Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Должно быть, на завтрак они едят тушеный чеснок и овощную кашу. Мой желудок сжимается, а освещение вдруг кажется слишком ярким.
— Как-то нестабильно, — говорю я. — А ты как?
— Я в порядке. Они вытащили несколько осколков. Ничего страшного, — отвечает он.
Койн объявляет совещание открытым: — Наша Атака в прямом эфире уже официально запущена в эфир. Для тех из вас, кто пропустил вчерашнюю восьмичасовую трансляцию нашего первого пропо — или повтор, организованный Бити — мы прокрутим ролик прямо сейчас.
Прокрутят его? Так они успели не только просмотреть отснятый материал, но и смонтировать из него ролик, и даже уже несколько раз передать его в эфир?
Мои руки вспотели от предвкушения, что увижу себя по телевизору. А что, если я все так же ужасна? Что, если я такая же неуклюжая и бесполезная, какой была в студии, и они отказались от попыток это исправить?
В этот момент из каждого стола выдвинулся экран, свет чуть потускнел, и комната погрузилась в молчание.
Поначалу мой экран черный. Потом в центре начинает мигать маленькая искорка. Она мигает, увеличивается в размере, медленно пожирая черноту, пока не превращается в пылающий на весь экран огонь, который кажется таким реальным и жарким, что я представляю, будто ощущаю исходящее от него тепло. В кадре появляется изображение моей сойки-пересмешницы, сверкающей красным золотом. Низкий, звучный голос, который преследует меня в снах, начинает вещать.
Клавдий Темплсмит, главный комментатор Голодных Игр, говорит: — Китнисс Эвердин, девушка, побывавшая в самом пекле.
Внезапно, на фоне настоящего огня и дыма в Дистрикте-8, заменив собой сойку, появляюсь я.
— Я хочу сказать восставшим, что жива. Что я здесь, в Восьмом Дистрикте, где Капитолий разбомбил больницу, полную беззащитных мужчин, женщин и детей. Там, где не осталось выживших.
Показывают больницу, которая рушится, отчаяние очевидцев, в то время как мой голос за кадром продолжает.
— Я хочу обратиться к людям: если вы хоть на одно мгновение поверили, что Капитолий будет относиться к нам по справедливости, если вы поверили в прекращение огня, то вы обманываете сами себя. Потому что вы знаете, кто они на самом деле и что они делают.
Камера снова возвращается ко мне, и я развожу руками, показывая на разрушения вокруг себя.
— Вот как они поступают! И мы должны дать им отпор!
И на экране появляется фантастически-смонтированные кадры битвы. Падают бомбы, мы бежим, земля взрывается — крупным планом показывают мою рану, она выглядит неплохо, но кровоточит — вскарабкивание на крыши, ныряние в переулки, и несколько удивительных кадров самих повстанцев, Гейла, и много меня, меня, меня, воюющей с планолетами в небе. Резкая смена кадров, и вот уже я бегу прямо на камеру.
— Президент Сноу говорит, что предупреждает нас? Ну что ж, я тоже хочу его предупредить. Вы можете мучить и бомбить нас, сжигать наши Дистрикты до основания, но видите вот это?
Мы с камерой наблюдаем за планолетом, горящем на крыше склада. Эмблема Капитолия, высеченная на крыле, плавится, постепенно превращаясь в мое лицо, я кричу президенту:
— Огонь занялся! И если сгорим мы, вы сгорите вместе с нами!
Огонь снова заполняет собой весь экран. И поверх него накладываются черные, монолитные буквы, из которых слагается фраза:
ЕСЛИ СГОРИМ МЫ, ВЫ СГОРИТЕ ВМЕСТЕ С НАМИ
Слова воспламеняются, и экран гаснет.
Мгновение в комнате сохраняется тишина, затем в комнате раздаются аплодисменты, а следом за ними и просьбы прокрутить ролик еще раз. Койн с удовольствием нажимает на кнопку воспроизведения, и на этот раз, зная, чего ожидать, я пытаюсь представить, что смотрю это по своему телевизору дома в Шлаке. Анти-Капитолийское выступление. Такого никогда не показывали по телевизору. По крайней мере, не на моем веку.
К тому времени, как экран погас во второй раз, у меня появляется потребность узнать больше. — Это транслировалось по всему Панему? Это видели в Капитолии?
— Не в Капитолии, — говорит Плутарх. — Мы не смогли пробиться сквозь их систему, несмотря на то, что Бити работает над этим. Но зато во всех дистриктах. Мы даже показали это во втором, который, возможно, в этой битве намного значимее Капитолия.
— А что, Клавдий Темплсмит за нас? — спрашиваю я.
Мой вопрос очень смешит Плутарха. — Только его голос. Он очень легко нам достался. Даже не пришлось подвергать его какой-то особой редакции. Он сказал это еще на твоих первых Играх, — он стучит рукой по столу. — Ну что сказать? Давайте еще раз поаплодируем Крессиде, ее потрясающей команде и, конечно, нашей звезде экрана!
Я тоже хлопаю, пока не осознаю, что я и есть та самая звезда экрана, и, наверное, отвратительно аплодировать самой себе, но никто не обращает на это внимания. Я не могу не заметить напряжение на лице Фалвии. Наверняка, ей очень трудно смотреть на успех идеи Хеймитча под руководством Крессиды, когда студийный подход Фалвии потерпел такой провал.
Терпение Койн к самовосхвалению, похоже, иссякло. — Да уж, заслуженно. Результат превзошел наши ожидания. Но я должна вынести на обсуждение тот риск, которому вы подвергли себя во время этой операции. Я знаю, что рейд был непредсказуемым. Однако, учитывая обстоятельства, я считаю, мы должны обсудить решение направить Китнисс в реальный бой.
Решение? Отправить меня на поле боя? Значит, она что не знает, что я вопиющим образом игнорировала приказы, вытащила наушники и ускользнула от своих телохранителей? Что еще они скрыли от нее?
— Это было трудное испытание, — говорит Плутарх, потирая лоб. — Но все согласны, что мы бы ничего не добились, каждый раз во время взрывов запирая ее где-нибудь в бункере.
— И ты согласна с этим? — спрашивает президент.
Гейл пинает меня под столом, и я понимаю, что она обращается ко мне. — О! Да, полностью поддерживаю. Это здорово — делать хоть что-нибудь для изменения сложившейся ситуации.
— Что ж, тогда давайте разумно использовать ее влияние. Тем более что Капитолию известно, на что она способна, — говорит Койн.
Гул согласия раздается в комнате.
Никто не выдал нас с Гейлом. Ни Плутарх, с чьим авторитетом мы не считались. Ни Боггс с его сломанным носом. Ни насекомые, которых мы повели в огонь. Ни Хеймитч — нет, подождите-ка. Хеймитч убийственно улыбается мне и ласково говорит: — Точно, мы же не хотим потерять нашу маленькую сойку, когда она наконец-то начала петь, — я отмечаю для себя, что нельзя оставаться с ним наедине в одной комнате, потому что он точно подумывает отомстить мне за то, что я сняла наушник.
— Итак, что еще вы задумали? — интересуется президент.
Плутарх кивает Крессиде, которая занимается пропо.
— У нас есть несколько ужасающих кадров, на которых запечатлена Китнисс в госпитале Восьмого. Это должно быть другое пропо с главной темой "Потому что вы знаете, кто они на самом деле и что они делают”. Мы сосредоточимся на том, как Китнисс общается с пациентами, особенно с детьми, на подрыве больницы и обломках планолета. Мессалла уже монтирует. Также мы задумываемся об отрывке о сойке. Нарезка из самых ярких моментов Китнисс вперемешку со сценами мятежных восстаний и кадрами войны. Мы называем его "Огонь приручен”. И еще Фалвия поделилась с нами гениальной идеей.
На лице Фалвии начинает появляться то самое полный-рот-кислого-винограда выражение, но она справляется с ним.
— Что ж, не знаю, насколько моя идея гениальна, но я подумала, что мы могли бы сделать серию роликов под названием "Мы Помним". В них мы бы отдали дань погибшим трибутам. Маленькой Руте из Одиннадцатого или пожилой Мэг из Четвертого. Смысл в том, что каждый из этих отрывков мы могли бы нацелить на какой-то конкретный дистрикт.
— Чтобы отдать дань своим трибутам, — говорит Плутарх.