По ту сторону пламени (СИ) - "Abaddon Raymond" (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
— Ничего себе, — встряхиваюсь. Девочка придвинулась совсем близко, теребит браслет. Ее родители сейчас, должно быть, с ума сходят, пока именинница выдумывает себе монстров. — Зачем тебе идти? Вдруг оно тебя съест?
Дергает плечом:
— Оно чего-то хочет. Так бабуля сказала. Она жалеет, что испугалась тогда. Говорит, оно было очень грустным. Я уже много читала о привидениях — я думаю, это привидение, — они получаются оттого, что у умершего человека осталось незаконченное дело. Значит, он сам не может справиться, вот и ищет помощника! Я помогу, и он наконец отдохнет.
Мне тоже необходим отдых. Рассматриваю ее тонкую шею и птичьи кисти. Если затолкать обратно в арку, закрыть ворота, придержать створки — дело сделает тьма. Нож не понадобится. Я буду… невиновна. Слово горчит на языке. Подслушав мысли, силуэты на границе света и тени обретают плотность.
— Ты веришь в чудовищ? — спрашивает девочка, подаваясь вперед. — Не только в привидения, в разных? В вампиров и оборотней? Ведьм? Видела мультик — Маленький волшебник и большой мир? Там про всех-всех рассказывается, жутко интересно! Особенно оборотень классный!
— Я не верю в мультяшных чудовищ. Они добрые. Это бред. Настоящие чудовища злые, и только. От них стоит держаться подальше, — афиши с забавными монстрами из Волшебника висят по городу уже несколько недель. Это вторая часть, первая была про девочку-ведьму. Стоит мне захотеть, и третий фильм новая знакомая не увидит.
Глупая. Что ты знаешь о чудовищах? Стягиваю ремень сумки и растираю красную полосу на коже. Опускаю ресницы.
— Никто не может быть только злым. Вот, смотри, — у лица шуршит бумага. — Просто… ну, в каждом есть что-то хорошее! Бабуля так говорит, и Волшебник сказал птичке… Да смотри же! — я сдаюсь и смотрю.
На смятый лист, желтый от времени. Грубые посеревшие линии складываются в угловатый силуэт с огромной, закрашенной черным протянутой лапой. Поверх перечеркнуто красным карандашом. Штриховка выходит за границы фигуры и закручивается к верху рисунка — огонь над фитилем. Вокруг пламени пляшут крылатые кляксы.
Совсем не похоже на привидение.
Скорее на человека вроде меня и тех, кто прячется в темноте.
— Ты ошибаешься, — выдыхаю, — ты ничего не понимаешь в…
— В чудовищах? А ты понимаешь?… Я вот, что знаю точно-точно: мир очень большой. Огроменный! В нем могут жить и злые, и добрые чудовища. Совершенно любые! Кому угодно хватит здесь места!
Я не отвечаю. Спорить бесполезно, да и она наверняка просто цитирует мультик. — Сколько всего может прятаться в лесу, пещерах, под водой…
Привидение же появляется прямо здесь, за растрепанной светлой макушкой. Девочка продолжает болтать, смеяться, а над ней в вихре искр стоит белое как кость, четкое и зыбкое, завораживающее: внутри двигается и рвется, ощериваясь острыми гранями, разлагаясь и сходясь воедино — время и пространство. Жизнь и смерть.
— Что такое? — я давно перестала дышать. Я не видела подобного прежде. Она оборачивается и кричит — далеко, глухо, будто сквозь толщу воды. Воспоминание накатывает приливной волной, пальцы привычно находят толстый шрам на ладони:
— Откуда он?
— Ты… упала с крыши, когда тебе было пять. Полезла в заброшенный дом, выбралась на крышу веранды, а она не выдержала. Твои друзья… поранились тоже. Разве не помнишь? — мама подняла брови. Я покачала головой. Я не помнила.
Тринадцать лет не помнила. Но сейчас…
Девочка продолжает кричать, я же, наоборот, молчала, когда осколок прошел между костями. И потом, когда доски прощально треснули и подломились, а встреча с землей выбила воздух из легких.
Онемела, ведь главное случилось в момент после боли и до падения.
Чудо: мир замер и расцвел.
Девочка прячется за мной, больно цепляется в плечи. Призрак вырастает ближе. Его лицо непрерывно меняется, словно принадлежит всем умершим разом. Чаще прочих проглядывает ухмыляющийся череп.
— Прогони его! Прогони, прогони! — вопит девочка. Мертвец протягивает руку — ладонью вверх, приглашая следовать за ним. Повторяя рисунок. Ноздри щекочет аромат хвои и горького, влажного дыма. Как же здесь жарко, как ярко: она права, привидения должны ходить в темноте.
