Черный Янгар - Демина Карина (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Когда-нибудь.
– Шевелись!
Нож касается плеча, жалит и отпускает. Хохочет Хазмат, и длинные усы его вздрагивают. Опиум странно действует на хозяина, не лишает разума. Янгу доводилось видеть иных курильщиков, которые забывали обо всем и собственное имя в голове удержать не способны были. Но Хазмат – иное дело. Он становится злым, быстрым и жадным до крови. А потому надо спешить.
И Янгу танцует, уклоняясь от ударов.
Гремит цепь, волочится за ним стальной змеей.
Когда-нибудь Янгу станет свободен и купит себе цепь золотую, как та, что висит на груди хозяина.
Или две… три… с драгоценными камнями, чтобы все видели – вот достойный богатый человек идет.
– Давай! – Клинок свистит у самого горла. И Хазмат вдруг останавливается, облизывает сухие губы. – Ни на что не годен!
Неправда.
В этом году Янгу уже одержал пять побед, да и Хазмат, лучший кай-тинаши, смотритель бойцов, не взялся бы обучать негодного. Но перечить нельзя. И Янгу останавливается. Он смотрит в глаза хозяину и думает, что когда-нибудь перервет ему глотку.
И станет свободен.
– Глупец! – Хазмат кривится. – Такие, как ты, не умеют жить на свободе.
И, подхватив самодельное копье, швыряет его в Янгара. Клинок входит меж ребер, и боль, невыносимая боль, вырывает из сна.
– Спокойно, малыш. – Чьи-то руки, сильные, но ласковые, удерживают Янгара на месте. – На вот, выпей.
Он очень хочет пить, но Янгар не в состоянии сделать и глотка.
– Пей, малыш, пей… Ты поправишься…
Янгару раздвигают губы, и вода, упоительно вкусная вода, вливается в горло.
– Скоро поправишься…
Каждый глоток мучителен. И Янгар вновь проваливается в сон. На сей раз в нем нет ни пустыни, ни Хазмата, ни даже арены.
Есть солнце.
И лето.
Яркое. Зеленое. Небо высокое. И тень сокола расправила крылья, скользит по ровному шелковому травяному плату. Воздух чистый.
И боль исчезла.
Янгар удивляется тому, что так бывает. Она же всегда с ним или почти всегда, если не от новых ран, то от старых, которые взяли обыкновение просыпаться к перемене погоды. Особенно те, поломанные медведем ребра.
Там.
Не здесь.
Он лежит на земле, слушая, как стрекочут в траве кузнечики. Откуда-то издали доносится крик канюка. И ветер играет с молодою осиной. Звенят серебряные листья.
Хорошо.
– Расскажи мне историю, – просит кто-то очень близкий. И Янгару в радость исполнить просьбу. Еще ему хочется повернуть голову и увидеть этого человека, но Янгар знает – нельзя.
Почему?
Просто нельзя.
Еще не время.
Чьи-то руки нежно расплетают черные косы, выглаживают жесткие пряди гребнем. Чьи-то пальцы, тонкие, в золотой чешуе, касаются щек. И чья-то тень защищает Янгара от солнца.
Чья?
Он знает. Забыл только. А еще он не умеет рассказывать истории.
– Попробуй.
И Янгар пробует. Он вспоминает, как начинают рассказ кирху – бродячие сказители, что вечно увязывались за караванами, сказками зарабатывая свой глоток воды и сухую лепешку.
– Далеко-далеко, за краем моря, лежит великая пустыня Дайхан. Необъятна она. И горе путнику, который решится пересечь красные пески, да не заплатит дань ашшару-проводнику, понадеется на карты. Переменчива пустыня. И лишь истинным детям ее, сотворенным из песка и скорпионьего яда, ведом голос пустыни Дайхан. Не нужны им карты и кроки, но хватит лишь шелеста ветра да голоса песков, чтобы найти новую тропу…
Так начал бы кирху, сев на босые пятки. И положил бы на колени доску с тремя струнами, которые тревожил бы, нехитрой мелодией увязывая слова. А Янгар не умеет красиво. И доски у него нет.
Но знает он, что от сотворения мира водят ашшары караваны. И не найдется глупца, который посмеет обмануть или обидеть караванщика: Великая пустыня отомстит за детей своих. Гордецов же или самонадеянных глупцов, решивших обойтись без проводника, выпьет, высушит и похоронит в шелестящем золоте песков. Только к Янгару она вдруг проявила милосердие. Провела по краю. Опалила шкуру, но живым выпустила. Это ли не чудо?
