Разрушение и Искупление (ЛП) - Мов Бьянка (книги без сокращений TXT, FB2) 📗

Мир вокруг меня растворился в ничто, остались только музыка и я, погруженная в танец, который был одновременно прекрасным и ужасающим.

Но когда песня подошла к концу, наступившая тишина уже не была той тяжелой ношей, которая душила меня раньше. Вместо этого царила безмятежная тишина, как будто сам мир остановился, чтобы полюбоваться захватывающим зрелищем.

И имя Александра все еще звучало в тишине между ударами моего сердца.

***

АЛЕКСАНДР

Я стоял в коридоре рядом с ее комнатой, как почти каждую ночь, и нес вахту.

Обычно ничего не происходило, но на этот раз поздно ночью я услышал шаги, а затем мелодию, которая поразила меня до глубины души.

Звуки ее игры донеслись до меня, как зов сирены, как бальзам на мою бессмертную душу, и я почувствовал, что переношусь в другую жизнь.

Воспоминание о ее улыбке, изгибе губ, мягкости ее прикосновений и тепле ее объятий заполнило мой разум. Это была любовь, которая поглотила меня, тело и душу.

Пока я слушал, на меня нахлынули воспоминания. Я вспомнил тот вечер в театре, когда она сыграла эту же мелодию на пианино, только для меня. Это было целую жизнь назад, но картины были свежи в моей памяти, как будто это произошло вчера.

Ноты текли сквозь меня, как река желания. Каждая из них была подобна искре света, освещающей тьму внутри меня. Это было напоминание о нашей любви, любви, которая длилась столетия. Наши души были переплетены, нам было суждено находить друг друга снова и снова.

Я закрыл глаза и позволил музыке захлестнуть меня, чувствуя, как эмоции сотрясают скрытую часть самого меня. Любовь, которую я испытывал к ней, была бесконечной, вечной. Это была любовь, которая пережила разрушительное воздействие времени, любовь, которая горела подобно пламени на протяжении веков.

И когда мелодия достигла своей кульминации, я почувствовал, как в уголках моих глаз выступили слезы. Это было катарсическое освобождение, признание всей боли и тоски, которые мучили меня с тех пор, как мы расстались.

Но даже когда музыка стихла, воспоминание о том, как она впервые сыграла эту мелодию, осталось со мной навсегда. Это был символ нашей любви, свидетельство глубины чувств, которые мы разделяли.

Клянусь душой, тоска по ней была подобна открытой ране, которая никогда не заживет, постоянной боли в моем сердце, которая напоминала мне о том, что мы потеряли. Она все еще была здесь, но это было так, как будто она была в другом мире, и я был оставлен блуждать в пустоте ее отсутствия.

17

— Это нормально, что парни спрашивают об этом? — Николетт сморщила носик, показывая Лейле свой последний разговор с парнем. Я вздрогнула, когда она разразилась истерическим смехом, за который в другое время ее отправили бы в какой-нибудь сумасшедший дом.

— О боже, ты должна прочитать это. — Она протянула мне планшет Николетт, и мои глаза расширились до нездоровой степени. Некий Мэтью спросил ее, может ли она прислать ему фотографии своих подмышек.

Я покачала головой.

— Каждому свое, я полагаю. — Я подавила ухмылку, когда увидела красное лицо Николетт. Ее наивность в отношении мальчиков была милой, и ей нужно было кое-что наверстать.

— Это называется фетиш, — вмешалась Лейла. — Он бы подрочил на эту фотографию.

— О Боже, он бы никогда не поступил так по-свински. — Моя подруга закатила глаза.

— О да, он бы так и сделал, и он бы думал о твоих сексуальных подмышках, — передразнила Лейла, демонстративно поднимая руку Николетт.

— Не говори так. — Она прижала ладони к ушам, прекрасно понимая, что не сможет от нас отмахнуться. — Он джентльмен.

— Они все такие, пока не захотят дотронуться до твоих подмышек, — вставила я, и Лейла поперхнулась слюной.

