Сборник Любовь за гранью 11,12,13 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (книги без сокращений TXT) 📗
Она старалась не думать, что Сэм сейчас прав. Что все они правы. Все те, кто зачислил её отца в стан врага. Чёрт, если бы Камилла могла…если бы ей удалось связаться с ним…Но, оказалось, что ментальное общение – не самая сильная сторона Принцессы Мокану. По крайней мере, когда она измождена голодом. Она расстраивалась и злилась на себя, часами погружаясь в свои мысли, ожесточенно потирая виски и зарываясь длинными пальцами в невероятные белые волосы. В такие моменты она ненавидела себя. За то, что не может обратиться к отцу. За то, что не может сказать ему, что…верит в него.
Да, она ощущала себя предательницей. Предательницей по отношению к окружавшим её людям. День за днём глядя на раненого Габриэля, поправлявшегося очень медленно из-за недостатка крови. На Изгоя, который едва не умер во время транспортировки в их укрытие. Чудо вообще, что его обнаружили, пусть и едва живым.
Рино сказал, что что-то заставило его отправиться именно на эту высоту. Что-то толкнуло его при свете дня выйти к расположению маленького стрелкового отряда, которым командовал Изгой. Говорил, что внутри зудела потребность проверить их. Зудела так, что, казалось, сходит кожа. Они называли это удачей. А позже пришло сообщение, что отряд разбит. Из-за плохой связи они получили его уже тогда, когда Рино нашел мертвых бессмертных и двух раненых. Конечно, он ругался, что все они идиоты и безумцы, если решили, что справятся с нейтралами…с самым сильным из них. Влад отрешенно улыбался, глядя на Вольского, и говорил, что тот чертовски удачливый сукин сын. А Камиллу разрывало на части от желания закричать: «Разве вы не понимаете? Это папа! Это папа призвал Рино! Почему вы готовы поверить в судьбу, в удачу, но не в моего отца? Сколько раз он спасал вас…и вы все равно предаете его!»
Вот и сейчас она хотела выплеснуть эту тираду в лицо брату, но не стала. Глядя на его напряжённое лицо, на голову, откинутую к стене, на закрытые глаза и желваки, ходуном заходившие по скулам. К чему переубеждать их снова и снова, если за последние месяцы ей не удалось сделать это?
- Он? Он не спасал нас ни разу! Спаситель умер, и мы почти похоронили его…пока не вернулся ЭТОТ. Забудь о прошлом, Ками. Этот монстр больше не твой любимый папочка. Нет больше белых кроликов. Распрощайся со своими мечтами. Розовый цвет – это смесь красного и белого. Наш белый растворился полностью. И совсем скоро его сменит черный. А в сочетании с красным ты, папина принцесса, получишь кроваво-бордовый.
- Ненавижу, когда ты читаешь мои мысли!
Она не посмотрела на него, но была уверена, что брат пожал плечами, даже не открывая глаз.
- Я не виноват, что твои мысли настолько громкие, Ками. Научись думать тише.
- Или не думать вообще, да? Так бы ты хотел? Точнее, думать только в том русле, которое вас всех здесь устраивает
- Было бы неплохо, - устало пробормотал Сэм, и Ками резко развернулась к нему.
- Мне надоело! Я устала слышать, что мой отец, что самый лучший из мужчин в этом мире – мой враг! Я устала прятаться от него! От того, кто никогда не причинит мне и вам…вам, Сэм, вреда. Очнись! Он – наш отец. Мы – его плоть и кровь. И Николас Мокану, скорее, перегрызёт горло себе и другим, чем позволит убить нас. Даже этим северным, с готовностью занявшим трон, или самому Курду!
Ей захотелось схватить брата за плечи и встряхнуть. Встряхнуть так, чтобы тот ударился головой о свою стену, может, тогда все эти идиотские мысли выветрятся из его упрямой головы! Но тот продолжал настолько спокойным, хладнокровным голосом, что девушке захотелось взвыть от отчаяния.
- Он больше не твой отец, повторяю. Он не помнит дня, когда ты появилась на свет. Он забыл день, когда ты сделала свой первый шаг, день, когда принесла домой первую пятёрку. Его сердце не сжимается от воспоминаний о твоих слезах, и на лице не появляется улыбка от воспоминания о твоём смехе. Он принял нас…но принял не как продолжение себя, а как данность. Часть Марианны Мокану. Условие его пребывания в семье, в которую он стремился пять сотен лет.
