Эрбат. Пленники дорог (СИ) - Корнилова Веда (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Что еще явилось для меня весьма неожиданным, так это то, что Кисс сам, лично, готовил все добытое им на костре, не допуская меня до этого, казалось бы, женского, дела. Отдыхай — отрезал он тоном, не терпящим возражений. Я, дескать, к дорогам и долгой ходьбе человек привычный, а ты нет. Вот и береги силы, восстанавливай их после болезни… Вначале я терялась — как же так? а потом привыкла, тем более, что Кисс управлялся с приготовлением еды не хуже любого повара. И готовил хорошо, хотя каждый раз и подтрунивал беззлобно над собой — за вкус, мол, не ручаюсь, но горячо сделаю… Причем он успевал все: и управиться у костра, и отыскать воду, и нарубить лапника на ночь.
В определенном смысле он, конечно, был прав: я просто валилась с ног от усталости, особенно в первые дни. Засыпала сразу же, стоило мне только прилечь, причем это случалось даже днем, на коротких привалах, когда мы останавливались передохнуть. В таких случаях Киссу приходилось долго расталкивать меня, чтоб идти дальше. На ночевках я уже без разговоров придвигалась поближе к своему спутнику, укладывала голову ему на плечо и моментально засыпала. Через несколько дней я втянулась в нелегкую дорогу по лесу, и перестала так уставать. Стало находиться время и появляться силы для разговоров. Поздними вечерами, сидя у дымного костра, Кисс рассказывал о тех дальних, неведомых мне странах, куда его заносила жизнь, о людях, с которыми его сводила судьба. Рассказчиком он оказался замечательным, причем слушая его веселые, немного ехидные (как же без того!) повествования, я впервые за многие дни смеялась от души. А ночами я привыкла спать, прижавшись к нему. Так было теплее да и спокойнее…
Правда, ни о себе, ни о каких подробностях из своей прошлой жизни в этих повествованиях он не касался. Когда я все же спросила его, откуда он родом, Кисс сделал вид, что ничего не слышал. Больше я его про то не спрашивала, да и он не очень интересовался моей жизнью. Этот вопрос — наше прошлое, мы оба старательно обходили, и вообще старались не вспоминать ничего из того, что с нами было до того момента, пока мы не ступили на палубу маленького корабля в Стольграде… Не скажу, что с тех пор мы с ним стали друзьями, но и прежней неприязни у нас уже не было.
За эти дни Кисс зарос светлой бородой, и получилось так, что его неприятные усы, которые мне настолько не нравились, незаметно растворились среди густой растительности. Удивительно, но когда узкая нитка усов перестала выделяться на его лице, мой спутник стал выглядеть куда более привлекательно, и больше не вызывал у меня такой откровенной неприязни. Не знаю, зачем он вообще себе отпустил эту дурацкую растительность на своем лице? Я на одном из привалов не выдержала, и спросила его об этом. Как и следовало ожидать, в ответ на мои слова из Кисса полезли насмешки:
— Лиа, ну наконец-то ты призналась в том, что именно в моей прекрасной внешности растопило твое суровое сердце!
— Я просто хотела сказать тебе, что без своих нелепых усов ты смотришься куда более симпатичным — пожала я плечами. — И даже красивым. И зачем только ты их отрастил, эти неприятные полоски? Они же тебе совершенно не идут, и более того — очень портят твое лицо. Думаю, ты и сам это знаешь.
— Приятно слышать, что ты все же заметила мою красоту, пусть даже и с заметным опозданием! А не то я уже начал опасаться, что у тебя катастрофически портится вкус.
— Кисс, хватит молоть вздор! Я так и знала, что ты невесть каким образом передернешь мои слова! Да ты и сам не можешь не знать того, что эти так называемые усы очень меняют твое лицо, причем худшую сторону. Без них у тебя совсем иная внешность, куда более мягкая и добрая… И, как выясняется, без этих… усов у тебя куда более привлекательное лицо…
— А вот мне куда больше нравится моя внешность с так нелюбимыми тебе усами!
— Мне же кажется, что ты их отпустил специально, только чтоб изменить свое лицо, причем сделать его как можно более невзрачным и неприятным. Или же ты умышленно меняешь свою внешность, чтоб она стала абсолютно несхожей с кем-то… Узкая полоска усов подходила для этого как нельзя лучше. Что, старые грешки покоя не дают? Иного объяснения тому, что красивый мужчина по непонятной причине портит свое лицо невесть какой растительностью, я не вижу.
