Если я останусь - Форман Гейл (версия книг txt) 📗

— Приготовься помучиться завистью. Я только что добыл самый лучший костюм, — сказал он и расстегнул портплед. Внутри обнаружилась белоснежная рубашка с рюшами, бриджи и длинный шерстяной сюртук с галунами.

— Ты собираешься изображать Сайнфелда [20]в такой вычурной рубашке? — спросила я.

— Фи, Сайнфелд! И ты еще называешь себя классическим музыкантом. Я собираюсь изображать Моцарта. Погоди, ты еще туфли не видела, — он полез в сумку и вытащил громоздкие черные кожаные ботинки с металлическими полосками наверху.

— Миленько, — оценила я. — Кажется, у моей мамы есть похожие.

— Ты просто завидуешь, потому что у тебя такого классного костюма нет. И еще я надену чулки. Да, я настолько уверен в своей мужественности. А еще у меня есть парик.

— Где ты достал все это? — спросила я, щупая парик. Похоже, он был сделан из джута.

— В Интернете. Всего сотня баксов.

— Ты потратил сотню долларов на костюм для Хеллоуина?

Услышав слово «Хеллоуин», Тедди скатился по лестнице и, не обращая внимания на меня, вцепился в цепочку Адамова бумажника.

— Подожди, я сейчас! — крикнул он и убежал наверх, а через пару секунд вернулся с сумкой. — Это хороший костюм? Или я в нем буду как маленький? — возбужденно спросил Тедди, доставая вилы, пару накладных ушей, красный хвост и длинную красную пижаму.

— Ух. — Адам отшатнулся, сделав большие глаза, — этот костюм меня до чертиков пугает, а ведь ты его даже не надел.

— Правда? Ты не думаешь, что из-за пижамы все выглядит как-то тупо? Я не хочу, чтобы надо мной смеялись. — Тедди сурово сдвинул брови.

Я с усмешкой уставилась на Адама, который пытался сдержать улыбку.

— Красная пижама, вилы да еще настоящие дьявольские уши и хвост — в таком костюме никто не осмелится бросить тебе вызов, не рискуя навлечь на себя вечное проклятие, — уверил Тедди Адам.

Лицо Тедди расплылось в широкой улыбке, открывающей дыру на месте выпавшего переднего зуба.

— Мама тоже что-то такое сказала, но я просто хотел проверить — вдруг она это говорит, только чтобы я перестал приставать к ней с костюмом. Ты же поведешь меня на «сласти или напасти»? [21]— Теперь он переключился на меня.

— Как и каждый год, — ответила я. — Как же мне еще раздобыть конфет?

— Ты тоже пойдешь? — спросил братишка Адама.

— Этого я ни за что не пропущу.

Тедди развернулся на пятках и унесся вверх по лестнице. Адам повернулся ко мне.

— Тедди уже определился. А ты что наденешь?

— Ой, я не очень-то костюмная барышня.

Адам закатил глаза.

— Ну так стань ею. Это же наш первый общий Хеллоуин. У «Звездопада» в этот вечер большой концерт, костюмированный, и ты обещала пойти.

Я мысленно застонала. После шести месяцев с Адамом я уже привыкла, что в школе мы — странная парочка, нас называли Балдеж и Ботаника. И я начала более уверенно вести себя с музыкантами Адама, даже выучила несколько слов из рок-жаргона. Я могла не ударить в грязь лицом, когда Адам брал меня с собой в «Дом рока» — несуразное здание около университета, где жили остальные члены группы. Я даже участвовала в панк-роковых складчинных вечеринках группы, куда каждый приглашенный должен был принести из своего холодильника что-нибудь почти протухшее. Мы складывали все ингредиенты и творили из них нечто. Было и правда увлекательно придумывать, как превратить вегетарианский «говяжий» фарш, свеклу, сыр «фета» и абрикосы во что-то съедобное.

Но я по-прежнему ненавидела концерты — и себя, зато, что их ненавижу. В клубах вечно было накурено, от этого слезились глаза и воняла одежда. Динамики всегда настраивали так громко, что музыка орала и грохотала, отчего у меня в ушах так звенело, что тонкий пронзительный гул потом не давал заснуть. Я лежала в кровати, снова и снова проигрывая в уме неловкий и неприятный вечер, и чувствовала себя все хуже с каждым раундом.

— Только не говори мне, что ты даешь задний ход, — запротестовал Адам огорченно и раздраженно.

