Ведовская страсть (СИ) - Соловьева Елена (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
— Значит, не хочешь их стеснять?.. — задумчиво произнес Безгнев, поглаживая длинную бороду. — Похвально… Знаешь, ты оставайся у меня, думаю, уживемся.
Дмитрий не спешил соглашаться.
— А как на это отреагирует твоя семья?
— Ты никого не обременишь своим присутствием: я живу один, — сказал жрец, заметно погрустнев. — Моя благоверная не захотела переезжать в эту глушь, а потомства мы не прижили. Но, может, это и к лучшему: не хотелось бы, чтобы дети разрывались между родителями… не правильно это как-то.
— Здесь, насколько я успел увидеть, полно женщин, — заметил Дмитрий.
— Нет, — твердо произнес жрец, — теперь я предан только им, — и он кивнул в сторону мраморных изваяний.
— К чему им твоя верность? — усмехнулся Селиванов, все еще не понимая причин, побудивших Безгнева посвятить жизнь божеству. — Думаешь, они снизойдут до тебя?
— Едва стал походить на человека, но стоило мне чуть расслабиться, и ты вновь принялся язвить, — упрекнул гостя-атеиста Безгнев. — Их любовь совсем не похожа на отношения между мужчиной и женщиной, в твоем понимании…
— Так что? — перебил его Дмитрий, — возьмешь в постояльцы или нет?
— Пойдем, — произнес жрец и тяжко вздохнул, — за добро я привык платить добром. И Боги учат нас делиться со страждущими, а Их воле я противиться не могу.
— Ну, спасибо вам, — обратился Дмитрий к изваяниям. — А если вы еще и поможете избавиться от нравоучений жреца, я буду просто счастлив!
Статуи не ответили. За них это сделал Безгнев, полушутливо погрозивший Селиванову увесистым кулаком за богохульство.
— Ладно тебе, не горячись, — рассмеялся Дмитрий. — Может, я благодарил их на полном серьезе?
— У тебя не поймешь, говоришь ли ты искренне или ерничаешь, — заметил Безгнев.
Дмитрий коротко хохотнул.
— Такой уж есть.
— Нет, не такой, — произнес жрец и пристально посмотрел на него. — Иначе ноги бы твоей здесь не было.
Дмитрий не нашел, чем возразить. Крутанул колеса коляски и двинул за жрецом.
Глава 12
Женщина, которую все считают холодной, просто еще не встретила человека, который пробудил бы в ней любовь.
Жан де Лабрюйер
Дом у жреца был бедный, почти все его пространство занимала одна комната с расставленными рядами столов и лавок: оказалось, что Безгнев выполнял в местной общине еще и роль учителя.
— Обидно, но я могу дать малышам так мало… — заметил хозяин, показывая гостю помещение, — но это лучше, чем ничего.
Дмитрий обвел взглядом избу и с укором покачал головой.
— А вы понимаете, что при таком уровне подготовки дети не выживут вне условий общины?
— Мы вовсе не неволим детей оставаться здесь. Напротив, поощряем их желание получать знания, — вспыхнул Безгнев. — Родители отправляют детей к родственникам на время обучения, либо же сами покидают общину до той поры, пока их чада не станут достаточно взрослыми, чтобы вести самостоятельную жизнь. И в то же время мы горды теми из них, кто возвращается в общину. Как, к примеру, Миролюб.
Слушая разъяснения Безгнева, Дмитрий вспомнил, что среди членов общины он не встречал подростков. А дети постарше, скорее всего, приехали к родителям на время каникул.
— Извини, — сказал он жрецу, — я погорячился.
— Ничего, твоя забота о чужом благополучии похвальна. — Жрец несколько мгновений подумал, а потом добавил: — Еще я хотел бы заметить, что у детей, рожденных здесь, проявляется масса способностей, чуждых отпрыскам крупных городов. Они более внимательны, вдумчивы, у них лучше развиты память и воображение. Знаешь, иногда, наблюдая за ними со стороны, я замечаю, как малыши общаются друг с другом без слов. А их связь с миром флоры и фауны поразительна!
— Это интересно, — произнес Дмитрий и решил тоже понаблюдать за детьми.
В первый же день, когда ученики пришли к Безгневу на занятия, они были явно смущены присутствием постороннего на уроках. Дети постоянно косились на Дмитрия и заикались, рассказывая выученные задания.
