Метка рода (СИ) - Богатова Властелина (электронная книга TXT) 📗
— Кто это? — спросила Вейя, уж догадываясь где-то в глубине обо всём сама, да почему-то не слишком верила или не хотела верить собственному чутью, что хазарич этот и не таким простым воином был в кагановской дружине, раз за ним его соратники по оружию последовали к шатру князя верной охраной.
— Младший сын кагана Ибайзара Тамир, — буркнул гридень, явно не шибко радуясь степному вождю, примкнувшему к княжескому отряду.
Глава 24
Вейя сглотнула сухо — потянувшийся от костров дым полез в глотку.
— Там палатки ставят, ступай туда, — указал гридень, — лошадь твоя стрелой убита, вещи найдёшь вон в том возу, — вновь указал в средину становища Земко.
— Хорошо, — ответила Вейя, уже решая поскорее уйти к своим поближе.
Земко к шатру направился, а Вейя поспешила уйти оттуда, где её и не должно быть, пытаясь хоть как-то разогнать муть внутри. И хорошо, что узнала, кто из степняков самым главный будет — подальше теперь нужно держаться. И откуда такие тревоги берутся, Вейя и сама толком не понимала, но вспоминала слова Доброрады, как упреждала она её о чужаке по крови и земле. Невольно и поверишь, да только, видимо, волхва припугнула малость, чтоб Вейя осторожней была. Что ей сделается, коли под опекой князя? И вот уж кого избегать приходилось, так это сотника.
Отыскать свои вещи в поклажах одной у Вейи не получилось бы, если бы не подсобил Воепа, перевернув целую кипу связок, что навалили мужи абы как, лишь бы поскорее всё собрать и сложить, пока ночь не опустилась — от росы уберечь.
Вейя, оставив Воепу покараулить снаружи, торопясь, пока ещё светло, нырнула в отведённую ей гриднями палатку. Быстро скинула порченое платье — его теперь уж не надеть. Развязав тесьму и расправив ворот, спустила к бёдрам исподнюю, страшась, что всё равно кто может заглянуть, хоть за тканиной стоял надёжный сторож. Стряхнула с кожи шелуху и крупицы от зёрен, что так кололи вспотевшее от духоты тело, осмотрела себя. Кое-где уже синяки страшные проступали, багровея тёмными пятнами, будто били Вейю палками. Ощупала рёбра там, где потемнела кожа и саднило больше всего — да вроде цело всё, только побаливает, просто сильно ушиблась. Заживёт. Пока одевалась да расчесывала косу, плетя её заново, уже много времени прошло, в палатке стало темно, повеяло сырой прохладой, что стелилась по земле зыбким прозрачным туманцем. Повернувшись к свету от костра, что сочился через тонкую щёлку, Вейя заглянула всё же в начищенную сталь и поняла, почему с такой тревогой справлялись о ней гридни: на скуле широким пятном синяк зиял, и рассечена губа нижняя, пылая алым. А ведь чувствовала припухлость и онемение лёгкое. Отложив сталь, повязала на голову ленту с медными височными кольцами, чтобы скрыть ушиб. Витые кольца прохладой обожгли кожу, чуть позвякивали при каждом движении, перенимали всё внимание.
Успела выйти, как вернулся Земко, и, позабыв об ушибах и навалившейся усталости, Вейя за ним последовала к шатру. На открытом лугу прохлада стелилась ощутимая, обнимала плечи, норовя за ворот скользнуть, крадя помалу тепло. И только обдавал жар, когда мимо очередного костра проходили. Вейя всё смотрела по сторонам, да так ни одного черноволосого хазарина среди своих не увидела. Повсюду гридни, заняты кто чем, но больше, конечно, увлечены разговорами да пересудами — оно и понятно, ещё никогда такого не было, чтобы степняки бок о бок стояли с полянами. Горланили, вытягивая шею, да зыркали всё куда-то в сторону шатра. Вейя избегала Далебора встретить — а ну как налетит снова, отбивайся потом. Да не было сотника среди гридней, подевался куда-то, как и десятник Бромир, стало быть, рядом с Годуяром.
