Легенды о проклятых. Обреченные (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (читать хорошую книгу .txt) 📗
Я видел темнеющие башни храма, мое зрение отличалось от человеческого, я даже различал трепыхание вечного пламени. Когда-то я бывал на церемонии зажжения жертвенного огня, устраиваемого каждый год за стенами Астры. Меиды обороняли храм в момент празднеств. Я посмотрел на небо, затянутое низкими мясистыми тучами с рваными черными краями, чувствуя, как внутри шевельнулся зверь в предвкушении новой луны. Скоро он получит свою долгожданную свободу. Цитадель погрузилась в сон, стихли пьяные крики моих воинов, а кое-где потрескивал огонь в догорающих домах лассаров. Внизу царил хаос смерти и страданий. Такова цена войны. Мы не тронули бедняков и рабов, которые были провозглашены свободными, едва я объявил себя господином этих земель и назначил коменданта Цитадели, но мы не пощадили никого из десов. И я равнодушно смотрел на то, как уносят растерзанных знатных женщин с площади и складывают тела умерших под моими одичавшими солдатами у сожженного здания храма. По крайней мере им есть кого хоронить. Не оправдание — скорее, зависть. Я бы отрубил по одному пальцу за возможность предать земле своих близких. Да что там, хотя бы за возможность найти их останки. Я до сих пор не знаю, в какой братской могиле лежит моя мать и не разбросаны ли ее кости по долинам Валласа. С угрызениями совести в бой не идут и земли не завоевывают. Я давно забыл, что это такое, а может, и вовсе не знал. Кровь за кровь. Только так упокоятся души невинных убиенных Одом Первым, отмщенные мною и моей сестрой. Я слишком долго ждал этих мгновений, чтобы сейчас задумываться о цене, которую пришлось принести на алтарь моего возмездия. Рубил, резал, колол, умываясь лассарской кровью, и возрождался заново.
"— Он зверь, Дали. Ты ведь обещала, что женщин пощадят. Ты поклялась мне.
— Они не согласились преклонить колени и признать его своим велиаром.
— Чем он лучше тогда Ода Первого? Чем?
— Ничем. Я не лучше его. Я хуже.
Вцепившись взглядом в девку своей сестры, чувствуя, как раздражение заполняет до краев.
— Они сложили оружие и позволили взять себя в плен. Зачем? — причитала она у тел мертвых изнасилованных женщин.
— Мои люди похоронили своих матерей, жен и сестер. Не мне рассказывать им, как мстить за смерть своих близких. Мы не тронули детей и стариков. Этого достаточно.
— А двенадцатилетние и тринадцатилетние девочки разве не дети?
— Моя мать родила меня в этом возрасте, — повернулся к Дали, — успокой свою…свою женщину, сестра. Мы на войне, а не на светских приемах, к которым она привыкла. На войне убивают и насилуют. И впредь, если решишь бросать обвинения, бросай их мне в лицо, Лориэль дес Туарн. Не бойся, тебя за это не покарают.
— Неужели? — карие глаза девчонки сверкнули, — Я ведь тоже — знать лассарская. Может, отдашь меня на забаву своим людям?
— Пока не надоешь моей сестре, ты в безопасности.
Ухмыльнулся я ее дерзости и в то же время восхитился, она мне напомнила мою девочку-смерть в моменты ярости. Бесстрашная и глупая в этом бесстрашии.
— Рейн, — голос Дали звенел от злости, но мне было плевать.
— Дали".
Это была еще одна причина, по которой Дали решила ехать сама, мы все еще не могли поладить из-за двух лассарок.
Снова поднимался ветер он путался в моих волосах и в складках длинного плаща, гудел в кольях с нанизанными мертвецами-гирляндами, украсившими дорогу от цитадели. Волк беспокойно дернулся внутри, и я вместе с ним уловил ее запах, смешанный с ароматом снега и промерзшей земли. А потом меня накрыло дикой тоской, и я впился в рукоять меча двумя руками. Все тело пронизало волной отчаянной боли. Она наполняла все мое тело. Вибрируя от затылка. Вдоль позвоночника, растекаясь в конечности и по ребрам, охватывая сердце ледяными тисками. Я словно услышал ее плач моим именем. Тряхнул головой и впился взглядом в башни Храма, напрягая зрение и слух до самых пределов возможного, позволяя зверю взять власть над моим разумом. Тело пронизало тысячами ядовитых иголок. Теперь я слышал ее голос. Не мог разобрать слов, но она меня звала, и я готов был поклясться, что слышу, как она плачет, как срывается с ее губ молитва, в которую черными нитями вплетается мое имя. Ей страшно и больно.
