Три года счастья (СИ) - "Kath1864" (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
— Я понимаю тебя, твою злобу из-за утраченной любви… Утраченного не вернуть…
— Так бы ты говорил, если бы я пришел за Кетрин? Так бы говорил, если бы я обрезал ее крылья, которые так нравились тебе и оставил бы шрамы на ее гладкой, бархатной кожи? Что с тобой, Элвйджа?
— Мы все что-то потеряли в той войне… Все…
— Ты был счастлив с ней, я видел это. Ты был счастлив, в отличие от этой волчицы, шлюшка Пирс стоила чего-то, потому что заставляла тебя жить…
— Прошу тебя, Коул…
— Нет, ты можешь сколько угодно спасать Ника, убеждать себя в то, что ты любишь Хейли, но это не так… Знаешь, я понял, что Кетрин была для тебя той женщиной, что и Давина для меня. Настоящей любовью. Давина не позволяла мне быть тем, кем я всегда являюсь, тоже самое Кетрин делала для тебя.
— И ты прав, Коул, но те крылья, Катерины, которые так нравились мне уже давно обрезали, ее белые крылья испачкались алой кровью, черной сажей. Тех крыльев уже нет… А я люблю ее, даже без тех крыльев, даже израненную, падшего ангела с черными крыльями.
— Любить ее ты ведь не перестал? Я прав… Я не знаю, как смогу жить в мире без Давины.
Так Элайджа Майклсон и не знал, зачем вся эта безумная война, жалкое существование, не знал, существует ли он без своего брата.
Глупо ведь доказывать, что сажа белая?
Глупо ведь Коул прав?
Где сейчас та, чьи крылья могли спасти его?
Мертва.
Любовь мертва.
— Коул, если будет шанс вернуть утраченную любовь, то сделай это и наплевать, какую цену придется заплатить… У тебя может быть и есть шанс на счастья, в отличие от меня… Прости меня, Коул… Ты ведь часть семьи, а я, сожалению веря в искупления Никлауса, столько раз подводил тебя, не был хорошим братом для тебя…
— Брат за брата… Дело ведь в принципах и традициях… Не нужно извиняться, Элайджа… Все мы совершали ошибки, а я ведь помню, как ты держал меня, когда Ник вгонял клинок в мое сердце, наверняка развлекался с личной шлюхой Пирс, когда я сгорел дотла в Мистик Фолс…
— Я рыдал на груди женщины, которую люблю, искал утешение, когда о смерти младшего брата… Может, я стал другим, изменился, наплевал на свои жизненные принципы и надеюсь, что ты выберешь иной жизненный путь и утра любви не сломает тебя окончательно, брат… Я сказал все…
— Брат…
Ребекка знала, что встретит братьев с улыбкой, ведь видела, как Элайджа ударил брата по плечу, потянулся навстречу и заключил в крепкие, братские объятья, надеясь, что хотя бы сейчас Коул многое переосмыслит и выберет любовь в ущерб семье.
Теперь все будет по другому.
Брат всегда остается братом.
Хотя, что может остановить Коула, если они вернуться к жизни. Он ведь никогда не был включен в клятву : « Всегда и на вечно.» Кол был исключен из этого списка, изгой семьи и что его остановит, если появится шанс на воссоединение с Давиной Клер. Он будет драться за любовь, а не за семью, даже если это путь предателя.
Дешевые семейные драмы.
Ребекки не нужно идти в кинотеатр, ведь каждый вечер, во время ужина она наблюдает одно и тоже : она помогает старшей сестре накрывать на стол, Кол выпивает очередной бокал виски, пока Элайджа подбрасывает паленье в камин, разжигает огонь, прежде, чем сесть за обеденный стол.
Ребекка и вправду устала от этого, сил нет играть в семью, даже ради Фреи. Сил нет, потому что ее брат пржертвовал собой, чтобы спасти их.
Ребекка Майклсон не привыкла молчать, но сказать сейчас абсолютно нечего. Только и остается язык прикусывать и давиться удручающей неопределенностью, что горло царапает. Все, Ребекка Майклсон погребена под в щепки разнесенных мечтаний и разбитого сердца и ей так хочется плакать от боли. Ее кажется, что и ее сердце, тонкими нитками и не заштопать. Она потеряла не только брата, но и возлюбленного. Хотя, Ребекка Майклсон потеряла Марселя давно. Потеряла, ведь Жерард предпочел власть любви.
