Матушка Готель - Подгорный Константин (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗

- Я только приехала в Париж.

- А! - радовалась графиня, - идемте ко мне, я сейчас умру от счастья. Вы голодны? Я схожу на кухню.

- Нет, спасибо, моя дорогая, я завтракала у Гийома. Это мой булочник, - пояснила Готель, увидев, как перекосило лицо у Констанции.

- О! Да вы - истинная парижанка, - улыбнулась Констанция и погладила Готель по плечу.

Закрывшись в комнате графини, они просмеялись о пустяках до самого обеда, пока силы не покинули их, и после лежали на кровати Констанции, хмыкая носом и вспоминая всякие глупости, переполняемые радостью быть рядом и, наконец, видеть друг друга.

- Не надейтесь на теплый приём, моя дорогая, - тихо вздохнула Констанция, когда они шли на обед, - этот дом развалится при первом удобном случае. Потому, мадмуазель, я заранее прошу у вас прощения.

Графиня была права. После получасового напряженного молчания, иногда прерываемого голодным мяуканьем кота, Людовик, наконец, заговорил:

- Так вы живете в Марселе, мадмуазель?

- Да, сир, - ответила Готель, - но утром я купила дом на левом берегу Парижа.

Король рассмеялся и бросил кусок мяса коту, трущемуся о ножку стола его величества:

- Берег интеллектуалов. Религиозные школы растут там теперь так же быстро, как шампиньоны в теплую погоду, едва начинает дождить [6].

Наступило еще несколько минут оглушающей тишины, пока не заговорила Королева:

- Вам нравится в Провансе, дитя мое?

- Да, ваше величество, - ответила гостья.

- Мы получаем оттуда наши лучшие вина, не так ли, ваше величество? - обратилась она к супругу.

- Шампань мне ближе, - недовольно отозвался Людовик.

- Да, оно бьёт в голову, - саркастично грустно улыбнулась и опустила глаза королева, и снова обратилась к Готель, - на вашем месте, моя дорогая, я бы предпочла Марсель.

- Довольно! - резко перебил король, - у меня от вас разыгралась мигрень.

Готель посмотрела на Констанцию, которая, не решаясь поднять глаза, тихо ела из своей тарелки: "Да уж, - подумала девушка, - у них тут всё ещё запущенней, чем у меня". К счастью, скоро появилась Мария. Она прильнула к Констанции, которая с радостью взяла ребенка себе на колени. Готель помахала девочке рукой, и та, засмущавшись, уткнулась носом в грудь графини.

- Кто это, моя дорогая? - спросила её Констанция, - ты узнаёшь нашу гостью?

Король поднялся из-за стола:

- Прошу прощения, мне пора.

Готель и королева встали вслед, кроме графини с девочкой на руках.

- Ваше величество, мадмуазель, миледи, - попрощался с ними Людовик и вышел из трапезной, после чего все снова сели за стол.

- Алиенора - очень красивая женщина. И простите меня, миледи, но она показалась мне более доброжелательной, чем ваш брат, - сказала позже Готель Констанции.

- Намного красивее, чем хотелось бы королю. Она цинично относится к браку, и даже когда её сторонние увлечения невинны, никто не даст за их невинность и ломаного гроша. Вы думаете почему Людовик взял её с собой, оставив королевство на управление регента? - Констанция откровенно рассмеялась, - она даже крестовый поход восприняла для себя не иначе, как приключение.

Девушки свернули в коридоре.

- Да, - вспомнила Констанция, - а любезничая с вами, мадмуазель, королева защищала лишь свои интересы. Это и злит короля.

- Какая же ей польза быть со мной любезной? - не понимала Готель.

- Королева, будучи герцогиней Аквитании, имеет родственные притязания на Тулузу, и пока вы общаетесь с Раймундом, вы играете ей на руку, - объяснила графиня.

- О Боже. Раймунд. Я не знала, - прошептала та себе и села на кровать Констанции, заламывая себе пальцы, - бедный мой Раймунд. Он ничего не говорил мне. Ничего. Но, что же мне теперь делать? - взмолилась Готель.

- Ничего. Вам ничего не нужно делать, моя дорогая. Если вы хотите, чтобы все оставалось так как есть, то вам лучше ничего не менять, поскольку, стоит лишь одной фигуре на доске сдвинуться, и вы проиграете эту партию, - тихо проговорила Констанция, - простите.

Готель рухнула спиной на кровать:

- Это невероятно.

- Это политика. Корона. То, о чем я говорила вам раньше. И вы забрались слишком высоко, достаточно высоко, чтобы попасть под её жернова.

