Полёт феникса (СИ) - Архангельская Мария Владимировна (читать полную версию книги TXT) 📗
— Вы уже неоднократно выручали меня, евнух Шэн.
— Служить вам — честь, ваше величество.
— Возможно, мне снова понадобиться ваша услуга. Но скажите… как далеко вы готовы зайти, служа мне?
— Всё, что угодно, ваше величество.
— Всё? Действительно всё?
Мгновение-другое евнух молчал. Потом низко поклонился:
— Приказывайте, ваше величество.
— Я хочу, чтобы непременный служитель Рай умер. Мне всё равно как — но как можно скорее.
6
Сановник Рай погиб во время охоты, на которой его величество со свитой добывал жертвенное животное для жертвоприношения в честь дня зимнего солнцестояния. Старика нашли в омуте небольшой речки, на берегу которой охотники разбили лагерь. Рядом по берегу бродил осёдланный конь, на камне у кромки воды остались следы крови и волос. Решено было, что сановник хотел напоить коня, но, должно быть, у него закружилась голова, или ещё какое-нибудь недомогание почувствовал — ну, немолодой же человек — упал, ударился головой и захлебнулся. Тайрен был очень огорчён, лично принёс соболезнования родным, похороны были пышными, и могильную стелу украсила торжественная надпись, превозносившая добродетели и заслуги покойного. Я украдкой перевела дух и, пряча глаза, постаралась, как могла, утешить мужа. Совесть меня не мучила, отчего мне самой порой становилось жутковато.
Но гаремная жизнь даёт неплохую закалку и к тому же оставляет мало времени для праздных размышлений и самокопаний, особенно если ты не рядовая наложница, а Небесная Повелительница, управляющая немалым хозяйством и исполняющая кучу ритуалов. Фениксовый убор императрицы оказался отнюдь не лёгок, и я украдкой вздыхала по тем временам, когда можно было жить хоть и в окружении служанок, но без всех этих церемонных танцев, что сопровождают каждый твой шаг. А ещё государственные бумаги, которые продолжал мне сбагривать Тайрен, а ещё собрания двора, которые я продолжала подслушивать из-за ширмы. А ещё дети.
Если Лиутар, повзрослев, превратилась в тихоню и спокойно играла в куклы с набранными ей подружками, то Шэйрен доводил нянек и служанок чуть не до истерики. Он как раз достиг того возраста, когда надо везде пролезть, всё ощупать, обнюхать, разломать и попробовать на зуб. Казалось бы, когда вокруг столько людей, чьей единственной обязанностью является присмотр за принцем, у него нет ни единого шанса что-нибудь сотворить или попасть в опасную ситуацию. Но не зря поговорка утверждает, что у семи нянек дитя без глазу, а когда драконов много, меж собой они не договорятся. Вот, казалось бы, ребёнок мирно играет резной лошадкой и можно — всего-то на минуточку! — отвлечься, глотнуть чая и обменяться новостями. А он за эту минуточку успевает опрокинуть на себя стеллаж, сорвать занавеску, спрятаться в кустах, да так основательно, что потом его час ищут по всему саду, или распахнуть клетку с дарёным попугаем. За одну зиму Шэйрен успел один раз свалиться в пруд, несколько раз упасть с садовых скал и низко нависших веток, съесть палочку туши, едва не проглотил булавку — к счастью, успели отнять, а уж порванную и испачканную одежду я и считать перестала. И с некоторым ужасом спрашивала себя, устоит ли дворец, когда их станет двое.
К счастью, чувствовала я себя хорошо. Токсикоз быстро прошёл, так же быстро прошла и налетевшая было любовь к маринованному чесноку, а потом — к парному молоку. Последняя причуда окружающих изрядно удивила — здесь молоко, не считая маленьких детей, пили только кислым. Но воля императрицы закон, особенно если это беременная императрица, и при Боковом дворце появились две коровы и несколько коз. Не знаю, куда их дели потом — отправили обратно на пастбище или пустили на мясо. В общем, из всех последствий гормональной перестройки у меня остались только повышенная чувствительность и слезливость, продержавшиеся до конца беременности. Теперь я могла расплакаться над стихом или даже над документом, описывающим бедственное положение какого-нибудь населённого пункта — а таких было немало. Сама раздражалась из-за этого, но ничего не могла с собой поделать.
К счастью, положение в стране потихоньку выправлялось. Да, податей было собрано немного, зато немалые вклады в казну делали торговцы, откупающие право расширить своё дело. Сказывалась и реформа денежной системы, а фальшивомонетчество действительно уменьшилось до такой степени, что, можно сказать, исчезло совсем. Придворные не переставали ворчать, население, судя по донесениям, тоже было не слишком довольно, игнорируя тот факт, что благодаря притоку денег государство наконец-то смогло оказать ему реальную помощь. Что поделаешь, таков жребий любого правителя: всё хорошее воспринимается как само собой разумеющееся, а всё плохое раздувается и ставится в вину, даже если является вынужденной мерой или вообще непреодолимым фактором, с которым ничего нельзя поделать.
Занятно, а ведь когда я была рядовой гражданкой, я и сама постоянно возмущалась тем, что делают власти. Но сколько на самом деле в действиях власти — любой власти — глупости, а сколько необходимости? Могут ли вообще современники оценить их — или успехи и неудачи становятся ясны лишь с течением времени?
Так или иначе, год подходил к концу, и я с нетерпением ждала весны. На весну была назначена поездка по стране — императору было необходимо принести жертвы четырём священным горам. Вообще-то их приносили раз в пять лет, но коль скоро император сменился, отсчёт начинался заново. После некоторых колебаний Тайрен всё же разрешил мне участвовать в поездке под клятвенное обещание немедленно прервать её при малейшем недомогании. Для этого мне опять пришлось прибегнуть к помощи Гань Лу, и тот, к счастью, подтвердил, что я вполне в состоянии выдержать путешествие. Возможности вырваться на несколько месяцев из дворца я ждала как манны небесной.
Конечно, у меня оставалась загородная резиденция, но дворец Успокоения Души всё ещё стоял в забросе. Я надеялась, что в следующем году положение выправится достаточно, чтобы можно было найти средства на его ремонт. Хотя бы мои собственные. Сейчас же они все уходили на благотворительность. Титул Матери Народа обязывал — и я по возможности старалась поддерживать сирых и убогих, обретя в этом деле союзников из числа священников и монахов. До сих пор я, будучи неверующей, к духовной братии относилась с некоторым подозрением. Однако многие из них оказались на удивление приятными людьми — куда приятнее, чем придворные. И пусть служители богов не стеснялись намекать, а то и прямо просить пожертвований, но они же подсказывали мне, где помощь может быть действительно необходима. Так, верховный священнослужитель храма Эт-Лайля подал мне идею посетить столичную больницу для бедных. Я приказала провести для меня экскурсию, пришла в ужас, выделила деньги на ремонт здания и вместе с Гань Лу взялась за написание больничного устава. Увы, необходимость содержать помещения в чистоте, регулярно мыть руки и не класть людей с открытыми ранами в одну постель с больными какой-нибудь заразой местным эскулапам, а особенно их ещё более невежественным помощникам приходилось растолковывать в приказном порядке.
А ведь это столица. Что же тогда творится в провинции? Так что во время поездки я намеривалась совместить приятное с полезным и осмотреть благотворительные учреждения в других городах. Пусть не в моих силах исправить ситуацию везде и всюду, нет ни денег, ни опыта, и против меня вековые предрассудки — но надо же с чего-то начинать.
