Сборник Любовь за гранью 11,12,13 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (книги без сокращений TXT) 📗
- Опоздал...- её визгливый голос в ушах.
Пронестись к самому подножию горы, чтобы зло оскалиться и врезать кулаком по дереву, появившемуся передо мной. Врезать по стволу, желая придушить эту тварь в своей голове.
- Опоздал, опоздал, - мерзкое дребезжание под корой головной мозга отдается ознобом отвращения под кожей.
- Заткнись, - выдыхая сквозь зубы и пытаясь вскинуть голову и рассмотреть замок на вершине горы. Тварь не даёт. Сууууука. Словно сдавила голову железными тисками, ни поднять, ни опустить.
- Опоздал...Моооорт...милый, возвращайся ко мне. Ты опоздал!
ГЛАВА 21. НИК
Мы точно знали, где эта тварь спряталась с остатками своих приспешников. Почти на границе с землями эльфов, куда проводил нас Сэм. Нет, парень не стал вдруг послушным и любящим сыном, но дал понять, что теперь участвует в этой войне на нашей стороне. Хотя я подозреваю, что он изначально на ней и вступал в противостояние.
Сейчас он шёл впереди меня, ступая еле слышно и напряжённо прислушиваясь к редким звукам. Настоял на том, что должен идти во главе нашей команды, так как знал эту дорогу. Чертов упрямец. Мой сын. Насколько же мой...дьявол его подери! Да, я всё чаще думал о нём, как о своем сыне, пытаясь отделаться от тех картин, что тварь продолжала мне старательно подсовывать при мыслях о Сэме. Сейчас эти кадры казались каким-то ненастоящими. Словно замененная картинка плохого качества. Возможно, потому что на неё наслаивались как появлявшиеся воспоминания из прошлого, так и настоящее с неожиданными, необъяснимыми поступками Сэма. А возможно, потому что всё более кощунственной...нереальной... неправильной казалась любая мысль о другой Марианне. О Марианне грязной, лживой, порочной. Столько времени находясь рядом с ней, видя ее отношение к детям. Дьявол! К моим детям! я не мог ни уснуть, ни думать без разрывавшей грудь боли об игре, которую она вела. Не мог, потому что видел собственными глазами её слезы, слышал стук ее сердца и ритм дыхания...Видел и не мог избавиться от ощущения, что вот такая она настоящая. Марианна Мокану.
Кто-то сзади чертыхнулся, и Сэм резко обернулся, прикладывая палец к губам. И тут же застыл, глядя мне в глаза. И я знал почему.
"-Что стало с твоими глазами, Николас?
Мама осторожно проводит кончиками пальцев по моим ресницам.
- Куда ты спрятал мой любимый цвет ясного неба?
- Я же говорил тебе, мама. Твоё небо померкло. Теперь оно не имеет ни цвета, ни блеска...
- Ты ошибаешься. Оно часто вспыхивает синим. Ты не знал, мальчик мой?
Как же странно слышать это обращение к себе. После стольких лет одиночества, после столетий траура по ней.
- Вспыхивает?
- Да, стоит тебе вспомнить что-то из нашего прошлого, - она тихо смеется, и у меня сжимается сердце, потому что этот смех...он не её совершенно. Будто за эти годы она совершенно разучилась смеяться и теперь учится этому заново.
- Просто моё прошлое очень важно для меня. Наше с тобой прошлое.
- И когда смотришь на своих детей. Какой же ты в этот момент...
- Какой?
- Настоящий мужчина. Мой сильный настоящий мужчина, с которым совершенно не страшно.
- Мама...я думал, что не умею смущаться...
- А чаще всего...чаще всего они синие, когда ты смотришь на Марианну.
- Не надо.
- Когда ты провожаешь взглядом её, выходящую из шатра или прогуливающуюся с Ликой на руках. Или когда она укладывала Ярослава. В этот момент я вижу в тебе моего Николаса.
- Твоего?
- Да, моего сына. Моего Ника, который умеет любить так, что жизнь отдаст за любимых. И именно этой любовью и светятся твои глаза."
Тогда я всё же оставил мать и вышел из шатра, неспособный слушать дальше. Не желая слышать то, что она говорила. И в то же время душа на корню отчаянное желание всё же узнать. Поверить ей…потому что себе давно не верил. Марианне начинал, осторожно, медленно, а себе всё ещё не мог. Тому, что чувствовал при взгляде на неё. Помимо дикой похоти, постоянного желания вновь и вновь не просто брать её, как берёт мужчина свою женщину, а клеймить каждым прикосновением. Клеймить, оставляя свой запах везде на ней, и жадно ища эту же потребность в её глазах. Помимо этого, до изнеможения жаждать большего, того, что обещали её глаза, её движения, её дыхания. Только протяни руку и возьми.