Констанция гладила черные волосы Готель, а та, в свою очередь, старалась собрать всю картину воедино и тут поняла, почему маркиза охватил такой страх, когда она сказала о том, что брак их величества разладился:

- Он никогда на мне не женится, - проговорила Готель и заплакала, - никогда.

- Останьтесь сегодня со мной, моя дорога, - прошептала ей графиня, - я не переживу эту ночь без вас.

До рассвета Констанция не сомкнула глаз ни на минуту. Что-то тревожило её больше чем её гостью, и она гладила волосы Готель, пока та не заснула.

- Если ты сперва прометаешь, тебе будет удобнее сшить эти части, - говорила Готель Марии, которая сидела напротив и, подражая своей наставнице, закинула одну ногу на другую.

Но Мария была сосредоточена настолько, что не могла отвлекаться на сторонние разговоры.

- Для кого это платье? - попробовала Готель снова.

- Для Софи. На рождение Иоанна Крестителя, - вытягивая нитку, ответила девочка.

Готель наморщила лоб и перебрала в голове всех своих знакомых, но так и не нашла среди них ни одной Софи.

- Это моя кукла, - закатив глаза, покачала головой Мария, удивляясь подобному невежеству.

- Поверьте мне, моя дорогая, в этом году на рыночной площади должно быть что-то особенное, - сказала Готель графиня, - и я ожидаю увидеть вас в нашей ложе.

В тот день, с самого утра парижане оживленно двигались на правый берег Сены, где уже устраивались торговые лотки, площадки для потешных игр и музыкантов. Готель не торопилась. У неё были незаконченные дела, к тому же, она договорилась зайти за Клеманом по дороге; у него не было компании, и Готель охотно согласилась с ним на прогулку.

- Я рад видеть вас в Париже, - сказал Клеман, - у меня не очень много знакомых, с кем я хотел бы общаться, но вы, вы - особый человек. Редкий человек, желающий понять не себя, а жизнь. Вы не гордитесь своими успехами, как будто совсем их не замечаете. Я другой. Я горжусь тем, что знаю вас. Мне это приятно.

Клеман был худым, светловолосым и не высоким человеком двадцати восьми лет. Он родился и вырос в Париже и сливался с ним, как тротуарный камень с набережной, по которой они шли.

- Париж - удивительный город. Несмотря на свое постоянное движение, он всегда знает, когда нужно остановиться и отдохнуть, - продолжал свой монолог Клеман, - и за чередой лет я стал таким же. Прежде меня манили дворцовые огни, но теперь, имея достаточный доход, чтобы позволить себе неторопливый уклад жизни; что может быть желаннее такого вот вечернего моциона вдоль Сены.

Клеман, конечно же, лукавил. Его все так же манили огни острова, хотя он возможно и стал тем, кем себя считал. И хотя его отчаяние и проникало ей в душу, Готель почувствовала насколько грубее она стала за последние несколько лет. Возможно, "её успехи" и не были уж настолько ею незаметны.

Вскоре стали различимы знакомые мелодии, доносящиеся с площади, и глаза Готель загорелись, поскольку все эти мелодии она знала с детства. Они прибавили шаг и очень скоро перешли мост. Несмотря на то, что до заката было еще далеко, толпа уже гуляла и на каждом шагу зажигались новые огни. Люди пели и плясали, и одни песни непрерывно сменялись другими; здесь же готовили еду. Готель и Клеман постарались протиснуться в центр, туда, где разворачивалось главное представление. Горожане стояли здесь плотным кольцом и громко хлопали играющим внутри артистам.

Когда Готель увидела выступающих, она оторопела. Это были её цыгане. С тех пор, как она оставила табор, прошло столько времени, что она совершенно не готова была увидеть их теперь. За своей пляской, те, скорее всего, и не заметили бы её, если бы окружающие по черной шевелюре Готель не приняли её за одну из артисток. Люди начали хлопать девушке, приглашая танцевать, и тут-то цыгане и узнали её. Сначала у них был такой же вид, как и у Готель секунду назад, но потом кто-то из них крикнул: "Готель! Смотрите, наша Готель нашлась!". Цыгане кинулись к девушке с искренней радостью, и Готель подумала, что они так и не поняли куда и почему она пропала пять лет назад; и ей стало их даже жалко. Девушка сделала несколько па в их сторону, а потом…, всё это было, как сон лихорадочного жизнелюба: её цыгане, Париж, она, танцующая на католическом празднике. Готель увидела потерянное лицо Клемана, и её разобрал смех. Она просто не могла остановиться, пока не услышала знакомый голос: