Бесконечность - Уорд Рейчел (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
— Неужели вы с Адамом не играли в эту игру? Чей это носик? Чьи это ушки?
— Нет, — обрываю ее. — Мы не играем в игры.
Вероятно, она просекла, что к чему, но решила пока не развивать эту тему.
— А что скажете о ее способностях? Для своих двух лет она очень хорошо говорит. Кроме того, насколько я знаю, вы — художница. Как у Мии с рисованием? Расскажите.
Художница. Я почти забыла о том, что когда-то умела и любила рисовать. За прошедшие два года я не брала в руки ни карандаша, ни кисти, ни даже уголька.
— Вы ведь нарисовали на стене свое видение Хаоса, так? Сильная работа.
Еще одна тема, которую я меньше всего хотела бы мусолить. Мои сны, мои кошмары — лучше о них не вспоминать. Не хочу, чтобы кто-то копался у меня в голове.
— Как тот образ явился вам, Сара? Откуда вы узнали о том, что произойдет?
— Это было два года назад. Зачем вспоминать?
Она кладет папку на стол перед собой. Я пытаюсь прочесть, что там написано, но она убирает папку из моего поля зрения.
— Но это же поразительно, Сара. Вы видели будущее. Вы смогли выразить увиденное. Откуда пришло то видение?
— Ниоткуда.
— Перестаньте. Оно наверняка откуда-то пришло, вы не могли взять и выдумать его.
Зараза. Что ж, раз она так, то пусть получает.
— Почему не могла? Из головы — вот откуда я взяла ту картину.
С вызовом смотрю ей прямо в глаза. Она сидит на краешке дивана, подавшись вперед.
— Вам снился сон?
— Да. Один и тот же, много раз. Каждую ночь.
— Вы видели Адама и Мию, город в руинах и горящие здания?
— Да. Да. Именно. Но больше этот сон мне не снится. Перестал.
— Что вам снится теперь, Сара?
— Ничего. Я перестала видеть сны.
Я потеряла Мию в этом холодном и безлюдном месте. Я выкрикиваю ее имя…
— Вам вообще не снятся сны?
— Именно.
— А Мия? Ей снятся такого рода сны? Как вам кажется?
— Никак. Она — моя дочь, вот и все.
Пусть этот тягостный разговор закончится.
— Что она видит, как вы думаете? Она видит числа, даты смерти, как ее отец, или визуальные образы, как вы?
Поднимаю Мию с пола и усаживаю себе на колени. Она по-прежнему вертит в руках куклу.
— Ничего. Она просто ребенок.
Марион улыбается, но только губами. Глаза у нее холодные и пристальные.
— Не просто ребенок, Сара. Ей уже два года. Она может ходить и говорить. Давайте посмотрим, а? Может быть, она согласится что-нибудь нарисовать для нас.
Она встает и обходит вокруг журнального столика.
— Не трогайте ее, — прошу я.
Ситуация выходит из-под контроля. С вопросами о себе я еще справлюсь, но, если Мии будут давать задания, это совсем другое дело. Это опасно.
— Я ее не трогаю.
— Вы понимаете, о чем я.
— Давайте дадим ей вот это.
Марион открывает тумбочку и достает стопку листов бумаги и восковые мелки.
— Мия, — говорит она, — можешь выбрать какой-нибудь симпатичный цвет и нарисовать для меня картинку?
Мия смотрит на нее, корчит рожицу и утыкается лицом мне в плечо. Она все еще не простила Марион за вчерашнее.
Нисколько не смутившись, Марион кладет мелки и бумагу на пол. Несколько секунд Мия искоса разглядывает их. Я вижу, что она заинтересовалась. Мия слезает с моих колен и опускается на пол рядом с мелками. Никем не понукаемая, она хватает синий мелок, низко-низко склоняется над бумагой и начинает водить по ней мелком. Сначала неуверенно, потом все более осмысленно. Я не хотела, чтобы ее заставляли рисовать, но не могу оторвать взгляда. Марион напряженно всматривается в рисунок, заглядывая через плечо Мии.
На протяжении минуты Мия осторожно выводит на бумаге линии и очертания. Подержав некоторое время мелок в кулаке, она перехватывает его и теперь держит его между большим и указательным пальцами.
— Удивительно, — говорит Марион, — девочке ведь всего два года. Видимо, талант ей передался от вас.
