Мост (ЛП) - Андрижески Дж. С. (книги полностью txt) 📗
Поскольку они лишь недавно переделали данную комнату, здесь также сохранялось больше впитавшейся убогости, казавшейся Джону скорее наследием самопоселенцев и мародёров, которые обитали в доме перед их прибытием. Джон видел более очевидные признаки их пребывания здесь в виде дыр в коврах, следов дыма, подпалин на подлокотнике дивана, а также в подростковой надписи зелёной краской из баллончика прямо поверх оригинала масляной картины. А на подпалённой тёмно-коричневой стене, прямо возле каменного камина, выделялся жёлтый смайлик, тоже нарисованный из баллончика.
Но на самом деле урон был минимальным.
Хотя Джон знал, что про остальные дома на улице нельзя сказать то же самое.
Он лично осматривал некоторые из них, помогал переносить мебель, обустраивать спальни и некое подобие жилища для размещения членов группы. Большая часть этих мер требовалась для обустройства жилья местных видящих, которые перебрались к ним, как только узнали, что Ревик основался в городе.
Джон не знал, то ли они перебрались поближе к Мечу по религиозным причинам, то ли в надежде, что он может защитить их от зачисток видящих, которые до сих пор периодически случались в других районах Сан-Франциско. В любом случае, складывалось такое ощущение, что они создали свой город в пределах города — миниатюрную Мекку видящих на западном побережье, где есть автоматы и вооружённые патрули.
Джораг и Ниила уже предупреждали Джона, чтобы он не покидал пределы их «территории» из соображений безопасности. В частности, ему сказали никогда не ходить в Мишн-дистрикт, но и Чайна-таун тоже находился под запретом, вместе с большей частью Пасифик-Хайтс и Норд-Бич, а также Марина-дистрикт. Центр Сан-Франциско и район Тендерлойн даже не обсуждались и, по словам Гаренше, были настолько опасны, что даже большинство конкурирующих банд туда не совалось.
Ревик выразился более прямолинейно и детально.
Он разложил карту на столе из красного дерева и отметил границы их присвоенной территории. Показывая на различные перекрёстки, он сказал Джону не пересекать Филмор-стрит на восток, Гири на север, Оук на юг, и Станьян на запад, даже если он будет вооружён до зубов. По словам Ревика, он заключил сделки с человеческими бандами, которые заправляли этими районами, и они будут иметь полное право стрелять, если Джон или кто-то другой пересечёт эти границы, не получив прямого разрешения.
По словам Ревика, разрешение требовало платежа.
В той или иной форме.
Ревик также сказал Джону, что он вправе пристрелить любого, кто ступит на территорию видящих. Джон не стал спрашивать у Ревика, считать это приказом или нет.
Подумав об этом теперь, Джон взглянул на угловатое лицо своего зятя.
Он отрешённо наблюдал, как Гаренше и Локи продолжают готовить его для прыжка. Время от времени он также наблюдал за ладонями Ревика, пока элерианец жестами общался с вторичным техником (кажется, по имени Кандеш), чтобы тот записывал всё происходящее, как только они начнут, включая любые Барьерные отпечатки.
Джон заметил, что в последнее время Ревик пользовался языком жестов.
Раньше они шутили о молчаливости Ревика — он, Элли, Врег и все остальные, кто знал Ревика достаточно хорошо, чтобы подшучивать над ним из-за его выразительного молчания.
За последние месяцы Ревик вывел эту молчаливость на совершенно новый уровень. Может, это было не такое выразительное молчание, но оно определённо стало более частым. Более того, молчание в присутствии Ревика временами становилось болезненным, хотя бы из-за своей абсолютной непроницаемости.
Он редко задерживался в комнате после завершения работы, так что никто не успевал докопаться до него по поводу этого молчания. На самом деле, даже встретиться с ним взглядом становилось сложно, если только сам Ревик не хотел чего-то конкретного.
Джон пытался, конечно.
Он знал, что пытался не только он.
Он видел, как пробовал Врег, и Балидор тоже.