Вейя зябко плечами повела. Когда вышли за край становища, пройдя мимо тех повозок, у которых увидела она хазарича. Тут тоже уже горели костры, что становились ярче на затухавшем багровом у самого окоёма закате, повсюду сновали воины — только и вспыхивала сталь на телах. Вейя слышала их обрывистую речь. Чудная, непонятная. Раскинулся стан кочевников широко. Сколько же их тут? Три дюжины, не меньше. Были у них свои обозы, похожие на избы: где из дерева, а где покрыты войлоком — хоть живи в такой. Они, верно, и живут, всё время в дороге, в пути, недаром говорят и жилища у них переносные, которые можно сложить в телегу и разложить, когда нужно станет, и так же в жилищах этих и очаг, и лавки, и чуры даже свои.
У шатра повсюду со всех сторон стояли стражники, зорко охраняя шатёр. По приближению Вейя слышала голоса. Полог шатра чуть приоткрыт был, и оттуда пробивался густой жёлтый свет. Сердце забилось туго и жарко, когда Вейя поняла, что хазарич тот всё ещё находился у князя. Как же иначе? Теперь говорить будут до поздней ночи или вовсе до утра. Вейя даже сбавила шаг, отчего-то волнение всплеснуло с такой силой, что потемнело в глазах и закружилась голова, а ноги будто в топь завязли. Земко даже остановился, но Вейя расправила плечи и вскинула подбородок, заставив себя улыбнуться мягко, поспешив тревогу скрыть. И чего так испугалась? Если что-то станет известно о Гремиславе? Вспомнила об отце, и защемило где-то под сердцем, тоска разлилась мутью. Он ведь сейчас неизвестно где, страдает, быть может. И Вейя не должна малодушничать.
Глава 25
Давили стены шатра, в который позвал Тамира князь Годуяр за общий стол с ним сесть. Горланили поляновские воины шумно — выпили уже не одну чару мёда во славу полёгших у реки Сувьи мужей. Правда, Тамир ни одного своего не потерял, но за отвагу и храбрость полянов принял общую братчину, чествуя силу и храбрость их. Всё же славные были воины князя, не лишены телесной силы и воли, достойные благосклонности Тенгри. С такой ватагой и не зазорно в поход идти. Хоть за дружбу ещё ничего не было обговорено, да случилось так, что на подмогу подоспели княжеской дружине, отбили у кангалов, которых они спугнули в лесу. И кто знал, чем бы могла обернуться эта стычка: нашли бы понимание или врагами разошлись, да всё сложилось миром. Тамир не всё понимал в разговорах полянов, да без слов ясно, сколько пыла было во взорах после недавней схватки, и бурлила ещё кровь, вздувая жилы.
Только не шибко был разговорчив один из старших воинов князя — Далебор, так он назвался всем. Он всё бросал тяжёлые взгляды в сторону хазар, всё прикладывался к чаре. И Тамир ощущал уже опасную лёгкость в теле, не дозволительную сейчас, но никуда не деться — слишком крепок мёд у Годуяра. И почему-то, слушая других, всё чаще вспоминал сверкающий, будто блеск стали в лучах ока Тенгри, взгляд больших глаз на бледном лице той полянки — зелёно-жёлтых, как дикая степь ранней осенью. И вся — она от носков крохотных сапожек до разлёта тёмных бровей — походила на пойманную гордую пустельгу[1], забившуюся в траве, как в сетях: смотрела на Тамира остро, хоть и тряслась вся. Откуда только взялась? Видно, в обозе том спряталась, который успели угнать кангалы.
По горлу полоснул холод, как представилось, что затоптать её могли. И после Тамир её встретил с гриднем. Стояла она в тени, будто таилась от кого-то. Тамир сжал кулак — ладони даже закололо, а по груди острым лезвием полоснула ревность. Кто тот гридень ей — брат или муж? Узнать хотелось. И имя её тоже. Да только, кроме как пустельга, ей больше никакое имя к лицу не шло.
Тамир сглотнул сухость, что встала в горле тёрном. Что за помыслы у него? Не о девичьих юбках он думать должен. Да всё же напряжение нарастающее потянуло вернуться к Огнедаре — лисице своей, развеять дурман, что навеяла на него эта хрупкая полянка, которая так и норовила попадаться ему на глаза весь вечер. Но только так быстро не получится уйти — застолье только разгоралось, подтягивались ещё воины княжеские. Тесно стало в шатре — не развернуться. Разговор крепче завязался.
— Думаю, эта схватка всё показала, — проговорил князь довольно, взмахом руки велев молодому отроку разлить ещё браги, — тут уж сами боги подсказали, что дружбу нам нужно вести.
— Я ваших богов не знаю, — отозвался Тамир, перевернул опустевший рог, поставил на стол.
