Два жениха и один под кроватью (СИ) - Ли Марина (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
— Напитки сейчас подавать? — встрял в наш диалог подавальщик, выставляя при этом на стол чашки с вином, кувшин с квасом и шкалик беленькой для Даккея. — Закуски принесут через минуту. Горячего придётся чуть подождать.
Я тихонько вздохнула, старясь не смотреть на очаг. Боевик пододвинул ко мне чашку с ароматным вином, но я не рискнула его пить на голодный желудок.
— Кто такие утопленники?
— Что?
— Ты заказал фирменных утопленников. Что это такое?
— О-о-о-о… — протянул Даккей. — Это что-то восхитительное. Это такие сардельки и штучки из козьего сыра… их в специальном растворе замачивают… Ммм! Пальчики оближешь!
— От маринованной колбасы и сыра? — Я брезгливо скривилась. — Как-то слабо верится.
— Сначала попробуй, а потом нос воротить будешь… О! А вот, кстати, и наши закуски.
Всё тот же подавальщик поставил перед нами тарелку с пресловутыми утопленниками, корзинку со свежим хлебом, нарезанным огромными ломтями и горшочек с чем-то бело-зелёным. Из приборов нам оставили одну деревянную лопаточку, вроде тех, которыми кухарки переворачивают блины на сковородках.
— Что это?
— Солёный творог с укропом и зелёным луком. Сейчас покажу, как это едят.
Даккей схватил лопатку и, зачерпнув массу из горшочка, ловко размазал её по хлебу. А затем, провокационно улыбаясь, поднёс этот бутерброд к моим губам и, улыбаясь, протянул:
— А-а-а-м.
И я, как заворожённая, подалась вперёд, даже рот приоткрыла, но когда аппетитный аромат коснулся ноздрей, отшатнулась. Что я творю? По-моему, у меня от голода случилось некоторое помрачение рассудка.
— Я сама.
Взяла бутерброд из рук довольного боевика и осторожно надкусила.
— Очень неплохо.
— Неплохо?! — фыркнул Даккей, намазывая творог на второй кусок хлеба. — На Пределе за такой горшочек половину жалования любой бы выложил. Полковой кухарь у нас всё больше по кашам был. Нас всех от них уже к концу первого года службы воротило, так мы наловчились в ближайшее село бегать. Мага там не было ни одного, а соответственно, ни единого изысканного блюда. Всё самое простое, из жизни простых людей, но при этом — невероятно вкусное… Хозяин этого заведения из тех краёв. Суровый мужик, но хороший… Утопленника не хочешь попробовать?
— Воздержусь, — отказалась я.
Приготовленный Даккеем бутерброд закончился на удивление быстро, и я потянулась за ещё одним ломтём, но мою руку поймали на подлёте.
— Не торопись, — мягко улыбаясь, посоветовал боевик. — Оставь местечко для горячего.
Я вздохнула, не скрывая своего разочарования, и почти уже совсем была готова заявить, что он меня недооценивает, что меня сам Рогль тренировал вкусняшки есть… Но тут на наш стол поставили огромную буханку хлеба в две мои головы размером и оповестили радостно:
— Ваша чесночная похлёбка, — и шваркнули на стол деревянную ложку.
— Я столько в жизни не съем, — вынуждена была признать я.
— И не нужно, — хохотнул Даккей. — Это порция на двоих.
От сердца немного отлегло, но уже в следующий момент я вновь всполошилась:
— А почему тогда ложка одна?.. И сколько это всё стоит?.. У меня жалования не хватит.
— Твоё жалованье не пострадает, — отмахнулся боевик. — А ложка одна, потому что это селянская кухня.
И объяснил, поймав мой ничего не понимающий взгляд:
— В старину, если в большой селянской семье — а они всегда были большими, знаешь ведь? Чем больше детей, тем больше работников, — наступали голодные времена, то на стол клали лишь одну ложку, а еду и без того по тарелкам не раскладывали, уж больно это накладно было, держать миску для каждого рта…
Той самой лопаточкой, которой намазывал творог, Даккей сковырнул с буханки хлебную крышку и блаженно прикрыл глаза, вдыхая носом густой запах чесночной похлёбки.
— Глава семьи снимал пробу с похлёбки и передавал ложку жене. Та — старшему сыну. Тот — своей жене… И так по кругу. Пока мы не женаты, первую ложку уступаю тебе.
