Кровь в круге (СИ) - Марс Остин (читать книги полные TXT) 📗
Вера улыбнулась и стала рисовать пальцем на стойке:
— Они взяли такую картонную полоску, длинную, и сбоку сделали много отходящих полосок, как будто гребень, на одну полоску в середине положили муравьиную вкусняху. Вот тут в начале поставили коробку с муравьями из одной команды, одного выпустили, он весь "гребень" исследовал, вкусняху нашел и вернулся. Там пообщался с остальными муравьями, и ученые его забрали, а остальных выпустили. Вот эти выпущенные пошли четко к вкусняхе, потому что он им рассказал, куда идти.
— Но они же могли идти по запаху?
— Могли, и чтобы исключить такой вариант, ученые в другом таком эксперименте, после того, как разведчик вернулся, гребень заменили. Но выпущенные муравьи все равно пришли безошибочно. И еще они замеряли время, которое нужно муравьям, чтобы объяснить друг другу путь, и когда они много раз ходили на седьмой или одиннадцатый зубец, то со временем муравьи сократили время, необходимое на объяснение дороги, то есть, можно предположить, что они дали зубцам названия. И когда потом вкусняху ставили на шестой или тринадцатый, объяснение пути занимало самую малость больше времени, чем для привычных седьмого и одиннадцатого, и ученые предположили, что они говорят друг другу название привычного и сколько зубцов от него отсчитать. Все по таймеру, в общем.
— Восхитительно просто! — рассмеялся старик, шутливо кышнул на Вильяма: — Подвинься, не видишь, старику сесть негде!
Вильям уступил ему стул, старик уселся, и горящими детским восторгом глазами уставился на Веру:
— Расскажите еще!
Она показала ему телефон, он окончательно пришел в экстаз, Вера открыла старые фотографии из парка львов, опять собрав вокруг себя толпу. Потом все как-то внезапно разошлись, Вера удивленно осмотрелась, старик махнул рукой:
— Танец начался, черт с ним. Или… о, боги! Я вас не отвлекаю? Дурак старый, у вас же, наверное, запись?!
— Вроде бы, нет, — Вера достала книжку, показала пустую страницу и улыбнулась: — Я свободна, как птичка. Могу вас записать.
Он расхохотался, чуть не уронив вставную челюсть, но вовремя поймал, вставил обратно и расхохотался еще громче, пряча пылающее лицо в ладони. Вера справилась со смехом, сделала серьезную мину и шепнула:
— Никто. Ничего. Не видел. Эта тайна умрет вместе со мной.
Старик никак не мог насмеяться, заказал воды, медленно поднес стакан ко рту дрожащей рукой, сделал глоток и поставил, перестав улыбаться. Посмотрел на свою ладонь, продолжающую крупно дрожать, смущенно поднял глаза на Веру, тихо сказал:
— Старый совсем, даже поесть не могу нормально, слюнявчик надевают, как маленькому, так стыдно.
Вера махнула рукой:
— Старость — это не возраст, это отсутствие желания учиться и познавать мир, вам до этого еще далеко. — Подозвала бармена, попросила коктейльную трубочку и опустила в стакан с водой, изображая гордую позу новатора, старик опять рассмеялся, она улыбнулась: — Проблемы есть у всех, надо их решать, а не стесняться. В моем мире есть специальные ложки и вилки, с цифровой стабилизацией, это распространенная проблема, у молодых тоже бывает.
— В смысле — со стабилизацией? — в его глазах опять вспыхнула жажда нового, она стала объяснять:
— Ну, вроде как у курицы или у совы, если ее в руки взять и подвигать, она голову держит на месте. Сделали такую штуку для ложки. Не спрашивайте, как, не моя специализация.
— Я знаю, как, — медленно кивнул он, похлопал себя по карманам, нашел мятый листик и огрызок карандаша, стал писать формулы, старательно выводя крупные дрожащие буквы.
«Учительский почерк.»
Вера задумалась, стала от нечего делать осматривать пустой зал, стены и потолок со статуями, ту сторону, где они с министром стояли на балконе.
«А отсюда балкона не видно, хитро.»