— Лиа, не выдумывай невесть какой чуши. Придумываешь себе невесть что. Но все равно ты полила бальзамом мою исстрадавшуюся душу — почти что призналась в любви!
— Кисс! Тебе всегда надо переиначивать мои слова? Я вовсе не то имела в виду!
— Продолжай, о плющ моего сердца!
— Лучше бы я тебе ничего не говорила! И все равно: без своих дурацких усов ты мне нравишься куда больше…
— Учту на будущее…
На того человека мы наткнулись ближе к вечеру шестого дня нашего вынужденного путешествия по лесу. Я вначале даже не поняла, отчего это шедший впереди меня Кисс внезапно остановился. Наверное, я бы даже налетела на него, если бы Кисс не удержал меня своей сильной рукой. И хотя я не видела его лица, но, тем не менее сразу поняла: здесь что-то не так… Опасность. Даже на хищных зверей, до того несколько раз встреченных нами на лесном пути, Кисс реагировал несколько иначе. Более спокойно, и в то же время агрессивно, что-ли… А тут несколько мгновений Кисс стоял, не шевелясь, затем неслышно пошел вперед, жестом приказав мне спрятаться за стоявшее рядом высокое дерево. Я послушно шагнула на указанное место, хотя не поняла, в чем дело. Вроде тихо, ничего подозрительного…Все так же чуть шумели и поскрипывали высокие деревья под ветром… Никаких посторонних звуков, и чужих запахов тоже нет. Вокруг все тот же лес, и тот же покой… В чем дело? А ведь Кисс встревожился не на шутку… Прошла минута, другая… Тишина, и Кисс не возвращается. Может, мне не стоило так безропотно слушаться своего спутника? Вдруг в эту секунду ему помощь нужна, а я тут стою, невесть чего выжидаю… А время, меж тем, все идет и идет…
Хотя я ожидала его возвращения, тем не менее Кисс умудрился появиться передо мной неожиданно и почти беззвучно. Нет, это же надо уметь так тихо ходить!.. Правда, его лицо мне не понравилось. Хотя он и не показывал вида, но когда с человеком проводишь какое-то время, то поневоле начинаешь отмечать про себя малейшие оттенки его настроения. Вот и сейчас было заметно, что Кисс не на шутку встревожен.
— Пошли — бросил он мне.
— В чем дело?
— Сама увидишь…
Несколько шагов вперед — и я замерла от неожиданности. Прямо перед нами, прижавшись обнаженной спиной к шершавому стволу старой сосны и устремив вдаль остекленевший взгляд, неподвижно стоял человек. Мало того, что на нем, кроме коротких истрепанных штанов, не было другой одежды, так еще, вдобавок ко всему, он был бос. Босиком в лесу?! Причем, судя по израненным и сбитым в кровь ногам, долго пробирался по бурелому… Да-а… Вон, колени разбиты, даже два ногтя на пальцах одной ноги сорваны… Не понимаю… Ведь чем-то можно было ноги обмотать, хоть теми же обрывками одежды, чтоб они меньше страдали! Пусть сейчас и лето, но все же вокруг нас дремучий лес, где под ногами колючие ветки, шишки, торчащие корни, обломки древесины, а не мощеные улицы Стольграда. Но еще больше меня удивил неестественно белый цвет его кожи. Вернее сказать, мертвенно — белый… Можно подумать, у него под кожей не кровь, а снег… Не знаю отчего, но смотреть на этого человека было неприятно…
— Он что, умер?
— Да. И похоже, не сегодня. Но и не скажу, что давно…
— Но если так… Когда это случилось? И почему он тогда стоит на ногах, отчего не упал на землю? Что с ним произошло? Откуда он здесь взялся, да еще почти без одежды? Может, здесь поблизости еще есть такие же, как он? И…
— Лиа, слишком много вопросов. Хотя на некоторые, думаю, можно ответить и сейчас…
Кисс подошел к неподвижно стоящему человеку, и дотронулся до него рукой. В ту же самую секунду человек, как подкошенный, рухнул на землю, лицом вниз. От неожиданности я шарахнулась в сторону. Кисс же, наклонившись над упавшим, негромко выругался. Похоже, подтвердились какие-то его неприятные подозрения…