— Она никогда не видела, как я рисую, — отвечаю я и только затем понимаю, что так оно и есть на самом деле.
На мгновение меня охватывает тоска по той части меня самой, которую я потеряла, и по детству, которого не было у Мии.
— Скорее всего, это врожденное, — говорит Марион. — Просто есть, и все. А у нее это есть, вы согласны?
Она что-то строчит в своих записях, затем поднимает голову и опять пялится на Мию, отчаянно стараясь ничего не упустить.
Я не вполне понимаю, что она рисует, но это явно что-то конкретное. Что-то, имеющее форму картофелины, от которой отходит несколько линий. Затем она удивляет меня еще больше. Посмотрев на мелки в пластмассовом футляре, откладывает синий и выбирает розовый. Обводит им вокруг синего пятна. Откладывает розовый и берет красный. Рядом с первой фигурой рисует еще одну.
Я опускаюсь на пол рядом с ней. Ее рисунок гипнотизирует меня.
— Это прекрасно, Мия, — говорю. — Что ты рисуешь?
Она согнулась над листом бумаги, высунув кончик языка.
— Рисует, — говорит она. — Ми рисует.
— Я знаю, — говорю. — Очень красиво. А что это?
Она усаживается на пятки и указывает на свой рисунок:
— Мама и папа.
Я — сине-розовая картофелина; Адам — красная.
По спине пробегает холодок.
Она видит нас как цвета.
Точно так же, как бабушка Адама.
При нашей первой встрече Вэл описала мою ауру, ту цветовую дымку, которая окружает меня. Я слышу ее голос, резкий и скрипучий: «Сиреневый, естественно, и еще темно-синий. И все залито розовым».
Я смотрю на дочь, а она поворачивается и улыбается мне, гордясь своей работой. Я улыбаюсь ей в ответ.
— А как же Марти и Люк?
Когда я произношу их имена, в горле встает комок. Последний раз, когда я видела братьев, Люк прижимал ладони к разбитому лицу, а Марти плакал.
Мия берет другие мелки и рисует еще две картофелины; одна зеленая с желтым, другая оранжевая.
Если бы Адам был здесь, то он видел бы ее число, но мне ни к чему видеть его. Я и так знаю.
2022054.
И у нее не просто число Вэл.
У нее дар Вэл.
Адам
— В последний раз спрашиваю: что ты видишь, когда смотришь мне в глаза?
Смотрю на Ньюсама, на его приплюснутое лицо, вижу смерть в его глазах. Рядом с ним Савл. «Не спрашивайте меня, что я вижу в глазах Савла, — я не смогу описать это словами».
— Я вижу число.
Это правда. Это ответ на его вопрос, но мне становится тревожно, когда я произношу эти слова.
«Не говори, Адам. Никогда не говори».
— Что означает это число?
— Дату вашей смерти.
Это опять правда, но почему у меня возникает ощущение, что я поступаю неправильно?
— Какое у меня число?
Молчу.
— Какое у меня число? — повторяет он.
«Не говори, Адам. Никогда не говори».
— Я не говорю людям их числа, — отвечаю, вторя голосу, что раздается у меня в голове. — Это неправильно.
— Но я прошу тебя сказать. Какое у меня число?
— Вы что, не слышали? Я не говорю людям их числа.
— Адам, ты делаешь это ради Сары, помнишь? — вступает Савл. — Не бойся, скажи. Ты поступаешь правильно.
— Как думаешь, ты — единственный человек, способный видеть числа? — заводит свое Ньюсам.
— Нет. Не знаю. Может быть, другие тоже умеют. Я не в курсе.
— Ты прав. Другие люди их тоже видят. Другие люди называют числа и поступают правильно.
Правду ли он говорит, не разберешь. Не исключено, что просто пытается развязать мне язык.
— Какое у меня число?
Меня чуть наизнанку не выворачивает. Ну что они никак не отвяжутся, в самом деле? Ремни сдавливают тело, я кручусь и изворачиваюсь. Я пошел им навстречу ради Сары и знаю, что у меня нет выбора… и все же я чувствую, что поступаю неправильно.
— Я не хочу этого говорить.
— Просто назови его.
Он навис надо мной и дышит мне прямо в лицо.
— Не хочу.
— Говори.
— Не могу.
Я хочу, чтобы он отодвинулся, но он не делает и шагу назад. Капля его слюны шлепается мне на щеку.