Хочется кричать, обернуть этот стол, перебить посуду, плакать.
Но она не может, да у нее никто не спросит, чего она боится.
Сидят в двух метрах друг от друга, а словно по разные стороны пропасти бездонной. Пропасть, ведь каждый из них озабочен своими личными проблемами и сходят с ума по своему. Сделаешь шаг навстречу — погубишь всю эту вымышленную семейную идиллию и приблизишься к очередному личному концу. Очередная семейная стычка не приведет ни к чему хорошему. Остается только взглядами мучительно-острыми играть, как маленькие, еще ни в чем разбирающееся, не знающие тяжести и сложности жизни дети. А на душе все так же паршиво, пустота черная разрастается, разъедает. Когда все так изменилось: у нее появилось острое чувство вины и опротивело все вокруг, в этом мире, ей снятся мрачные, страшные сны, как будто она умерла.
Еще не сошла с ума.
Еще нужно держаться.
Ее не стало.
— Бекка, надеюсь с Марселем ты расстанешься, ведь это он укусил нас всем и мы теперь здесь, если конечно Ник не опередит и не убьет его, - язвит Кол, вставая из-за стола.
— Так лучше для нас, а Давина, бедная девочка, - пожимает плечами, как ни в чем не бывало. — Интересно, как ей там ее бедной, разорванной душе?
— Прекрати! – кричит, разбивает кулаки в кровь, о столешницу.
Фрея в кулачки сжимает пальцы и вздыхает тяжело. Самой страшно - идеальная семейная идиллия на глазах рушится, а она сделать ничего не может, только наблюдать, как ее личная Вавилонская башня с землей ровняется. Кол наивно думает, что правильно поступил, позлил сестру и развлек себя. Но такой интересный парадокс наблюдается у этой семьи : хоть вместе, хоть порознь — несчастны будут. Несчастны по своему. Каждый несчастен. Печальная история одной семьи без права счастливый конец.
— Прошу вас, - вмешивается Элайджа, а точнее угрожает пальцем сестре.
— Я ухожу в свою комнату, - встает, задевает Коула плечом и между прочем на его лице ухмылка, оборачивает стул направляясь к лестнице, но пройдя несколько ступенек останавливается. — А знаете, я ненавижу себя за то, Ник страдает, чтобы спасти нас – свою семью. Я виню себя за то, что мы не умерли.
Не сломалась, но растворилась на втором этаже, хлопнула деревянной дверью, да и каждый знает, понимает, но не говорит.
Ребекка Майклсон поставила точку.
Выдержит.
Сможет.
Майклсоны находятся в тихом одиночестве, лишь иногда пробелы, которые они должны были прожить в реальном мире, заполняя короткими ссорами и обидными словами, как ножи в спину летящими. Хоть какое-то взаимодействие — прогресс. Смотреть на величайшую семью «Первородных» больно: стараются расплести судьбы свои, а те только крепче сплетаются друг к другу, мол, мало помучились, еще немного страданий на них ливнем бесконечным обрушить надо.
Ребекка слышит, как по окну барабанит дождь, возможно это слезы Фреи. Она ведь не видит слез на глазах сестры. Фрея хрупкая и Элайджа не позволит сестре разбиться, останется рядом, усадит в кресло у камина, набросит на плечи теплый клетчатый плед и подаст сладкое какао с печеньем. Может поддержка и сладкое поможет ей прийти в себя.
— Мне это не понравилось и тебе придется принести извинения наше сестрам, - требует Элайджа.
— Заткнись, не твоего ума дело, такой правильный Элайджа, - грубо отвечает Кол, берет с каминной полки недопитую бутылку виски, как будто не видит в каком состоянии Фрея, что она вся дрожит, Колу наплевать и он выходит во двор, хлопая входной дверью.
Он ведь волен делать все, что вздумается. Верно?
Даже сидеть на бетонном крыльце под проливным дождем и пить виски.
Что ему стукнуло в мозг?
Виски ударило в его виски?
Виски или вина душит его душу?
Или его никто не понимает?
Ему бы стереть ластиком все воспоминания.
Не хочет понимать, что он любил, а теперь его сердце разбито, а внутри его что-то рвет, на куски, холодные пальцы сжимают стеклянную бутылку, подносит к губам, отпивает янтарную жидкость.
Семья всегда его не принимала, да и в клятву Коул не входит, к сожалению.