— Ты такая жестокая, — воскликнула Николетт, закатывая глаза. Она рассказала нам, что выросла в очень защищенном месте в маленьком городке недалеко от Намхэ и ужасно скучала по своей семье, несмотря на то, что они выгнали ее после того, как она превратилась в вампира. Пройдя множество окольных путей, она наконец оказалась в Академии Престона и только училась самостоятельно обращаться со своим новым телом.

Я восхищалась ее самообладанием и не могла не испытывать легкой зависти к ее беззаботности.

У Николетт была некая аура, с помощью которой она могла мгновенно обвести вас вокруг пальца. Она просто не знала, насколько сильной это делало ее.

Я повернулась на бок и почувствовала такую тошноту, что меня чуть не вырвало, если бы у меня только было что-нибудь в желудке.

Моя кожа внезапно почувствовала сильную боль, а во рту стало сухо, как в пыли. Невидимые руки сдавили мне горло, и я едва могла дышать, едва могла думать.

— Мне нужно в ванную, — выдавила я сквозь стиснутые зубы, и девочки в замешательстве посмотрели друг на друга.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Лейла, но я отмахнулась и изо всех сил постаралась сохранить нейтральное выражение лица.

Я побежала по темному паркетному полу, направляясь в темноту ванной. Света было слишком много для моих глаз, для моей кожи.

Я, спотыкаясь, поплелась в ванную, вцепившись рукой в дверную ручку, чтобы не упасть. Прохладный кафель под моими ногами был долгожданным облегчением, но даже когда я наклонилась над раковиной, я почувствовала, как мир накренился вокруг своей оси.

Мое зрение расплывалось и кружилось, как чернила в воде, при каждом шаге мне казалось, что я пробираюсь сквозь патоку. Это было так, словно я двигалась в замедленной съемке, и мир вокруг меня ускользал. Что, черт возьми, происходит?

Ощущение жжения в моем горле усилилось, огонь, который угрожал поглотить меня целиком. Я чувствовала, что вот-вот задохнусь, мое дыхание вырывалось неглубокими вздохами.

Я плеснула в лицо прохладной водой, но это никак не помогло избавиться от головокружительного тумана, охватившего меня. Это было так, словно я тонула, и никакие брызги не могли меня спасти.

Я отшатнулась от раковины, хватаясь рукой за грудь и хватая ртом воздух. Слабость моего тела была всепоглощающей, приливной волной, которая угрожала смести меня прочь.

Я чувствовала, что вот-вот рухну, как будто мое тело было хрупким карточным домиком, который вот-вот рухнет.

На заднем плане послышались приглушенные шаги, и прежде чем я успела что-либо сказать, я рухнула на землю и попала в объятия тени.

***

АЛЕКСАНДР

Черт, с Эйвери что-то случилось. Мое сердце бешено колотилось в груди, когда я бежал по тускло освещенным коридорам. Единственный свет исходил от мерцающих свечей на стенах, отбрасывающих длинные тени, которые, казалось, следовали за мной, как призраки.

Запах воска и мокрого камня тяжело висел в воздухе, как туман, который цеплялся за каждую поверхность, и я мог слышать отдаленный звук шагов, эхом разносящийся по залам, мягкое бормотание голосов, которое разносилось в воздухе подобно ветерку. Это было так, словно я бежал сквозь сон, мир, который существовал только в моем воображении.

Но это было реально, это происходило наяву. Эйвери было больно, и я был в ужасе.

Я завернул за угол, мои ботинки заскользили по полированному полу. Мой взгляд метнулся ко входу в кабинет медсестры.

Изнутри доносился шепот, и я не стал стучать, а сразу вошел. Медсестра стояла перед Эйвери, разговаривая с Азиз и Верноном.

Она выглядела изрядно потрепанной, ее кожа приобрела желтоватый оттенок от шока, губы пересохли, а волосы растрепались.

Ее глаза встретились с моими, и я увидел, как она выдохнула с облегчением, но не знал, как это истолковать. Я на секунду задумался о ее сообщениях, купаясь в чувстве, которое она вызвала у меня простым вопросом.

Я шагнул ближе, Эйвери был на расстоянии вытянутой руки, но все же недостаточно близко.