На горизонте занимается заря, а я прислушиваюсь к звукам и запахам в Астре, напрягаясь до такой степени, что по моему телу градом стекает пот, и я чувствую, как струится из носа и из ушей кровь. Я еще не понимаю, что там происходит, но нервные окончания натягиваются до треска. И чем светлее становится полоса горизонта, тем отчетливей я слышу молитву ее голосом…и зверь жалобно взвыл внутри, уловив прощальные нотки. Какого Саанана там происходит? О чем ты поешь, маалан? В дикое волнение вплетаются нити цвета ее волос, нити надежды, что обо мне плачет, что по мне тоскует в келье своей, меня зовет. Жалкий идиот, так отчаянно желающий верить в лживую любовь лассарской велиарии, которая только и умела врать да проклинать. Любила бы — не сбежала б от тебя.
"Все не такое, каким кажется, Даал". И я закрываю глаза, прислушиваясь к звуку ее голоса, звенящему на фоне завывающего ветра и шуршания снега. Обрывки фраз обжигают мозги кипятком, и волк начинает метаться в темнице из моего тела, он рвется на волю, чтобы спрыгнуть со стены и мчаться на запах своей самки, ему плевать на все. И на мою ярость, на мои клятвы мести, на мою гордость. Зверь хочет вдыхать ее запах и тыкаться мордой в ее руки, как жалкая псина, готовая сдохнуть за свою хозяйку, и его порывы намного сильнее моих. Он предан ей, невзирая на то, что предан ею. Ведь человеческая любовь не стоит и ломаного гроша по сравнению с обожанием волка. Затрещали кости, но я огромным усилием воли подавил порыв обратиться, продолжая слушать жадно и голодно все еще доносящиеся издалека невнятны слова и мольбы о прощении. Пока не уловил, как изменился вдруг запах ниады, как вспыхнули в нем оттенки страха и паники и не примешался к ним запах дыма с костра. Она повторяла одни и те же слова: "казнь" и "смерть". Все чаще и чаще. Внутри все сжалось и резко распрямилось, как натянутая струна арфы. Волк в ужасе ощетинился и прижал уши, а я с дрожью во всем теле старался услышать, что происходит на расстоянии двух лун от меня. Понимание хлестануло ударом плетью по обнажившимся нервам, и все струны терпения лопнули разом.
Данат. Сука. Данааааат, мать твою, проклятая тварь я буду рвать тебя клыками, если тронешь ее. Я сожру тебя живьем, и ты будешь молить своего Иллина о скорой смерти, если хотя бы один волосок на ее голове упадет в проклятый снег твоего Нахадаса. Ты будешь жрать свои собственные кишки на глазах у всех твоих астрелей.
Спрыгнул со стены вниз, приземлившись аккурат возле одного из дозорных, и тот шумно втянул в себя воздух, глядя на меня расширенными в суеверном ужасе глазами, поднял голову на стену и снова посмотрел на меня. А я бросился на постоялый двор, поднял за шиворот Саяра с тюфяка и прорычал ему в лицо:
— Труби в горн, Саяр. Поднимай людей. Мы идем на Храм сейчас. Ищи проводника, чтобы указал иную дорогу в горы. Мне нужно быть там менее чем за сутки.
— Сущее безумие. Воины не оправились от битвы. У нас много раненых. Люди утомлены тяжелой дорогой.
— Мои люди — воины. Пусть встают за моей спиной и идут за мной в бой. Поднимай даже раненых. Суку Сивар с собой тащи — пригодится. У меня нет времени. Нет даже минуты.
— Из-за нее, да? Опять из-за нее?
— Не твое дело. Мое личное больше тебя не касается. Ни одного вопроса, иначе отправишься прямиком к Саанану в пасть, Саяр. Ты все еще виноват передо мной и лишь благодаря моей хорошей памяти о твоих былых заслугах ты все еще жив. Заслужи свое прощение кровью.
— Разве я не…
— Нет. Я решаю, сколько этой крови потребуется, чтобы я смог забыть о том, что ты сделал. Выполняй приказ своего даса, командор, пока я не передумал и не поручил это кому-то другому.
Саяр тут же выпрямил спину и стиснул сильно челюсти, его дыхание участилось. Я только что вернул ему военное звание, которого лишил еще до последней кампании. Он рухнул на колени, прижимаясь губами к полам моего плаща.