Среди малышни, к своему удовольствию, Селиванов заметил и маленькую Ладу, не расстававшуюся с куколкой и во время занятий.
Местная детвора прежде не видела инвалидов. Хитроумное приспособление с колесами поразило их воображение. Особо отчаянные малыши даже просили покататься на кресле.
— Когда я вырасту, то тоже куплю себе такую штуку, — заметил один не по годам бойкий малыш.
И с завистью покосился на рассевшегося в коляске незнакомца, в то время как он сам и другие ученики теснились на грубо сколоченных деревянных лавках.
— Надеюсь, что тебе не придется ездить в таком кресле, — невесело рассмеялся Дмитрий.
Ему, как ни пытался он казаться незаметнее, пришлось оставить жилище жреца на время уроков. Несмотря на одежду язычника, Дмитрий слишком отличался от местных мужчин. А инвалидное кресло только добавляло ему странности.
— Ничего, пара-тройка недель, и они привыкнут, — заметил Безгнев. — Ты перестанешь быть для них диковинкой.
Дмитрий недовольно нахмурился и буркнул:
— Не думаю, что задержусь здесь так долго.
Он крутанул колеса коляски и направился к выходу. Замечания жреца раздражали его и вместе с тем пугали.
— Не зарекайся!.. — предупредил Безгнев.
Дмитрий еще сильнее насупился. Он и сам не понимал, что заставляет его оставаться в этом затерянном среди вековых сосен уголке. И все же продолжал жить среди загадочных и немного странных обитателей поселения, каждый день обещая себе, что вот наступит завтра — и он обязательно уедет.
Но день сменял ночь, а Дмитрий все не возвращался к оставленному прошлому. Его прежняя жизнь стала казаться сном — давним, полузабытым. Будто и не существовало вовсе того Дмитрия Селиванова, красавца-бизнесмена, грозы миловидных дам. Удивительно, но об оставленных удовольствиях и причудах Дмитрий вспоминал все реже и не стремился к ним возвратиться.
Он полюбил ночное время суток, когда все жители засыпали, а темное небо напротив, пробуждалось к жизни. Дмитрия непостижимым образом манили тени гигантских стволов, рисовавших в отблесках луны призрачные картины на нежной весенней траве. Полюбились ему вскрики ночных птиц, гонявших где-то в темноте добычу. Он вслушивался в журчание ручья, впадавшего в неширокую реку с отвесного холма; созерцал густой туман, поднимавшийся над болотами.
Среди величия ночи Дмитрий забывал о том, кто он такой и где находится. Но, не помня себя, он чувствовал, как внутри него рождается нечто иное. Словно другая, чуждая ему сущность наполняет каждую клеточку его тела.
Дмитрий научился ориентироваться на местности и теперь с закрытыми глазами мог добраться до поселения. Лес и поселение стали ему не просто прибежищем, но новым домом.
Иногда, прогуливаясь, Дмитрий уходил глубоко в чащу и там, среди густых зарослей, слышал протяжный вой волков, уханье сов и звуки, издаваемые другими хищниками. Но эти чуждые его уху шумы не пугали его, а скорее завораживали своей первобытностью. Он не боялся животных, а они не трогали его.
И, конечно же, частым спутником Дмитрия в ночных прогулках стала она, Змиулана. Загадочная полудевушка-полузмея пугала его и манила одновременно.
Не договариваясь заранее, они встречались на закате. Иногда просто беседовали, чаще — молчали, рассматривая, словно впервые, огромный купол звездного неба, шатром раскинувшийся над их головами.
Дмитрий постепенно свыкался с мыслью о том, что Милана нравится ему сильнее с каждым днем. В человеческом обличье она казалась такой хрупкой, такой живой и нежной. Он не мог удержать себя от прикосновений: гладил ее шелковистые волосы, массировал уставшие после долгих прогулок ножки, с интересом наблюдая за тем, как на ланитах скромницы вспыхивает румянец удовольствия.
Однажды Милана позволила ему прикоснуться к своим обнаженным плечам. Она смущенно комкала спущенный до груди широкий ворот нижней рубахи и вздрагивала каждый раз, когда пальцы Дмитрия касались ее «кошачьего места» — крошечного островка удовольствия, уютно расположившегося между лопатками.