— Ты же хотела помочь ему, — шепчу. Не оторвать взгляда от переменчивой, отчетливо чуждой плоти. Очень реальной.
Боже мой. Я и мои монстры не одни.
Ее бабушка говорила, чудовище грустное, но это не… Грустно — рядом. Будто медленно умираешь, и слишком поздно отступать: мы уже навсегда пропахли смертью.
— Посмотри на него. Не бойся, — ты нужна ему, а мне нужны ответы. — Давай. Копошится, всхлипывает. Вечность ничего не происходит. Я считаю вдохи и закрываю глаза, чтобы не видеть пляшущего слоистого существа.
— Пожалуйста… — начинаю и замолкаю, почувствовав движение.
Поверх плеча тянется маленькая ладошка.
Касается мертвых пальцев.
Улица смазывается и меркнет. Обнаженные ноги продирает морозом. Привидение остается исходящей рябью константой, а вокруг шумит вечерний лес. Голые деревья, зябкий туман, палые листья. Обломанные ветки повсюду, целые горы вязанок. Колет в бок. Острый запах реки и подступающей ночи, совсем рядом журчит вода. Сзади — вскочить, оглянуться, — дом из бревен, полуразрушенный и просевший. Мигнув, сверху, в перекрестии цепей, зажигается фонарь. Качаясь под ветром, посылает тени вглубь чащи, резкий свет скользит по ветвям, разбивается о наши тела, но не задевает мертвеца.
В новой сумеречной реальности он кажется раненым и почти понятным.
— Нам нужно войти в дом, — девочка мотает головой. Тяну, поднимая с ледяной земли. — Мы уже здесь. Поздно трусить… эй, нас все-таки двое! Что он сделает? Мои личные монстры отстали. Испугались? Потерялись? Хорошо. Великолепно! Набираю полную грудь ночной свежести. Холод проникает под майку, прогоняет липкую усталость. Я свободна. Пока, но, если повезет, сегодня не придется никого убивать.
Если повезет, никто не убьет нас.
— Пойдем.
Почему горит фонарь? Строение выглядит давно покинутым. Зачем здесь столько веток, кто их принес? Почему призрак так смотрит? На дом, в черноту выбитых окон. Наши вытянутые тени колышутся, касаясь макушками перекошенного дверного проема.
— Там случилось что-то ужасное? — тихонько спрашивает девочка, очень теплая и дрожащая. У меня стучат зубы, поэтому просто киваю, плевать, что она не видит. Случилось, и, похоже, еще не закончилось.
— Вдруг оно привело нас на обед к тому, кто сам выйти отсюда не может? — шепчет. Первая здравая мысль. Хмыкаю:
— Или просто хочет что-то показать. Свое незаконченное дело, помнишь? — останавливаюсь на крыльце. Щурюсь, привыкая к темноте. Выискиваю движение на периферии зрения. Пусто. Дом дышит сыростью и сладковатой гнилью. Угадывается мебель: вон шкаф и диван, гора стульев. Кусок стола. Пол уходит резко вниз, а где-то в дальних комнатах хлюпает вода.
Достаю из заднего кармана шорт мобильный и зажигаю фонарик. Черт, сумка с ножом осталась на дороге.
Под ногами мятая земля. Паркетные доски вперемешку с обломками вещей, камнями, грязью и мелким мусором громоздятся у стен тесной комнаты. Почти в центре — большая яма. По углам две двери: за одной луч спотыкается о стол с битой посудой, а вторая ведет в помещение побольше, с несколькими кроватями и перевернутым креслом-качалкой.
Сжимаю потную ладошку:
— Давай осмотримся. Если что — убежим, — в лес, по узкой тропке, которой наверняка и принесли хворост. Рядом должны жить люди. Растираю покрытые мурашками бедра. Дыхание клубится паром.
— Л-ладно, — отвечает чуть слышно.
Ныряя внутрь, пригибаюсь: совсем низко над головой сходятся стропила. Идем на кухню. Обходим яму по кругу, как можно дальше от края. Тянем время: именно к яме мертвец и вел.
Отчего-то я знаю наверняка.
В кухне узко и по колено досок — не пройти. Ноет от сквозняка оконная рама. Поворачиваем в спальню. За ней еще одна. Стены в рисунках животных, сломанный манеж. Мы отражаемся в мутном, изъеденном временем зеркале комода. Девочка прячется за мной, видны лишь тонкие предплечья. В неожиданно слепящем отсвете фонаря я сама напоминаю привидение. Белое пятно лица, растрепанная челка, скрытые в тени обычно карие глаза зияют черными провалами. Малышка высовывается, встречается взглядом со своим ночным двойником и вскрикивает.