— А как быть с Тедди? Мы же пообещали взять его на «сласти или напасти»…

— Ну да, в пять часов. А на концерт нам нужно не раньше десяти. Я сомневаюсь, что даже Мастер Тед сможет выпрашивать сладости пять часов подряд. Так что отговорки у тебя нет. И лучше добудь себе хороший костюм, потому что я буду выглядеть обалденно — по меркам восемнадцатого века.

Адам ушел на работу, развозить пиццу, а у меня внутри все упало. Я поднялась к себе поработать над пьесой Дворжака, которую мне дала профессор Кристи, и обдумать то, что меня тревожило. Почему мне так не нравятся концерты? Потому ли, что «Звездопад» набирает популярность и я завидую? Или меня отталкивают постоянно растущие толпы девочек-фанаток? Это казалось вполне логичным объяснением, но было неверно.

После того как я поиграла минут десять, меня вдруг осенило: мое отвращение к концертам Адама никак не связано с музыкой, фанатками или завистью. Оно связано с сомнениями — с теми самыми глупыми сомнениями, что я не принадлежу к данному кругу. Я не чувствовала себя своей в семье, а теперь не чувствовала себя своей с Адамом, только в отличие от семьи, которая всегда была со мной, Адам выбрал меня сам, и этого я не понимала. Почему он влюбился в меня? Это было совершенно непостижимо. Я знала, что в первую очередь нас свела музыка: она поместила нас в одно пространство и мы смогли хоть немного узнать друг друга. И я знала, что Адаму нравится моя увлеченность музыкой. Также он оценил мое чувство юмора, «такое темное, что его почти не видно», — говорил он. Кстати о темном, я знала, что у него слабость к темноволосым девчонкам, потому что все его подружки были брюнетками. И я знала, что когда мы оставались наедине, то могли часами разговаривать или просто сидеть рядышком, читая каждый со своего айпода, и все равно чувствовать себя вместе. В голове я все это уместила, но сердцем по-прежнему не верила. Когда я была с Адамом, я чувствовала себя избранной, особенной, и это только больше заставляло меня недоумевать: «Почему я?»

И может быть, именно поэтому — пусть Адам с готовностью соглашался слушать симфонии Шуберта и ходил на все мои выступления, принося мои любимые звездчатые лилии, — я все равно лучше бы пошла к зубному, чем на его концерт. Это было ужасно неблагодарно с моей стороны. Я припомнила, как мама иногда говорила, если я чувствовала себя неуверенно: «Притворяйся, пока сама себе не поверишь». Проиграв пьесу три раза, я решила, что не только пойду на концерт, но и приложу на этот раз столько же сил, чтобы понять мир Адама, сколько приложил он для понимания моего.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала я маме тем же вечером после ужина, когда мы стояли бок о бок, моя посуду.

— Кажется, мы уже пришли к выводу, что я не сильна в тригонометрии. Может, попробуешь он-лайновые курсы?

— Не в математике. Кое в чем другом.

— Сделаю все, что смогу. Что тебе нужно?

— Совет. Кто самая крутая, жесткая, отпадная рокерша, какую ты можешь вспомнить?

— Дебби Харри, — моментально ответила мама.

— Спа…

— Еще не все, — перебила она меня. — Я же не могу назвать только одну, это прямо «выбор Софи» какой-то. Кэтлин Ханна. Патти Смит. Джоан Джетт. Кортни Лав, в своем безумном нигилистическом стиле. Люсинда Вильямс — пусть она и кантри, но жесткая, как гвоздь. Да, еще Ким Гордон из «Соник юс» — полтинник скоро, а она все скачет по сцене. Старушка Кэт Пауэр, конечно. И Джоан Арматрейдинг. А что, это у тебя задание по обществознанию такое?

— Вроде того, — ответила я, обтирая щербатую тарелку. — Это для Хеллоуина.

Мама в восторге хлопнула мыльными ладонями.

— Ты хочешь сыграть одного из нас?

— Ну да. Ты мне поможешь?

Мама отпросилась с работы пораньше, чтобы мы смогли прочесать магазинчики винтажной одежды. Она решила, что надо искать стилизацию рокерского прикида, а не пытаться скопировать какую-нибудь конкретную звезду. Мы купили облегающие штаны из «ящеричной кожи». И еще блондинистый стриженый парик с челкой до глаз, а-ля Дебби Харри начала восьмидесятых, на котором мама подкрасила ярко-розовой краской несколько прядок. Из аксессуаров мы выбрали черную кожаную ленту на одно запястье и чуть не две дюжины серебряных браслетов на другое. Мама откопала свою собственную старую футболку «Соник юс», предупредив меня не снимать ее, а то кто-нибудь стащит и продаст в Интернете за пару сотен баксов, и черные остроносые кожаные ботинки с шипами, в которых была на свадьбе.