Тени прошлого (ЛП) - "Snapes_Goddess" (книги онлайн читать бесплатно TXT, FB2) 📗
— Не он, Люциус, а ты. Богат не мой ребенок, богат его отец, — упрямо возразила Гермиона, которой хотелось верить, что сможет защитить Элиаса от влияния высокомерия и снобизма, сможет вырастить из него хорошего порядочного человека и без огромных капиталов. И осознание того, что Люциус, по сути, прав, дико раздражало.
— Ошибаешься. Как мой сын, он унаследует приличную часть моего имущества, тем более, что я уже через адвокатов учредил трастовый фонд на его имя и изменил завещание. Не волнуйся, пока об этом известно лишь юристам, но дело уже сделано. Так что, Элиас — уже очень богатый мальчик.
— И ты сделал все это, даже не спросив для начала меня? Люциус, тебе не кажется, что я имею право знать о таких важных вещах? Черт, я его мать! И все, что касается Элиаса, касается и меня! — Гермиона даже топнула ногой, а поняв, что именно сделала, смутилась и покраснела.
«О, Боже… Почему этот мужчина может вывести меня из равновесия всего парой фраз? Да что со мной?»
— Вот уж не думал, что тебе будут интересны подробности моих финансовых и юридических решений! Тем более, что я не пытался провернуть у тебя за спиной что-то вредное для нашего ребенка! — защищаясь, Люциус повысил голос еще раз.
— А как ты мог подумать, что я не захочу узнать об этом? И что я делала бы, если б, упаси Бог, с тобой случилась какая-то беда? Откуда я бы узнала, что ты, оказывается, что-то там сделал для Элиаса? — Гермиона вновь вспыхнула от праведного негодования, и Малфой снова невольно отметил про себя, насколько красива она сейчас.
«О чем я только думаю?»
— От моего адвоката, который обязательно связался бы с тобой, конечно. Тем более, что женщины моего круга не вмешиваются в подобные вопросы и не засоряют ими голову, поскольку это — удел мужчин. И, кстати, именно потому практически у всех состоятельных вдов есть профессиональные управляющие и юристы, занимающиеся их капиталами и недвижимостью. Извини, но такое решение — более чем разумно, — Малфой снова пожал плечами и этот жест показался бы Гермионе милым, если б не разозлил еще сильней.
— Ну, знаешь ли, я — не одна из женщин твоего круга. И кое-что понимаю в финансах, а то, что не понимаю, как-нибудь в состоянии изучить и разобраться. Поэтому, Люциус, уж будь добр, когда принимаешь какие-то финансовые решения, касающиеся Элиаса, ставь меня в известность, — упрямо продолжила она гнуть свою линию и вдруг увидела, как Малфой, стиснув губы и сузив глаза, качнулся к ней и крепко схватил пальцами за подбородок, наклоняясь к самому лицу.
— Скажи, почему ты такая упрямая? Чертовски упрямая! — сквозь зубы спросил он, встречаясь с ней взглядом.
В эту минуту, глядя ей в глаза, Люциус искал в них…
«Мерлин! Да я и сам не знаю, чего! Разве что какой-нибудь мельчайший знак, который скажет мне о том, что она не испытывает ко мне ненависти? Или, что думает обо мне, когда я ухожу от них? Или, что на самом деле рада моей заботе о ней и о мальчике?»
Но все, что он видел сейчас — лишь остаток ярости и удивление, смешанные с чуточкой страха. И Люциус не сдержался. Он наклонился и поцеловал ее. Сначала осторожно коснувшись губ, а затем сильней, глубже. Краем сознания отмечая, что той ночью, когда случилась их неожиданная близость, он даже не прикоснулся к ее губам. Иначе бы не смог забыть их вкус и то, какие они мягкие, как несмело приоткрываются, поддаваясь его настойчивости. Как сладок вкус ее рта, который он смаковал сейчас, проникнув внутрь языком. И как тихо всхлипывает она, сжимая и разжимая ладошки, будто думая — оттолкнуть его или притянуть к себе еще ближе.
