История Гарнета (ЛП) - Эвинг Эми (книги без сокращений TXT) 📗
Я зову лакея. Мне нужны кофе, еда. Может, я ничего не сделал. Может, мы лишь немного позабавились. Кажется, я помню, что обещал ей что-то, ее смех, а затем слезы. Это была новая машина? Скорее всего. Или приглашение в Королевский Концертный Зал?
Я с гудящей головой поднимаюсь на ноги и, спотыкаясь, бреду в ванную, включая там кран. Моему лицу так приятно под струей теплой воды. Я рассматриваю свое отражение — глаза красные и опухшие, волосы спутаны.
— Что ты наделал? — спрашиваю я себя.
Слышен стук в дверь. — Входите! — зову я, вытирая лицо полотенцем. — Надеюсь, Зара сделала сегодня крепкий кофе.
Но когда я появляюсь в своей комнате, вижу, что завтрак принес не лакей. Аннабель.
Даже если бы лицо Аннабель не было одним из самых выразительных, что я когда-либо видел, предельно ясно, что я попал. Держу пари, ни один из лакеев не хотел рисковать, имея дело со мной сегодня.
— Что я сделал? — спрашиваю я.
Она ставит поднос на мой кофейный столик и пишет на своей доске.
Машина
— Я разбил ее? — Я не помню, как ехал домой прошлой ночью.
Аннабель закатывает глаза.
Озеро
— Я заехал на ней в озеро? — Она кивает. — Наше озеро? — Еще один кивок. — Ну, что же. Это первый раз.
Затем я ничего не могу поделать — я начинаю смеяться. Образ лица моей матери, когда она просыпается в день аукциона, смотрит в окно и видит машину сына в своем драгоценном озере, слишком бесценен.
Аннабель подходит и бьет меня своей доской.
— Ой! Эй!
Не смешно
— Извини, прости.
Рискованно
— Знаю, — говорю я. — Я больше не буду этого делать.
Она смотрит на меня.
— Я обещаю, — говорю я, и рисую пальцем Х на месте сердца. Так она всегда обещала мне, что не будет жаловаться на меня, когда мы были детьми, и я попадал в переделки за то, что писал ругательства на стенах бального зала или связывал вместе шнурки Отца.
Аннабель дарует мне небольшую улыбку, и я знаю, что прощен. Затем она поднимает крышку с подноса.
Запах горячей копченой говядины и картофеля — словно приветственный зов для моего желудка. Аннабель знает мою любимую похмельную еду.
— Говядина на завтрак? — говорю я. — Ты — спаситель.
Она широко раздвигает шторы моей комнаты, и я вижу темно-золотой свет — солнце начинает садиться.
— Я спал весь день?
Аннабель поднимает одну бровь.
Что слчлс прошлой ночью
— Ничего, — говорю я. — Я не… ничего страшного.
Я вижу, что она мне не верит. Я вгрызаюсь в свой сэндвич, и ее лицо грустнеет. Она покидает комнату, молчаливая, как призрак.
Поздним вечером Уильям, один из лакеев, приходит с новостями.
— Что такое? — спрашивая я раздраженно, когда он стучит в дверь.
— Ваша мать, сэр. Она вернулась с Аукциона.
— И мне не все равно, потому что…
В этом и смысл — я остаюсь в своей комнате, чтобы избежать ее. Кроме того, если я буду двигаться слишком много, мне кажется, что меня вырвет.
Уильям сглатывает ком в горле. — Она не одна, сэр. Она купила суррогата.
Глава 2
На следующее утро я покидаю свои покои, чувствуя себя свежим и немного любопытным.
Пожалуй, мне следовало этого ожидать. У Курфюрста и Курфюрстины есть сын, и ему скоро нужно будет искать пару — Королевский Дворец не может держать ребенка необрученным слишком долго. И я слышал, что в этом году Аукцион был самым грандиозным за современную историю. Мать всегда пытается не обращать внимания на все слухи и планы, поэтому я не ожидал, что она будет в самой гуще событий. Легкомысленное упущение с моей стороны. Мать любит разрабатывать планы больше, чем кто-либо в этом округе.
Очередной ребенок. Интересно, каким будет этот дом, когда здесь появится младенец. Затем я отмахиваюсь от этой мысли, потому что скорее всего я практически не буду общаться со своей сестренкой. Держу пари, Мать забоится, что я заражу ее своим непослушанием. И я готов это принять. Младенцы такие громкие и грязные.
Прежде чем покинуть комнату, я проверяю, чист ли горизонт, потому что я не готов сейчас встречаться с матерью. Все еще поверить не могу, что я въехал в озеро на машине.
Я крадусь по вестибюлю, как вдруг слышу нежные звуки «огорченного» голоса моей матери. Или, может, это ее «голос ярости». Они так похожи, я путаю их иногда.
— И куда, как думаешь, ты направляешься?
Я оборачиваюсь и вижу, как она спускается по лестнице, ведущей в ее личные покои. Судя по блеску ее глаз, это все же «голос ярости».
— Доброе утро, Мамочка, — говорю я радостно. — Думал, что сегодня могу позавтракать в столовой. Слышал, у тебя была важная ночь. Где счастливчик суррогат?
— Не говори со мной так, будто это обычный день. Не стой там в той одежде, которую я тебе дала, в доме, который построила моя семья, в Доме, который ты постоянно порочишь своими детскими шалостями, и не веди себя так, будто ты не перешел довольно серьезную грань.
Моя мать обладает способностью сохранять внешнее спокойствие и одновременно кромсать тебя на кусочки своими словами.
Хотел бы я унаследовать это от нее.
— Мне жаль насчет машины, — говорю я. — Это было… безответственно. Если ты хочешь забрать у меня ключи на неделю или вроде того, это справедли…
— Думаешь, это из-за машины? — Она фактически шипит, и я ощущаю холодный страх, шевелящийся в моем желудке.
— Теперь нет, — говорю я нерешительно.
— Сегодня ко мне приходил Люсьен. Он в библиотеке, — говорит она. Она стоит прямо рядом со мной, и, хотя она маленького роста, я все же ощущаю себя как ребенок под этим холодным взглядом. — Думаю, будет лучше, если он все объяснит. Если я буду смотреть на тебя еще чуть дольше, я могу сделать кое-что, о чем пожалею.
Затем она проходит мимо меня и спускается вниз по главной лестнице, поэтому я направляюсь к одной из задних лестниц и иду в библиотеку. Мой разум беспокоен, пытается разобраться со всеми туманными воспоминаниями ночи в «Призовой Жемчужине», но ничего нового в голову не приходит.
Сначала я не могу найти Люсьена — библиотека Матери огромная, она безумно гордится этим, и я блуждаю по лабиринту из полок, пока не нахожу его, сидящего в кожаном кресле в одном из задних мест для чтения.
— Гарнет, — говорит он, вставая и кланяясь мне. — Спасибо, что нашел время для меня.
— Моя мать не сказала, что у меня есть выбор, — говорю я. Люсьен всегда немного тревожил меня, и не только потому, что он евнух — среди фрейлин есть много мужчин. Он создает впечатление, будто все знает, будто его ничего не удивляет. Он такой вежливый и благородный, и ты не можешь сказать, что он подонок, но… он кто-то вроде подонка. Мне не нравится быть в окружении людей, рядом с которыми я чувствую, будто меня видят насквозь.
Даже сейчас он улыбается этой знающей улыбкой. — Да, — говорит он. — Боюсь, это так.
Он присаживается и указывает мне сесть в соседнее кресло. Я делаю долгую паузу перед тем, как сесть, чтобы показать — это мой дом, не его. Не думаю, что он это замечает.
— Ты был в «Призовой Жемчужине» две ночи назад с другими членами королевских семей и несколькими молодыми леди из Банка?
— Да, — говорю я. Будто он и так не знал ответа. — Марвер Курьо тоже там был.
— Марвер не относится к делу, — отвечает Люсьен, отмахиваясь. — Они все не относятся к делу, кроме одной молодой леди — мисс Циан Грандстрит. Помнишь ли ты, что провел с ней время?
У меня уши начинают гореть. Это нехорошо.
— Да, — говорю я снова, не говоря ничего больше в этот раз.
— Сколько времени вы провели вместе, по твоей памяти?
— Да просто скажи уже, в чем дело, — говорю я. — У меня нет времени на загадки.
Люсьен поднимает идеально выщипанную бровь. — О, думаю, на эту у тебя найдется время. — Он наклоняется вперед. — Помнишь ли ты, как вас полураздетыми поймал ее отец на своем редакторском столе?