— Кто сказал, что я вообще за тебя замуж пойду? — краснея и оглядываясь по сторонам, прошептала я.
— Хочешь, чтобы я начал?
— Нет! — Я схватила ложку и с воинственным видом придвинула к себе хлебный котелок. — И мы поступим по-другому. Я съем половину… или меньше. А ты доешь то, что останется.
Даккей рассмеялся, но оспаривать право первой ложки не стал.
— Договорились, — согласился он.
Я успела съесть пять или шесть ложек, когда к нашему столу подошёл глубоко нетрезвый мужик. Он ухватился рукой за спинку свободного стула и, пьяно щурясь, выдохнул боевику в лицо:
— А ведь я тебя знаю, беспредельщик.
— Отвали, — миролюбиво предложил Даккей.
— Не, — тряхнул головой пьянчуга. — Точно знаю. Ты этот… как его? Гре…геро… герцогский ублюдок. С западного бастиона.
— Ты обознался, старик. Иди к друзьям. Они тебя уже заждались…
— Не-ет… ик… у меня эта… Память! Ик… На эти… на лица… Я…
Осёкся, уронил голову на грудь и негромко всхрапнул, а затем вороватым движением схватил со стола мою чашу с вином, осушил её одним махом, крякнул, вытер влажные губы тыльной стороной руки и неожиданно звонким голосом проникновенно пропел:
— А на плечах эполеты золотом,
Изумрудом сверкает мундир.
То с тяжёлым, как небо, молотом
На границе стоит командир.
Наш командир, шала-лу-ла, дуба-дуба…
Последнюю фразу орали хором все гости «Кричащего бобра». Даккей медленно поднялся на ноги и бросил мне, не сводя настороженного взгляда с запевалы:
— Держись за моей спиной и не высовывайся.
Я только моргнула согласно и активнее заработала ложкой. Интересно, почему все мужчины в моей жизни так любят фразу «Держись за моей спиной и не высовывайся»? А? Даже Бред. Впрочем, Бред всегда добавлял «раньше времени». Вот и на этот раз, памятуя о ценном замечании брата, я одним глазом следя за главным певуном, а вторым поглядывая на Даккея, что возвышался надо мной нерушимой скалой…
Так и до косоглазия недалеко.
А стражи тем временем продолжали петь:
— Эх, боевой командир наш суровый.
В нём есть выправка, есть и стать.
Всем Границы бойцам бедовым он
За отца и родную мать.
Наш командир, шала-лу-ла, дуба-дуба…*
Во время припева подавальщик принёс нам телятину — пол коровы в гигантском деревянном корыте, с золотистой аппетитной корочкой, с отварной картошкой, политой растопленным маслом и посыпанной мелко рубленным укропом. И с грибочками, маринованными. Возможно, их накладывали из той же бочки, что и те, которые у меня упёр наглец Рогль.
Я облизнулась, а подавальщик склонился над столом, якобы сметая полотенцем никому не видимую грязь, и заговорщицким шёпотом поведал:
— Леди, вы бы шли отсюда, пока они на третий куплет не перешли. Я вас могу через чёрный ход на улицу вывести, даже извозчика поймаю…
И бросить всё это телячье-картофельно-грибное великолепие врагам? Ну уж нет.
— Спасибо за предложение, — вежливо улыбнувшись, прошептала я. — Но я останусь.
Боевые маги от стражей границ не бегают.
Певуны пошли на третий куплет, а запевала впечатал ладони в столешницу нашего стола и прорычал, исподлобья щурясь на Даккея:
— Я помню тебя, Алан Даккей. Это ты виноват в том, что меня с Предела попёрли с позором.
От удивления я даже поперхнулась.
Между стражами границ и боевыми магами, служившими на Пределе, всегда было противостояние. Одни были сильнее и родовитее, но на границу с миром демонов шли не по доброй воле, а другие, не обладая должным уровнем магии, рвались на Предел изо всех сил — за золотом. Император щедро платил своим стражам, хотя в стычках с демонами и нежитью они не участвовали.
Первые называли вторых «принеси-подай».
Вторые первых «беспредельщиками».
Папенька чего только о службе ни рассказывал. И о мародёрах из местных любителей поживиться за счёт чужой смерти, и о драках, о страхе, о том, как некроманты сходили с ума, даже о шлюхах, которые бились за право поработать на Пределе. Впрочем, о шлюхах родитель рассказывал не мне, но я всё равно услышала. Это и ещё одно:
