Волшебная луна - Ноэль Алисон (мир бесплатных книг txt) 📗
Потому что опасается домогательств с моей стороны.
И вот мистер Робинс, недавно разведенный, искренне всем желающий добра преподаватель английской литературы, который ровным счетом ничего не знает ни обо мне, ни о Деймене, вообще ни о чем, кроме старых замшелых романов, сочиненных давно покойными писателями, собрался меня просветить насчет человеческих отношений.
Он объясняет, что первая любовь всегда ощущается необыкновенно остро. Кажется, будто ничего важнее нет на свете — но на самом деле это не так. Придет новая любовь, и не раз. Нужно обязательно двигаться дальше. Необходимо. Потому что:
— Домогательства по отношению к предмету своего чувства — не выход. Это серьезное преступление, и последствия могут быть очень серьезны.
Мистер Робинс хмурит брови, стараясь довести до моего сознания, насколько все серьезно.
— Я его не домогаюсь!
Запоздало спохватываюсь, сообразив, что такая реакция очень подозрительна. Нормальный, ни в чем не повинный человек сначала удивился бы: «Что? С чего он это взял? О чем вообще речь?»
Поперхнувшись, торопливо добавляю:
— Послушайте, мистер Робинс, я понимаю, что вы хотите мне добра. Не знаю, что Деймен вам сказал, но…
В его глазах я вижу, что именно сказал Деймен: что я ненормальная, что я днем и ночью езжу мимо его дома, без конца звоню по телефону, донимаю смсками, оставляю назойливые сообщения на автоответчике…
Может, в каком-то смысле это и правда, но все-таки!
Мистер Робинс не дает мне договорить.
— Эвер, я не намерен разбираться, кто из вас прав, кто виноват. Да и не мое это дело, честно говоря. С такими вещами ты должна справляться самостоятельно. Невзирая на твое недавнее исключение, на то, что ты невнимательна в классе и постоянно слушаешь музыку, хоть я и запрещаю включать на уроке плейер — все же ты одна из лучших моих учениц, ты умная девочка, и мне очень не хочется видеть, как ты ставишь под удар все свое будущее — из-за парня.
Зажмурившись, судорожно сглатываю. От унижения хочется исчезнуть — просто взять и раствориться в воздухе.
Нет, это еще мягко сказано. Я чувствую себя опозоренной, обесчещенной и как еще можно назвать все то, от чего хочется спрятаться подальше и умереть от стыда.
— Вы все не так поняли! — Я смотрю в глаза учителю, про себя умоляя его поверить. — Не знаю, что вам Деймен наговорил, но на самом деле все не так, как кажется!
Параллельно со вздохом мистера Робинса я слышу его мысли. Он хотел бы рассказать о себе, о том, каким потерянным чувствовал себя после ухода жены и дочери как думал, что не хватит сил дожить до завтра… Но он боится, что такая откровенность будет не к месту — и в этом конечно, прав.
— Не торопись, дай себе время. Постарайся отвлечься, займись чем-нибудь, — уговаривает мистер Робинс. Он искренне хочет мне помочь и в то же время опасается перейти границы, разделяющие учителя и ученика. — Вот увидишь…
Звонок.
Я закидываю сумку на плечо и плотно сжимаю губы.
Учитель качает головой.
— Хорошо… Я напишу записку, что ты опоздала на урок по уважительной причине. Можешь идти.
Глава 21
— Звезда Ютуба. Видеоролик, запечатлевший мою борьбу с бесконечным потоком лифчиков, стрингов и чулочных поясков с подвязками в магазине «Секрет Виктории», не только подарил мне остроумное прозвище «чокнутая», но еще и выдержал 2323 просмотра. По интересному совпадению, ровно столько учеников числится в списках школы «Бей-Вью». Ну, если еще прибавить пару-тройку сотрудников из преподавательского состава.
Все это мне сообщает Хейвен. Мы с ней встретились в раздевалке, после того, как я с трудом пробилась через толпу народа, оравшего: «Эй, чокнутая! Смотри, не упади!» Подруга по доброте душевной не только объяснила, откуда такая всенародная известность, но еще и скачала мне видеозапись, чтобы я могла полюбоваться на свои припадочные барахтания с помощью собственного плейера.
— Ну, замечательно!
Встряхиваю головой, понимая, что это — наименьшая из всех моих проблем, но все-таки…
— Что за нафиг, — соглашается Хейвен.
Она закрывает свой шкафчик и смотрит на меня с жалостью — мимолетной, впрочем, на пару секунд, которые можно уделить чокнутой вроде меня.
— Тебе еще что-нибудь нужно? А то мне бежать пора, я обещала Хонор…
Я смотрю на подругу. По-настоящему смотрю. Огненно-красная лента у нее в волосах сменилась розовой, пропал привычный облик бледной эмо-девочки в черном наряде, кожа обработана спреем с оттенком загара, платье в блестках, волосы кудряшками… Стандартный набор барышни-клона из школьной верхушки над какими она сама всегда смеялась. И все-таки, несмотря на новый наряд, новых друзей и прочее, я Хейвен не виню. Она сейчас сама за себя не отвечает. Хоть и есть у нашей Хейвен привычка выбрать себе объект для восхищения и подражать ему напропалую, но и свои принципы у нее тоже есть, я знаю. Вот уж с кем-с кем, а с компанией Стейши и Хонор она никогда в жизни не хотела водиться.
Увы, от понимания не становится легче. И ведь знаю, что все бесполезно и ничего уже не изменишь, а все-таки говорю:
— Как ты могла с ними подружиться? После всего, что они мне сделали…
Я встряхиваю головой — неужели Хейвен не понимает, как мне больно?
Ее ответ я слышу за секунду до того, как он прозвучал вслух, но это нисколько не смягчает удар.
— Они тебя толкали? Может, подножку поставили чтобы ты свалилась на эту стойку с барахлом? Ты же сама грохнулась, правда?
Хейвен смотрит на меня, изогнув брови и поджав губы. Сощуренные глаза уставились прямо в мои. А я стою как оглушенная. Горло свело так, что я не смогла бы заговорить, даже если бы попыталась.
— Да ладно тебе, не ной! — морщится Хейвен. — Люди просто посмеяться хотели. Тебе самой станет лучше, если не будешь так серьезно относиться к себе и ко всему, что происходит вокруг! Ну правда, Эвер, что за нафиг? Надо учиться жить. Ты подумай об этом, ладно?
Она отворачивается и мигом растворяется в толпе школьников, стремящихся к общему столу в новообретенном единстве, а я бросаюсь к воротам.
В самом деле, зачем себя мучить? Оставаться в школе только для того, чтобы наблюдать, как Деймен заигрывает со Стейшей, а мои собственные друзья обзывают меня чокнутой? Кому нужны пресловутые сверхспособности, если ими не пользоваться — например, для того, чтобы прогуливать школу?
— Уже уходишь?
Я иду дальше, будто не слышу голоса за спиной. Вот уж с Романом сейчас совсем не хочется разговаривать.
— Эвер, серьезно, подожди! — Смеясь, он ускоряет шаги и вдруг оказывается рядом со мной. — Где пожар?
Я отпираю машину и, скользнув за руль, захлопываю дверцу — но Роман успевает ее придержать, подставив ладонь. Я знаю, что я сильнее и, если захочу, вполне могу закрыть дверцу и уехать. Если я до сих пор этого не сделала, так только потому, что все еще не привыкла к своей бессмертной силе. И хотя Роман мне не нравится, все же не хотелось бы, чтобы он по моей вине лишился руки.
Такие методы лучше приберечь на крайний случай.
— Извини, мне правда нужно ехать.
Я дергаю дверцу на себя — Роман только крепче вцепляется в нее. И сопоставив его усмешку с неожиданной силой пальцев, ухватившихся за дверь, я ощущаю, как что-то тоскливо сжимается под ложечкой. Две вроде бы не связанные между собой вещи подтверждают худшие мои подозрения.
Но тут он подносит к губам банку с содовой, рукав задирается, и видно запястье — чистое, без всяких татуировок с изображением уробороса — змеи, пожирающей собственный хвост, мистического символа, которым отмечены бессмертные, ступившие на плохую дорожку. Не сходится!
Мало того, что он ест и пьет, как простые смертные его аура и мысли всякому видны (ну, не всякому, так, по крайней мере, мне). Ужасно не хочется признавать, но никаких внешних признаков зла на нем тоже нет. И как посмотришь на все это в целом, становится очевидным что подозрения мои не только параноидальны, но еще и необоснованны.