Повернулась ко второму балкону, и столкнулась взглядом с молодым цыньянцем. Его глаза на секунду расширись от удивления, он отшатнулся от перил, но она все еще его видела, он стоял к ней боком, с пылающим от смущения лицом. Она опустила голову, увидела входящего министра Шена, он выглядел недовольным. Подошел, что-то грубовато буркнул Вильяму, она не разобрала, повернулся к Вере и протянул руку:
— Вы должны появиться в танцевальном зале, хотя бы у бара.
— Хорошо, — она посмотрела на старика, он ей улыбнулся, не отрываясь от записей, и пожелал хорошо провести время. Она попрощалась с Вильямом и пошла за министром.
Он вывел ее из игрального зала, повел по коридорам, шутливо спросил:
— Вы решили собрать коллекцию неподходящих друзей?
— Ну если уж я начала с вас, то надо держать марку.
Он фыркнул и уважительно кивнул:
— Уели. Вы знаете, кто он такой?
— Нет, мне его не представили. Кто?
— Андерс де’Фарей, министр просвещения. Когда-то он был путешественником, исследователем, новатором и популяризатором, но с тех пор прошло очень, очень много лет, по разным источникам, ему то ли двести, то ли триста, он уже сам не помнит.
Вера округлила глаза, министр усмехнулся:
— Он очень сильный маг, и может еще столько же прожить, если захочет. Он был придворным философом Георга 11го и учителем Георга 12го, когда 12й короновался, то пожаловал ему графский титул и много земли, совершенно бесполезной, Андерс сам попросил, чтобы следить за графством не надо было, он не хотел этим заниматься, все время путешествовал и учился, так что ему пожаловали Фарейский хребет, это лесистые горы к северо-западу от Оденса, там никто не живет. Он был основателем министерства наук, и первым министром наук, лично заложил все пять академий Оденса, преподавал в каждой. Потом попал в немилость, и его министерство расформировали, разделив на министерство образования и министерство здравоохранения, но через время стало понятно, что новые министры не вывозят, они постоянно бегали к Андерсу за советами — он добрый, зла не помнит, всех жалеет и помогает. Мой отец очень его уважал, даже путешествовал с ним, и жил у него в хижине в горах неделями, и как только короновался, вернул ему кресло министра и отдал медицину, образование, все академии и библиотеки, хотя старик уже начал сдавать, он периодически терялся, забывал о встречах, однажды заблудился в академии, которую сам проектировал. И новые замы его постепенно отстранили от всей серьезной работы, но кресло не отобрали — он не лезет в их дела, занимается чем-то своим, иногда читает лекции, студенты его любят. А при дворе он вроде забавной достопримечательности, бесхитростный такой, говорит людям правду, они смеются, все довольны.
Они подошли к колонне с фонтаном богини любви, министр посмотрел на нее с таким видом, как будто сдерживает много нехороших слов, поймал Верин взгляд, понял, что она заметила, немного смутился. Она приглашающе улыбнулась, и он с готовностью выдал:
— Рональд во время экскурсии по галерее допустил восемнадцать грубых ошибок, и одну простительную. Он вообще в искусстве не силен. И в истории не силен. И во всех науках.
— И какую же ошибку вы решили ему простить?
Министр усмехнулся и кивнул за плечо, на богиню:
— У цыньянцев нет богини любви, он прав. У цыньянцев за любовь отвечает бог, Чи Кай Ра, мужчина, он курирует поэзию, музыку, искусство переписки и романтическую живопись. И еще некоторые вещи, о которых не говорят в приличном обществе. Но я готов простить Рональду эту неточность, потому что для того, чтобы это знать, нужно иногда читать книги за пределами школьной программы.
Вера кусала губы, пытаясь не улыбаться, он выглядел уморительно мило, но вряд ли был бы рад об этом узнать.
— Что смешного я сказал?
— Ничего, — сделала честные глаза Вера, показала большие пальцы: — Вы звезда.
Он фыркнул и рассмеялся, хотел ответить, но его позвал проходящий мимо официант, вручил бокал и бумажку, быстро ушел. Министр прочитал и смял, убрал в карман, серьезно посмотрел на Веру:
— Вон там Артур, у бара, видите? Идите к нему, я должен отойти.
Она кивнула и пошла. И буквально спустя десяток шагов, ей преградили путь.
