У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем! (СИ) - Гусейнова Ольга (книги полностью .TXT) 📗
Я окликнула возничего:
— Ата Вит, почему остановились, мы же мало проехали, вроде?
— Похоже на то, что о нашем обозе только глухой да ленивый не знает. Вот и пользуются, лиходеи… Сейчас разузнаю.
Я резко села, испуганно прижав руки к груди:
— Опять напали?! — сердце у меня понеслось вскачь.
— Маманя! — сипло со сна, совсем не по-женски «пискнула» Глаша, подтаскивая к себе шкуры, явно намереваясь, как и я давеча, зарыться поглубже со страху.
— «Маманя»… — передразнил ее Вит. Затем отогнул полог, посмотрел на нас обеих с укоризной, мол, эх вы, трусихи. Усмехнулся и пояснил, видно сжалившись: — В паре верст отседова клан шакалов обретается, небольшой клан, но князюшка наш никого своим высоким вниманием не обделил. Поверенный его светлости утречком вперед обоза ускакал, а сейчас вернулся, заодно еще телегу привез с данью от шакалов и девицу тоже.
Глаша мигом выпросталась из шкур и недовольно прошепелявила:
— Принесла нелегкая лишнюю бабу. Если она на моего оцелота лапу наложит, я ей все космы повыдергаю…
— Лу Глафирия, вы уж определитесь, кто вам важнее: цельный князь или его служака-поверенный? — привычно потешался наш возница.
Гиена ухмыльнулась хитро, отчего одинокий нижний клык смешно вылез наружу, а рот перекосило:
— Дедуня сказал, что гарем — это срамота, а вот маманя считает, что третий не лишний, а про запас. А женщина всегда права…
— Маманя, значится, сказала? — мрачно перебил дочь чересчур предприимчивой родительницы Вит.
— А то как же, маманя! — хвалилась Глаша. — Она баба толковая, не по годам. Особенно когда спит клыками к стенке.
— А это кто…
— Папаня! Это он любя говорит, потому как запросто так никого нахваливать не будет, значит — точно умная.
Старый Вит, хмыкнув, подыграл Глаше:
— Повезло твоему папке с женою. Прямо как мне с моей ненаглядной.
Тут уже я не выдержала, захихикала. Но наше немудреное развлечение длилось не долго. Раздался звук приближающихся к кибитке шагов, затем, распахнув полог, на нас уставился Маран:
— Лу Савери, лу Глафир… ия, принимайте попутчицу. Эта лу из клана шакалов Призрачный хвост вместе с нами на смотрины к князю едет.
При этом Маран клацнул зубами и по-волчьи зло блеснул глазами, сдерживая бешенство. Но девицу-шакала в кибитку подсадил бережно и вежливо. Следом за ней со всего маху шмякнул на пол два туго набитых кожаных баула. Понятно почему: перед нами, сразу ошарашено замолчавшими, в замешательстве мялась тоненькая девчонка-веточка лет четырнадцати, не более. В таком же, как на мне, плате малолетки, в теплой стеганой черной душегрее поверх новехонького синенького сарафанчика, расшитого по подолу ромашками, в ладных, хоть и не новых, начищенных сапожках.
Девчушка зыркнула по сторонам, оценивая навязанную компанию, вымученно улыбнулась, показав маленькие белые клыки, тонкими пальчиками нервно поправила плат на щеках и широкую, белую, шелковую ленту, закрепляющую его на голове. Уши, прижатые к макушке, выдали ее волнение и страх — остроконечные, мохнатые, по краешкам рыженькие, с серой полоской по середине. Видимо, и сама девочка двухцветная. Мы с Глашей и Витом потянули носами, знакомясь с запахом слишком молоденькой невесты и удивленно выдохнули: девочка-шакаленок только вошла в пору созревания — женский аромат едва-едва проявился.
— Это чего творится на белом свете-то?.. — у Вита от возмущения голос пропал, дыхание перехватило. — Детей уже на смотрины посылают.
— Мне уже пятнадцать, — попыталась оправдаться девочка, но вышло у нее плохо.
— А других не было что ли? Постарше? — посочувствовала я.
— У нас маленький клан, остальные все замужние или просватанные. Я одна подошла…
— Садись детка, в ногах правды нет, — Вит по-отечески приветливо указал на ковер рядом с Глашей, и шакаленок, немного потоптавшись, села между нами.
— Меня можешь звать Глафирией, а это Савери, — встрепенулась гиена, исковеркав мое имя: ну никак у нее «с» не получалось. — Назовись и ты, коли вместе едем.