Он видел, как пытался Джораг, и даже Гаренше — и Чандрэ, пока она ещё была здесь.
От других Джон слышал, что Тарси время от времени звонила из Нью-Йорка — преимущественно для того, чтобы припереть к стенке своего племянника. Возможно, Тарси была единственной из ныне живущих, с кем Ревик откладывал свои дела настолько, чтобы хоть притвориться, что он слушает. Он всё ещё питал то старомодное уважение к старшим, и, видимо, ему не хватало решимости откровенно послать свою биологическую тётю.
И всё же Джону было предельно ясно, что Ревик не собирался по-настоящему открываться кому-либо из них, включая Тарси.
Джон даже видел, что Юми несколько раз крутилась возле него, пыталась найти к нему подход, хотя, если честно, она умудрилась приблизиться к нему лишь в те разы, когда Ревик был заметно пьян.
В любом случае, Джон сильно подозревал, что эту задачу Юми поручил Балидор.
В последний раз Джон стал свидетелем одной из таких попыток в баре в чёрном доме на Хейес-стрит. Вообще Джон заметил, что видящие, похоже, всегда находили бар, и неважно, какими бы удручающими или маловероятными были обстоятельства. В этот раз бар представлял собой комнату отдыха, организованную в подвале одного из домов, который служил неким подобием отеля для видящих.
Джон помнил, что Элли нравился этот дом, когда она сама жила на Филмор.
Может, Ревик даже знал об этом, поскольку он сам выбрал место.
Однако, как бы ни было выбрано это помещение, горстка видящих (в основном беженцы из Сан-Франциско, которых люди Врега собрали за последние несколько месяцев) взяли на себя смелость переделать это в место для отдыха в нерабочие часы. Сообща они как-то нашли в их части города достаточно оставшихся ликёро-водочных магазинов и баров, чтобы поддерживать запасы в их личном баре.
Теперь добывать припасы стало намного легче, потому что Врег достал несколько бронированных автомобилей и нанял инженеров «Арк Энтерпрайзес», которые переделали их, чтобы машины работали на каком-то сочетании солнечной энергии и двигателе сгорания с органическим компонентом, подпитываемым морской водой.
Джон не переставал изумляться тому, что видящие умели делать или придумывали экспромтом, когда дело касалось адаптации к обстоятельствам, в которых многие люди шатались бы голодными, холодными и не сумели бы приспособиться.
С другой стороны, видящие больше сотни лет прожили на окраине человеческого общества. Может, из-за этого скудность в целом не так пугала их.
Даже Ревика время от времени можно было затащить в бар.
Бар предоставлял редкий шанс подобраться к нему поближе, пока Ревик не работал… хотя, честно говоря, Джон сомневался, что он не работает даже там. Ревик редко разговаривал с кем-то в баре, и его часто видели сидящим в одиночестве, рисующим на салфетке либо смотрящим в пустоту сосредоточенным взглядом прозрачных глаз.
Большинство видящих и людей оставляли его в покое.
Они обходили его стороной — может, инстинктивно, а может из чувства иерархии, присущего всем военным видящим.
Но время от времени кто-то подходил к нему.
Одной из таких пытавшихся была Юми.
Джон наблюдал, как она это сделала. Он был странно очарован тем, как она попробовала подойти к Ревику, хоть её подход и заставил его невольно напрячься.
Как выяснилось, ему не стоило утруждать себя какой-либо реакцией.
Даже не посмотрев на неё, Ревик засунул во внутренний карман куртки пачку бумаг, на которых он писал. Затем он схватил за горло бутылку, из которой подливал себе в стакан, и направился прямиком к выходу, держа полупустой бокал двумя пальцами той же руки. Он даже не потрудился объяснить свои действия уклончивым жестом руки и тем более непосредственными словами.
Он не выглядел рассерженным.
По большей части он казался просто пустым — во всяком случае, с точки зрения Джона.
Может, пустым и почти озадаченным, словно Юми и остальные были кусочками мозаики, которые передвигались, пока он работал — и он ещё не выяснил, как отключить эту надоедливую суету, когда ему не нужен был кто-то конкретный.