****
- Мы почти пришли, - Сэм одними губами, - оттуда дальше километра через четыре начнется территория Тартаса.
Он и сейчас возвышался угрюмой черной горой над нами.
- Он блокирует ментальную связь, поэтому не теряйте лучше время на мысленные крики.
Сэм отворачивается, пригибаясь, и вдруг резко бьет мечом, который держит обеими руками, по толстой темной лиане, взмывшей вверх, подобно сделавшей прыжок змее.
Чёрт, ну как же тихо тут! Сосредоточился, пытаясь ментально уловить энергии всех присутствовавших здесь. Сканируя местность на наличие чужеродной ауры. И стиснул зубы, дернув Сэма к себе за спину, когда явно ощутил три таких, прямо перед нами, скрытых за густой растительностью. Энергия злости и ненависти, которую источали их тела, пробивалась через кроны деревьев, заставляя дрожать в желании ринуться на них с мечом.
***
Мы ехали совсем другой дорогой и приближались к границе. Маленьким отрядом, который легко затерялся между скалами и не привлекал внимание. С виду мы напоминали обоз работорговцев, возвращающихся из Арказара в Асфентус. Ник сделал все, чтобы замаскировать нас и провести такой дорогой, которую не знали даже сами работорговцы. Для этого были наняты проводники из низших демонов. Они вели отряд как из Асфентуса, так и обратно в Асфентус. Такими дорогами, которых не было ни на одной карте Мендемая. Например, эта исчезала раз в полгода, когда горы сходились вместе от подземного толчка живого вулкана. Василика мирно посапывала у меня в перевязи на груди, а Лили…я не могла называть ее «никто», больше не могла. Ник называл ее Лия, а полное имя Нимени было Лилия Ливиану.
Лили ехала рядом, пристально всматриваясь в дорогу...Я всегда чувствовала ее напряжение, она не расслаблялась ни на секунду. Словно готовая к чему-то ужасному, сжатый комок нервов, который переставал вибрировать лишь рядом с Ником и с нашими детьми.
Она преобразилась за эти дни, совсем в другой одежде, более уверенная в себе, но все такая же робкая и тихая. Когда Ник отлучался из пещеры, она оставалась рядом, помогала с Василикой, по-прежнему ухаживала за мной и злилась, если я не позволяла. Хотя «злилась» - слишком неправильное слово, скорее, обижалась и расстраивалась. Она любила возиться с моими волосами, заплетать их в самые разные прически и как-то совершенно невероятно укладывать. Она прислуживала актёрской труппе, ее научили быстро переодевать актрис и быть им парикмахером, визажистом и уборщицей с гримером. Лили приходила ко мне по утрам, убиралась в шатре, помогала покормить Василику, которая питалась, как и обычные дети, молоком, и я не знаю, где мой муж раздобыл детские смеси, но всё же достал их, как и все остальное для малышки.
Ник выделил для Лили свой шатер, а сам оставался у меня. Хотя это трудно назвать «оставался», нам еще было очень далеко до полного восстановления и примирения, но я уже не чувствовала рядом с ним льда. Каждый мой взгляд, каждое прикосновение к нему топили наш общий лед, как и каждое его прикосновение ко мне.
В первую ночь после того, как остался у меня до утра, Ник сел на пол шатра, как раньше садился на пол зеркальной комнаты. Он привык делать именно так. Но я не дала ему остаться там… где-то, где было место Морта, а проснулась посреди ночи и позвала его к себе. Но он не пришел, и тогда я пришла к нему вместе с одеялом на пол. Это была вторая ночь, когда я наконец-то смогла спокойно спать у него на груди. Мы опасливо и осторожно делали шаг за шагом навстречу друг другу. Он – шатким доверием, готовым сломаться при первом же ударе, а я – попытками не жмуриться, если он повысил голос или поднял руку. И сразу же искать его взгляд…мне он больше не казался мертвым. Ии это были мои победы. Одна за другой, каждый день, проведенный с ним без той твари, что жила в нем. Я словно вцепилась в него и тянула из тьмы на свет и, если раньше меня затягивало вместе с ним в его тьму, то сейчас я все чаще ощущала, что у меня получается, и он поддается и даже помогает мне.
