застав меня, так и уедет ни с чем. Это было моим кошмаром, а родные, не понимая моих истерических отказов, недоумевали, чего я тяну с каникулами.
Маринка в июне родила мальчика. Как она со смехом рассказывала, когда мы навестили ее с Наташкой, «устроила на защите переполох». Почувствовав, что начались схватки, она не ударилась в панику, а попросилась защититься вне очереди по уважительной причине. Такое пузо трудно не заметить, поэтому пропустили без слов.
– Ой, девчонки! У меня в голове только одно было – если сейчас не защищусь, потом зимой придется, с дитем, неизвестно как пересдавать. Обидно до чертиков – доходила ведь до самой защиты, госы уже сдала. Болит так себе, ну, думаю, успею. Мне мамка порассказала, что в первый раз оно долго, по суткам рожают, а кто-то и дольше. Начинаю свою защитную речь, а тут схватка. Хорошо, в комиссии наша куратор сидит. Она на меня посмотрела и тихонько спрашивает: «Ты что, рожаешь?» Я возьми и кивни. Преподов аж перекосило. В десять минут мне «скорую» соорудили. Я им говорю: «Не поеду, пока оценку не поставите, мне что, пересдавать потом?»
Маринка заразительно хохотала и в лицах изображала, какая паника началась. А я посматривала на маленькое сопящее чудо в кроватке и дико ей завидовала.
Она, кстати, была единственным человеком, который безоговорочно поддерживал меня и нисколько не сомневался, что ждать стоит. «Я не забыла, чем твоему Данилу обязана, и вижу, как ты его любишь. Вернется твой ненаглядный, обязательно вернется! А тут его ходячий скелетик встретит. Ты себя совсем-то не забрасывай», – напутствовала она меня на прощание.
Все остальные были против, даже Наташка. Ругать Дэна она начала уже через месяц после его ухода. Мне и так-то несладко было, а слушать еще, как поносят любимого человека, по которому сердце плачет… Раз не выдержав, я категорически запретила ей высказываться на эту тему, пригрозив разрывом всяческих отношений. Угроза подействовала. С тех пор плохого о Дэне она не говорила, но молчаливое неодобрение сквозило во всех ее поступках. А когда я поинтересовалась, как понимать ее поведение – то она за него горой стояла, то подозревала невесть в каких махинациях, то снова была за наш союз, теперь вот морщится при любом упоминании, – Наташка ласково обняла меня за плечи и проникновенно объяснила, что она в таких вопросах исключительно на моей, и больше ничьей, стороне.
– Была ты счастлива рядом с ним – и я радовалась, а теперь – на тебя же без слез не взглянешь. Похудела, почернела, взгляд отсутствующий, о чем ты там думаешь, одному Богу известно. Я Ольге говорила и тебе скажу, пока ты чего не натворила – не стоит так убиваться даже из-за самого замечательного мужчины. Надо себя больше любить и ценить. На словах они все герои, а на деле что вышло? Уехал – и ни ответа ни привета. Трудно ему позвонить или хоть пару слов черкануть? Значит, не такая уж великая любовь была – с глаз долой, из сердца вон. А ты как сомнамбула – не растормошишь тебя, так и просидишь целый день, глядя в стенку. Что он с тобой сделал? Приворожил, что ли? Не понимаю я такой слепой любви.
– Интересно ты рассуждаешь. Когда Юрка в поле уедет, последуешь своим советам? Махнешь хвостом и забудешь?
– Сравнила тоже. Во-первых, он мне по два раза на дню звонить будет и рассказывать о красотах природы, во-вторых, он вообще хочет на преподавание пойти – ради меня, между прочим, и, в-третьих, он вообще-то моя судьба. Не забыла, что гадалка мне сказала?
– Какая гадалка? – удивилась я.
– Здра-асте, – протянула подруга. – Та самая, к которой я после тебя ходила. И в свете того что она говорила… молчу-молчу, – подняла Наташка руки, взглянув на мое ошарашенное лицо, – а то опять поссоримся.
А я мучительно пыталась вспомнить, что же там такое с гадалкой? Дэн тоже упоминал о ней. Надо будет допросить подругу с пристрастием.
Каникулы все же состоялись, так как библиотека закрылась на летний ремонт и на работу мне предстояло выйти лишь осенью. В результате долгих боев с окружающими я капитулировала.
Еще одной причиной, по которой я откладывала возвращение домой, была встреча с родителями. Конечно же отец не стал скрывать от мамы, кого он обнаружил у меня вместо Наташки. И теперь я не знала, как себя вести. По телефону мама не высказывала претензий, но при личной встрече эта тема наверняка всплывет. А папа если и промолчит, то взглядом даст понять: «Я же предупреждал, чем дело кончится».
На деле все вышло по-другому. Родители не только не ругали и не упрекали, в их взглядах сквозил неприкрытый ужас. Неужели я правда так плохо выгляжу? Что одежда на мне болтается, замечала, конечно, но не придавала этому факту особого значения. Мама хлопотала вокруг меня как наседка, усаживала за стол по пять раз на дню, спроваживала на улицу с подружками при каждом удобном случае, повторяя, что нечего летом дома сидеть. А мне так хотелось тишины и покоя! Посидеть в своей комнате, перечитать любимые книжки, просто полежать на кровати, предаваясь воспоминаниям. Не тут-то было. На грусть и тоску мне не оставляли времени. Мама тормошила меня расспросами о городской жизни, папа быстро нашел тему для разговоров – родословная. «Я, помнится, кое-кому обещал, что помогу тебе в поисках и не дам раскиснуть в его отсутствие», – заявил он еще вначале. И потом рассказывал все, что помнил, перебирая старые фотографии и заставляя меня записывать, чтобы не забылось. Даже Сашка неодобрительно цокнул языком, поглядев на меня, и, хоть его самого дома целыми днями не было (как же, последнее свободное лето, в следующем году поступать), в краткие встречи то приносил кучу приветов, то заставлял слушать свою неумелую игру на гитаре и рок-исполнителей, коим подражал, на магнитофоне. А я говорила ему в свое время: «Иди учиться в музыкалку». Не захотел, теперь вот бренчит самоучкой.
Городок жил своей жизнью, меня узнавали на улицах, расспрашивали об учебе, женщины постарше непременно ахали, глядя на мой вид, и интересовались здоровьем. Школьные знакомые просто косились, а самые бесцеремонные передавали слухи, ходившие обо мне зимой. Одноклассницы звали на дискотеку, я отказывалась, а если начинали упорствовать, прямо заявляла, что в такой дыре делать нечего, учитывая местный контингент и повадки «напиться и забыться».
Одним жарким июльским днем Сашка вернулся подозрительно рано. С порога спросил у мамы, где я, и в обуви протопал до моей комнаты. Едва услышав: «Здрасте, теть Люда», я поняла, кого он привел. Только его мне и не хватало. Сунув нос в приоткрытую дверь, довольный братец сообщил: «К тебе тут Мишка пришел» – и поспешил ретироваться. Вошедший друг застыл на пороге и молча смотрел на меня. А в глазах – мамочка моя! – надежда, обида, даже злость. Но больше всего – жалости. И так мне неуютно стало от смеси этих чувств, что я невольно отвела взгляд и первой заговорила:
