У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем! (СИ) - Гусейнова Ольга (книги полностью .TXT) 📗
Я задрожала. Его хрипловатый глубокий голос, исторгнутый широкой мощной грудью, горячей волной прошелся по моей коже. Зажмурившись и опустив голову, я попыталась понять, отчего чувствую себя подобно горячему воску: плавлюсь… того и гляди, лужей растекусь по столу при всем честном народе. А я ведь княжеская невеста! Самая-самая… вроде как…
— …еще бают, что авертовские дюже недовольные чересчур пронырливым леопардом. Свободу отдавать в чужие лапы тоже никто не хочет. Вот и зреет бунт, и недолго княжество, говорят, продержится. И наемники после войны слишком много с князя денег трясут, вот он их потихоньку и разгоняет: кого дуриком отлучает, а кого и на плаху… — донесся до меня, как через толщу воды, голос Вита.
— Лу Савери, ты чего такая испуганная и взъерошенная сидишь? — На плечо мне легла ладонь охранника.
Наконец я вырвалась из сладкого плена запаха и голоса незнакомца. Тряхнув головой, рассеянно поправила плат и, заставляя себя не оборачиваться на ссорившихся кошек, пробурчала:
— Вы тут страсти-мордасти рассказываете, а еще хотите, чтобы я спокойно сидела?
— А иди-ка ты, лу Савери, спать. Завтра день тяжелый, нужно исхитриться, да так отказать Валиану, чтобы зла на тебя не держал. А мы тебя как сахарную в клан вернем, со всем почтением…
Я уставилась на проныру Вита, но решила не гоношиться. Время покажет, кто прав, а кто виноват. Может и вправду князь наш похуже участи вековухи придется. И думай потом: то ли в Волчий клык возвращаться несолоно хлебавши, то ли…
Нет, о том я пока не готова и помыслить, сперва надо на смотринах побывать, а вдруг все, что ни болтают горожане, — пустое. И стану я счастливой, любимой, главной княжеской женой.
Глава 10
— Ч-ч-т-то нам подсунули, а? — шепелявила я, не в силах управлять собственным языком.
— А чего? Чудная настоечка! — пьяненько хихикнула Марийка, хватаясь за бортик кибитки, а ведь налили-то ей всего полшкалика.
— На сосновых шишках и пихтовых почках настоянная, да медком сдобренная, — довольно скалилась Глаша, заваливаясь на бок.
Сама-то она, как говорится, приняла на грудь гораздо больше нас двоих; цедила каждый глоточек, смачно причмокивая языком.
Это наш старый прохиндей Вит расстарался: стоило отъехать от «Логова лиса», взял да и сунул Глафире добрый полуштоф темного стекла, предложив «для спокойствия, для храбрости перед смотринами употребить». От настойки исходил приятный лесной дух. И на вкус она была мягкой, хвоей и медом по языку, по небу растекалась. Попробовала-то всего несколько глоточков, однако настойка оказалась коварной: развезла так, что я глупо хихикала по любому поводу.
Тем временем наша повозка, трясясь и подпрыгивая на ухабах, медленно ползла в гору к замку. После веселой поездки из кибитки мы скорее вываливались, а не с достоинством выходили. Тут же закрутили головами, разглядывая огромный дом из дерева и камня, частью в лесах, потому что к нему пристраивают дополнительные клети и даже четвертый ярус поднимают. По всему видать, расширяется новоявленный князь.
— Какие хоромы огромные, — восторженно выдохнула Марийка, по-детски приоткрыв рот.
Слизнув с губ вкус меда и хвои, я кивнула:
— Да-а-а… я тоже впервые в жизни такие хоромы вижу. Может и неплохо стать здесь хозяйкой, а?
Вблизи княжеский дворец оказался еще красивее и значительнее, чем издали. Первый ярус частично сложили из белого камня, второй — деревянный, а над ним несколько теремов с зеленой кровлей в виде шатров, бочек и луковиц, вокруг которых затейливо расположили крыльца, переходы, сени. Явно не один месяц трудились мастера, причем, по всему видать, не только наши, но и иноземные — на остроконечных, западных, крышах крутятся на ветру красивые резные петухи.
И вся эта величественная домина крепко стоит на скале, позволяя любоваться на нее снизу, да и отсюда весь Аверт видно окрест. Десятки окон в кружеве пропильных наличников. Лестницы с балясинами в виде замерших зверей. На широких верандах я заметила нарядно одетых, беседующих мужчин и женщин. И во дворе жизнь бьет ключом: между палатами и службами носятся прислужники, кареты и повозки приезжают-уезжают, на дверях грозная стража караулит.
А тут мы… под хмельком кривые, как кинжалы, что привозят с востока; качаемся, словно забытые в поле хлебные колосья. Лыка не вяжем и слегка помятые, ехали же в телеге. К слову сказать, дорогу ко дворцу начали мостить камнем. Стражники смотрели на нас — пьяненьких, хихикающих девиц — с недоумением и весельем. Пришлось взять себя в руки, дабы не опозориться, выпрямиться и принять вид, приличествующий родственницам первых лиц кланов, явившихся во дворец правителя.
Кибитку с нашей личной поклажей оставили во дворе с охраной, а каждую из нас подхватил под локоток представитель клана и повел к самому нарядному дворцовому крыльцу, указанному внушающим почтение, плечистым стражником медведем. Маран накинул красивый кружевной платок Глаше на голову, чтобы спрятать эту «красоту» до поры до времени. И получил от нее благодарный, обожающий взгляд.
Встретил нашу компанию на крыльце сам ата Роман. Разглядев нас внимательно, повел носом и, задорно посмеиваясь, повел, по его словам, в приемный зал, где мы будем ждать его светлость князя. На том хихоньки да хаханьки закончились, чему немало способствовали суровые взгляды незнакомых оборотней, которые быстро вернули мне ясность мыслей и твердый шаг. А уж когда мы остановились против высоких стрельчатых дверей, ожидая вызова, у меня в животе все в узел скрутило: а ну как не ко двору придусь, и погонят отсюда поганой метлой. Стараясь не привлекать к себе внимания, я поправила нарядный, ярко-зеленого, травяного, цвета сарафан с желтыми лютиками по подолу и на груди. Такого же цвета и шелковый плат — все же зеленый мне к лицу.
Двери перед нами раскрыли лисы — сами важные, в красных ливреях, получше, побогаче тех, что на постоялом дворе на прислуге видели. Мы прошли в зал, а та-ам… та-акое творится — о, милостивая Луна! — летят клочки по закоулочкам! Шерсть, клочья ткани, волосы, кровь, рык, визг… Из-за широких мужских спин толком не разобрать, но я изловчилась и в просвет между плечистыми фигурами спутников увидела драку. Ну прямо как на лесной поляне, несколько оборотней в человеческой и звериной ипостаси дубасят, дерут друг друга почем зря. А уж какой шум-гам устроили, не передать словами. Дворец называется! Я бы, может, обратно в дверь прошмыгнула и сбежала под шумок, но настоечка «для храбрости» только подстегнула интерес.
Пришлось нагло втиснуться между мужчинами, чтобы, наконец, посмотреть, что там за ними еще делается. Быстро огляделась: довольно большой сводчатый зал, в котором десятка два оборотней или дерутся, или наблюдают за дракой. Сложно сказать почему, но в первую очередь меня заинтересовали трое наблюдающих.
Самой привлекательной оказалась красивая высокая кошка с необыкновенно яркими волосами, отливающими золотом и гречишным медом; с торчащими на макушке ушками, размерами подобными моим, если не больше, — мохнатыми, теплого золотистого цвета, с коричневыми пятнышками. Только мои остренькие и с кисточками. Кажется, ее зверь — сервал, только у них такие округлые ушки. Тоже редкость для здешних мест. И одета эта статная девица-красавица богато, по-городскому: не сарафан на ней, как на нас, свободного кроя, а синее тонкое шерстяное платье, слегка облегающее фигуру сверху и складками спускающееся к лодыжкам. И стеганая черная душегрея, расшитая бисером из самоцветов. Спутник ее — пожилой, солидный, седой волк в дорогущем бархатном кафтане и штанах — уже, кажется, привычно для меня, не скрывает серый мохнатый хвост. Ну не мотал бы им тогда из стороны в сторону.
Эта видная, наверняка из богатого клана пара застыла рядом с возвышением, где, молодой мужчина, вольготно рассевшийся на весьма большом стуле с высокой спинкой, наблюдал за потасовкой оборотней с надменным выражением лица и едва заметной ухмылкой в уголке рта. На нас он еще не обратил внимания, чем я воспользовалась, чтобы его тщательно рассмотреть. Вот он каков, жених мой, князь новоявленный и леопард всесильный. Я вглядывалась в обычное мужское лицо в обрамлении пшеничных волос, перемежающихся темными прядями: скуластое, с чуть впалыми щеками и тонкими, брезгливо поджатыми губами. Большие голубые глаза презрительно светятся, светлые брови сошлись на переносице. Не красавчик, хоть и довольно смазливый мужчина!