— Марийка, — тихо ответила девочка, исподлобья разглядывая нас карими, широко распахнутыми глазами.
Плат мешал рассмотреть ее, но хорошенький курносый носик и четко очерченные пухлые губки выдавали вполне симпатичное личико.
— Сегодня хороший день, — прошепелявила Глаша, вальяжно откидываясь на борт телеги.
— Это почему? — искренне удивилась Марийка.
Мне тоже стало любопытно: почему?
Глаша снова самодовольно хмыкнула и заявила:
— Скоро я стану богатая и любимая. И князь почти мой и ата Роман… может быть.
Вит, отвернулся и скомандовал лошадям «Но!», при этом слегка согнувшись, затрясся. Смеется, конечно. Я бы тоже повеселилась с ним, но правила гостеприимства требовали разговор поддержать, как и шакаленка с круглыми, изумленными глазами, поэтому серьезно спросила у самонадеянной гиены:
— Ого, Глаш, значит, в выборе князя ты уже не сомневаешься?
— Ну какие из вас соперницы? Тоже мне… — поморщилась она и с нескрываемым высокомерием добавила: — Вы ж еще малолетки совсем. Так, ни рыба ни мясо. Не чета нам, настоящим бабам!
Марийка быстро обернулась, осмотрела меня с ног до головы и удивленно приподняла темные брови.
— Мне двадцать три уже, Глаш, — вяло возразила я, сказав о своем возрасте больше для нашей новенькой, — ненамного ты старше. И учти, помимо нас ко Двору еще много девиц прибудет.
— Я очень надеюсь! — невольно выдала свои страхи и чаяния Марийка. Выходить замуж за князя она, как мне показалось, не горит желанием.
Гиена хмуро посмотрела на меня, потом, отмахнувшись, заявила:
— Врешь! Ты ж не пахнешь совсем!
Марийка резко повернулась ко мне и повела носом, принюхиваясь. Напрасно она пыталась уловить мой аромат. Потом о чем-то задумалась, уткнувшись взглядом в сжатые на коленях руки.
— Может к смотринам и проклюнется мой аромат, — расплывчато пояснила я.
— Не проклюнется, лу Савери, не беспокойтесь, — не оборачиваясь, мрачно буркнул Вит.
Марийка покосилась на спину возничего, затем внимательно посмотрела мне в лицо. Такое впечатление, что ребенок она только с виду, а вот в глазах совсем не детский, сметливый, цепкий ум, хитринка… С этой «деткой» лучше быть настороже. Хотя, кому на Зеленой не известно, что любой шакал с детства непрост? Среди этих проныр нередко встречаются воришки, жулики и тому подобные скользкие личности.
— За мной еще огромное приданое дают: целых четыре телеги рыбы и солонины. А за вами, что князю светит? — хмуро заявила Глаша, обеспокоившись своим будущим.
— Ковры да золото, — хохотнул Вит, ему прямо-таки особое удовольствие доставляет поддразнивать глупенькую гиену.
— А за мной телегу дорогих тканей, — почему-то устало и безрадостно ответила Марийка.
— Золото и ткань — это хорошее приданное, куда уж лучше, — угрюмо признала Глаша. Помолчала чуть-чуть и поделилась новостями: — У нас вот давеча на южных купцов кто-то напал, когда те рекой шли. Говорили, ткани везли на север продавать. Так там, по слухам, много всего было: и сукна, и даже шелков, а теперь купцы те с носом остались. Да и суденышко то грабители на мель посадили, его потом папа с мужиками помогал с мели снимать. А то перекрыли проход, целый затор устроили…
— Значит ткани, говорите, лу Глафирия?.. — задумчиво проскрипел Вит, при этом, наконец, обернувшись на Марийку.
Девочка сжалась под всезнающим взглядом много чего повидавшего старика, как если бы попалась на чем-то, но ее голосок прозвучал на диво спокойно, безмятежно:
— Ага, ходили такие слухи. Мы ниже по течению реки живем, так что новости мимо нас не проходят.
— Ну да, ну да, — по обыкновению «согласился» Вит. А затем поинтересовался: — Лу Марийка, а что же старшие в Призрачном хвосте говорят? Что думают о теперешней жизни? И верно, вам тоже сильно досталось во время войны?
Девочка хотела было, видимо по привычке, ноги к груди прижать, обняв их руками, но кибитку бросало из стороны в сторону и, завалившись на очередном ухабе, она, раздраженно фыркнув, уселась, как и мы. Неуверенно, опасаясь, что одернут, постелила под зад и под спину шкуру и привалилась к бортику. Мы терпеливо ждали ее рассказ, даже разговорчивая Глаша помалкивала.
