Теряя себя (СИ) - "Eve Aurton" (книги полностью бесплатно txt) 📗
Не жалость, не привязанность — вина — вот, что гложет его.
— Вы простили Адель? После того, что она сделала?
— Нашу природу не изменить, Джиллиан. В конце концов, смерть Элии это не причина разрывать многовековую связь, — Рэми резко замолкает, будто понимая, что сказал лишнее, и стремительно выпрямляется, смотря на меня сверху вниз. — Вечер откровений окончен, ты можешь идти.
Отворачивается, вновь подходя к столу, а я не испытываю его терпение и почти бегом покидаю библиотеку, совершенно забыв то, зачем приходила. Только в голове оживает предательская мысль, что причиной разрыва многовековой связи стала я. Почему?..
Комментарий к Глава 9
— Tu est charmante dans ta perversité, ma fille,* (фр. Ты очаровательна в своей порочности, моя девочка)
========== Глава 10 ==========
Сегодня закат кроваво-алый, насыщенный пугающими красками и предвещающий сильный ветер. Сегодня мне особенно тоскливо, хотя теперь для этого, наверное, нет причин, потому что мой Господин стал куда более внимательным, если так можно выразиться. По крайней мере, каждый вечер я ужинаю в его обществе и узнаю все больше о его мире. Мире — не о нем, ведь с того вечера он старательно избегает любую тему, касающуюся его, тем самым еще больше разжигая мое любопытство. Он для меня словно неизведанная книга, которую до ужаса хочется прочесть, но до нее не добраться, не открыть, потому что она спрятана за крепким замком, прямо как те издания, которые стоят в его библиотеке в отдельном шкафу, за стеклом, защищенные от чужого внимания. Я могу прочесть только их названия, но они совершенно ничего не дают, также и Рэми — я знаю лишь поверхностные факты, а копнуть глубже не могу по той простой причине, что не знаю как подобраться.
Обычно наш разговор все больше касается меня, потому что Хозяин с удивительным упорством интересуется моей прошлой жизнью, о которой мне неловко говорить, ведь на самом деле она была не столь насыщенна и ярка, чтобы быть темой для разговора. Но, несмотря на это, мне приходится рассказывать даже о незначительных мелочах, одновременно смущаясь от пронзительного взгляда Рэми, прислушивающегося к каждому моему слову и тут же задающему наводящий вопрос.
В такие моменты я ощущаю, как он касается моей обнаженной души, и, чтобы спрятаться от его внимания, опускаю голову и снижаю голос, наивно надеясь, что он прекратить пытать меня. Напрасно, и мне приходится рассказывать о школе, доме, работе, знакомых, да о чем угодно, даже о том чертовом пруде, через который я любила ходить с работы в моменты крайней меланхолии. Зачем ему это? Что в этом интересного?
Не знаю.
Мотаю головой, касаясь кончиками пальцев холодного стекла, единственной преграды, разделяющей меня и мнимую свободу. Иногда желание вырваться на улицу столь остро, что я репетирую перед зеркалом давно продуманный в голове разговор, но, как только вижу Господина, теряю всю смелость и вновь откладываю на потом, таким образом накопив много таких “потом”. А ведь так хочется окунуться в холодный воздух ноября, пройтись по жухлой листве и заглянуть в сад, который не видно с этой стороны дома.
Мне же остается своя комната и прогулки до столовой, когда мне приказывают спуститься к ужину. Если бы не этот факт, то, можно сказать, здесь не так уж и плохо, главное не думать о том, что жизнь может оборваться в любой момент, а опасность подстерегает после каждого неосторожного слова, могущего вызвать гнев Господина, как оказалось, слишком непредсказуемого.
Видимо, сегодня мое терпение подходит к концу, потому что я все-таки решаюсь спросить разрешения покинуть особняк. Хотя бы на пять минут, пройтись по подъездной дороге и вернуться назад, пусть даже под пристальным вниманием Мадлен, или Саймона, или самого Хозяина, раз он так сильно не доверяет мне.
Делаю пару глубоких вдохов прежде чем постучаться в его комнату, правда, так и не дожидаюсь ответа, что указывает на то, что Рэми в библиотеке, либо же вообще отсутствует. Что ж, второе тоже неплохо, ведь сейчас я настолько жажду выбраться, что хочу попытаться выйти на улицу незамеченной. Да они даже не узнают, не увидят, не поймут. Я буду крайне осторожна.