– А по ту сторону пустыни, за высокими горами, скрыта страна, которую жители называют Кхемет. Это значит – «Черная». Кормит ее Великая река, которая спускается с гор. Каждый год по весне разливается она широко, выносит на поля тяжелый ил, кормит им землю. И нет плодородней полей, чем те, что лежат вдоль берегов реки.
На них от рассвета до заката трудятся рабы.
Но разве сказка об этом?
– Устал, малыш? – спрашивают Янгара.
Устал. Там, на берегах Великой реки, когда, пытаясь сбежать, пробирался по руслам каналов. И прятался от темно-зеленых ящеров, что пробирались на поля в поисках добычи.
Устал, когда поймали.
Пороли.
Учили.
Передавали из рук в руки, всякий раз сбавляя цену. И, отчаявшись продать, отдали в казармы, где распорядитель, пощупав руки, сказал:
– Слишком тощий, долго не протянет.
Но все же взялся показать, как копье держат: и такие никчемные рабы, как Янгу, должны умирать красиво…
– Забудь. – Теплые ладони сжимают виски. – Забудь, малыш. Этого больше нет. Ты вернулся домой. Почти уже вернулся. Кровь зовет, надо просто услышать ее голос.
И Янгар закрывает глаза, позволяя лету и соколиной тени убаюкать себя, но снова проваливается в реальность.
– Вот так, мальчик, пей. – Кейсо заставляет глотать уже не воду – пресный бульон, в который он, по обыкновению, добавил дюжину трав. Бульон от этого стал кислым, несъедобным почти.
– Ты…
– Я, малыш, я. – Влажные ладони гладят щеки. – А ты везучий… везучий, как никто.
– Кейсо…
– Лежи. Пей, тебе силы нужны будут.
Нужны.
Янгар должен дойти до Соколиного кряжа, где стоят верные ему сотни. А затем вернуться, чтобы отомстить. За дом. За людей. За свадьбу.
И за девочку, которой больше не было.
От этой мысли становилось горько. И Янгар не умел справиться с этой горечью. Ему хотелось убивать. Или снова вернуться в тот сон, где лето. Там, чудилось Янгару, он забыл что-то очень и очень важное.
Пройдет еще три дня, и Янгхаар Каапо, исхудавший, истерзанный болезнью, встанет на ноги. А спустя сутки, не слушая возражений Кейсо, оседлает коня. И ветром полетит, нахлестывая гладкие бока жеребца, спеша унять местью непонятную, непроходящую горечь.
Он доберется до Соколиного кряжа, чтобы узнать, что умер.
И рассмеется. Черный Янгар бессмертен! Разве не знает Ерхо Ину, что не так-то просто убить того, в ком течет кровь бога?
Страшен будет его смех. А над крепостью, врезанной в скалы, вновь поднимутся черные стяги с белой волчьей головой. Берегись, Ерхо Ину! Жив Янгар.
На следующий же день раскроются ворота, и рухнет мост, соединив два берега великой пропасти. Загрохочут копыта гонцов. Дюжину дюжин разошлет Янгар. И каждому даст алый плащ, алую плеть и алую же стрелу. И каждому вручит свиток.
Всю ночь скрипели перья. Выводили писцы букву за буквой, переписывали историю страшного предательства, совершенного Ерхо Ину.
О том, как гостем вошел он в дом Янгара.
О том, как дал в жены собственную дочь.
И о том, что, богов не побоявшись, ударил в спину, сжег дом Янгара и убил его людей.
А значит, быть войне. Огнем и сталью пройдет Янгхаар Каапо по землям Тридуба. Убьет его сыновей, а дочь, которая могла бы стать хозяйкой в сожженном доме, наложницей сделает, рабыней.
И быть по сему.
А если не исполнится слово, то пусть покарают Янгара боги.
Так говорил Янгар. И драгоценный пергамент сохранил его слова, чтобы стали они известны по всему Северу.
– Опять спешишь, мальчик. – Кейсо деревянной лопаточкой наносил мазь на рубцы, чтобы они не стали жесткими. По мнению Янгара, те вовсе не нуждались в такой заботе, но с Кейсо он не спорил.
Охота ему с царапинами возиться – пускай.
– Думаешь, простить надо было?
– Нет.
Правильно. Такое не прощается.
– Ты всем объявил о войне. И о том, что жив… – Отложив лопатку, Кейсо вытер пальцы. – Стой, пусть впитается. Тебе следовало бы собрать войско и двинуться на Лисий лог. Ударить, пока Ину не опомнились. А теперь Тридуба успеет подготовиться.