Неохотно оторвавшись от Гермионы, Люциус медленно отстранился и с некоторым удовлетворением глянул в ее затуманенные дымкой глаза. Оба тяжело дышали, а когда молния снова сверкнула по ночному небу ярким росчерком, Малфой заметил, как губы ее еще блестят от поцелуя. Не отдавая себе отчета, он погладил их подушечкой большого пальца, уже затосковав по вкусу, но сдержался. А потом почувствовал, как тоненькие пальчики обхватили его запястье и резко дернули вниз. Приложив ладонь к губам, Гермиона быстро шагнула назад, и выражение ее лица слегка напугало Люциуса.
«Она просто шокирована этим поцелуем или он ужаснул ее?»
Не произнеся ни слова, Гермиона обошла его и вернулась в дом. А Люциус, озадаченный и смущенный, так и остался стоять на крыльце.
__________________________________________________________________
Продолжающая бушевать за окнами мэнора буря, как нельзя ярко отражала то, что творилось сейчас в душе Малфоя. И что абсолютно не хотелось анализировать. Люциус понимал, что он и злится, и негодует, и щетинится от обиды, и еще… боится. Отчаянно боится, что тот хрупкий мостик доверия, совсем недавно протянувшийся между ним и Гермионой, он только что разрушил собственными руками. Память услужливо подбросила воспоминания из прошлой жизни, когда он тоже был переполнен эмоциями, не находящими выхода.
«Но вот только… в то время меня переполняла ненависть. Бессильная жгучая ненависть, которая, кажется, даже сочилась из пор кожи. Она обволакивала меня так густо, что практически стала самой сутью. Стала тем единственным, что мог тогда чувствовать. А потом… я потерял все, кроме Драко, потерял даже самого себя. И будто сгорел от боли, которая объединившись ненавистью, выжгла во мне то живое, что еще оставалось».
Люциус сидел в небольшой комнате, предназначенной только для членов семьи, в своем любимом кожаном кресле, развернутом сейчас в сторону окон. Рядом, на небольшом столике, стоял графин со столетним огневиски, по которому Люциус периодически нервно барабанил пальцами, и полупустой стакан. А чуть неподалеку лежала разбросанная стопка колдографий, сделанных за последние несколько недель: Элиас, он и Элиас, Элиас с Гермионой. Колдографии его неожиданного маленького семейства, общением с которым он наслаждался день ото дня все сильней и сильней.
«Итак… Я поцеловал ее и, возможно, совершил огромную ошибку…»
Люциус вспомнил, как вернулся с крыльца в дом: опершись руками о столешницу, Гермиона стояла на кухне, потом обернулась и негромко велела Элиасу идти укладываться спать. По-прежнему не произнося в адрес Люциуса ни единого слова, и делая вид, что его вообще нет рядом.
«Нет, конечно, я мог бы обратить на себя ее внимание, но не при мальчике же… И какова бы оказалась реакция, если б что-нибудь сказал ей?»
Малфой вдруг отчетливо вспомнил, как осторожно приоткрылись губы Гермионы, когда он начал целовать сильней. И как робко скользнул навстречу его собственному ее язык…
«Черт! Остается лишь надеяться, что она потрясена и шокирована, но… не испытывает отвращения к тому, что произошло. И ко мне…»
Люциус до сих пор не мог понять, что заставило его сделать это. Ведь была же минута, когда в нем проснулся прежний Малфой, умеющий не только защищаться, но и причинять боль едкими и острыми фразами. Произнесенными в нужный момент и бьющими противника по самому больному. И ему, тому Малфою, очень хотелось бросить этой маленькой неблагодарной ведьме нечто резкое и ядовитое. О том, как же чертовски ей повезло, что он (Люциус Малфой!) признал своим ее бастарда-полукровку, обстоятельства зачатия которого почти и не помнит. И даже решил, что будет заботиться о нем.
«Черт… вот это точно стало бы ошибкой! А еще — гнусной ложью. Потому что я бесконечно благодарен ей за Элиаса; за каждую минуту, проведенную с Элиасом, который лечит надломы моей души лучше любого зелья, прописанного целителем…»
Люциус вспомнил, какой видел ее на крыльце, когда молния сверкнула так ярко, что ночь превратилась в день. Горящие гневом глаза, румянец на щеках, грудь, которая заметно поднималась и опускалась от тяжелого и рваного дыхания. В тот миг каждая клеточка его тела будто срывалась в крик: «Дотронься до нее! Прикоснись, наконец, к этой женщине!»
«Хм… что, собственно, я и сделал. Теперь же остается лишь гадать: а что дальше?»
— С чего это ты сидишь здесь, да еще в темноте?