Мои надежды не оправдываются как только я вижу Господина в холле. Довольно странный выбор места, учитывая то, что он предпочитает тишину библиотеки или же надежность своей спальни. Сейчас же он сидит на диване и перелистывает газету, изредка отвлекаясь на то, чтобы сделать глоток его излюбленного коньяка. Растерянно останавливаюсь на лестнице, всматриваясь в его затылок и широкие плечи, против воли вспоминая о нашей последней близости, и предательски краснею, понимая, что совершенно не против повторить то же самое.
Бог мой, я становлюсь зависимой от его ласк
— Так и будешь там стоять?
Прикусываю нижнюю губу, крепче обхватывая лакированные перила и действительно боясь предстоящего разговора. Нужно-нужно-нужно. Нужно, Джиллиан Холл.
— Что-то случилось? — он не отрывается от чтения, даже не смотрит на меня, когда я подхожу ближе и встаю буквально в нескольких шагах, по привычке сцепляя пальцы и опуская голову. — Джи-и-и-л, ты отнимаешь мое время, помни об этом, когда вновь решишь просто помолчать.
Слава Богу, в его голосе не слышится раздражения, что придает мне смелости, и я даже открываю рот, чтобы озвучить просьбу, как тут же закрываю, когда он отвлекается от газеты и переводит на меня взгляд, смотря вопросительно выжидающе. Черт, не думала, что будет НАСТОЛЬКО сложно. Нога предательски подгибается, когда от волнения я начинаю переминаться и ставлю стопу на внешнюю сторону.
— Простите. Я… дело в том… я хочу…
— Вот как? И что же ты хочешь? — он не дает закончить фразу, двусмысленно ухмыляясь и заставляя меня покраснеть. Изгибает брови, откладывая газету в сторону и с видимой заинтересованностью ожидая ответа. А я не могу не взглянуть на его руки, на длинные изящные пальцы, которые доводили меня до исступления тогда, в библиотеке. Бог мой, я не должна об этом думать. — Джиллиан, складывается ощущение, что ты пришла просить что-то из ряда вон выходящее. У тебя есть ровно десять секунд, чтобы озвучить просьбу. Раз, два, три.
— Я хотела попросить вашего разрешения выходить на улицу, — под таким прессом выпаливаю я и сразу затихаю, настороженно наблюдая за его вмиг сменившимися эмоциями. Теперь в его взгляде нет и намека на игривость, а Рэми становится серьезно строгим, почти каменным, неприступным.
— Нет, — коротко отвечает он и как ни в чем не бывало вновь тянется за газетой.
— Почему? Я прошу лишь о нескольких минутах, не более, — мне даже хочется расплакаться от безнадежности, что приносит его реакция. Да что в этом такого, в конце концов? Я же не собираюсь сбегать.
— Разговор окончен, — газета все-таки перекочевывает в его руки, а я поджимаю губы, силясь сдержать слезы обиды и разочарования. Дыхание срывается, и в наступившей тишине ясно слышится тихий всхлип, вынудивший Рэми взглянуть на меня исподлобья, а меня закусить внутреннюю сторону щеки. Сейчас я напоминаю избалованную капризную девочку, пришедшую выпрашивать конфету у строгого родителя, спрятавшего ее от сладкоежки. — Посмотри на меня, Джиллиан, — в его тоне слышится сталь, и я послушно отрываюсь от созерцания своих ботинок, вскидывая наверняка блестящие от еле сдерживаемых слез глаза. — Ты ведь не собираешься манипулировать мною посредством слез? Даже не думай, что это подействует.
— Что?.. Нет-нет, я просто не понимаю, правда не понимаю, что в этом такого, ведь я не собираюсь бежать.
— Почему? В чем причина твоего старательного послушания? Страх или понимание того, что тебе некуда бежать? А может, причина в другом? — Господин вновь откладывает газету, безотрывно смотря в мои глаза и наверняка зная, что я не совру. Не потому что боюсь, а потому что попросту не умею, не научилась, предпочитая искренность лжи.
— Потому что я подписала контракт, потому что вы выполнили свои условия, благодаря чему у Айрин появился шанс, и потому что мне действительно некуда бежать, — я говорю это искренне, не пытаясь увильнуть или усыпить его бдительность. Каждое мое слово — чистая правда, это и есть причины, по которым я не желаю бежать.