Сэм распахнул глаза и посмотрел на сестру с такой откровенной жалостью, что ей пришлось проглотить ком боли, застрявший в горле.
- Забудь его так же, как он забыл нас. Николас Мокану вернулся, а наш отец – нет. Он никогда не вспомнит ни нас, ни свою любовь к нам. И я не готов рисковать жизнью матери, жизнями брата и…сестёр, дорогими мне людьми ради призрачной надежды вернуть того, кто давно умер.
***
Сэму захотелось биться головой о стену. Он устал. Он так сильно устал бороться с Камиллой, с матерью и с Ярославом. Устал быть разрушителем их веры и надежды.
Он выдохся, доказывая им, что Николас Мокану, тот, которого все они знали и любили, бесследно исчез. Растворился в ублюдке, который сейчас выносил один за другим приказы об их уничтожении.
Раньше Сэм мог простить отцу всё за его искренние чувства к своей семье. Он и прощал. Да, не принимал, не подпускал к себе после возвращения того с гор…но позволил снова стать полноценным членом их семьи. Сейчас же…сейчас он чувствовал себя настолько измождённым этой войной с тем, кого сестра называла отцом. Самое печальное – Сэм знал, даже если он покажет те картины, которые сводили его по ночам с ума, даже если позволит вырваться на свободу той боли, что поедала сейчас их мать наживую, Камилла не перестанет поклоняться идолу отца в своей голове.
Сэм же разрушил этот монумент шесть лет назад, оставшись единственным взрослым мужчиной в семье. Возможно, его ошибка состояла в том, что он оберегал свою сестру, не позволяя той увидеть истинную морду Зверя, предпочитая не срывать его намордник перед ней, не увидеть, как её закручивает в бездну страха от оскала, который тот так усердно прятал. Хотя иногда Сэму казалось, что даже тогда сестра бы продолжала защищать своего отца. Кровь-не вода. Её излюбленное выражение. Николас Мокану в юбке. Когда-то он гордился этим прозвищем, которое сам и дал своей неугомонной сестренке. Сейчас оно его раздражало…и пугало.
Он снова закрыл глаза и невольно содрогнулся, увидев перед собой перекошенное лицо Мэтта. Своего бывшего одноклассника. Лицо парня на голове, которую, отделив от тела, передали им вместе с оставленным в живых другом Велеса, прихвостни Морта. Да, Сэм решил называть отца именно так. Так было легче отстраниться от мысли, что все эти смерти, этот голод, эта боль и страх – это результат деятельности носителя одной с ним ДНК, а не хладнокровного нейтрала, не имевшего ни привязанностей, ни семьи, ни чести.
Эти ублюдки…они словно игрались с молодыми вампирами, получая настоящее садистское удовлетворение от установленных ими же жестоких правил. И Сэм, и Велес впоследствии поняли, что основным условием игры было не трогать их. Остальных можно было рвать клыками, когтями, отрубать головы, присылать живыми, но с настолько искорёженными мозгами, что те стояли каменными статуями и с ужасающей улыбкой на губах резали сами себя. Тот парень, державший на вытянутой руке голову своего же брата. Он был запрограммирован на то, чтобы вернуться к своим обратно. Именно так ублюдки и узнали их местоположение. Но Сэм никогда не забудет эту напряжённую фигуру почти мальчика, которая глядела опустошёнными глазами на королевских отпрысков, неприкосновенных и невредимых. Сэм никогда не забудет, как бросался Велес к своему другу в попытке отнять нож, но тот не позволял даже прикоснуться к себе, а когда Велесу всё же удалось выбить оружие из рук парня и вырубить его ударом в челюсть, чтобы связать…тому понадобилось пара часов, чтобы в самый ответственный момент, когда все они бежали из одного хода в другой, молча встать и всё с той же окровавленной отчуждённой улыбкой продолжать вырезать из себя куски плоти.
Возможно, кто-то сказал бы, что Сэм должен быть благодарен отцу, сохранившему ему жизнь…а он всё больше ненавидел это исчадие Ада. И его ненависть подпитывалась воспоминаниями об оставленных под лучами солнца друзьях и нечеловеческим чувством вины перед ними.
