Я в любовь нашу верю...(СИ) - "Selia Meddocs" (бесплатные полные книги .txt) 📗
Возникнув у противоположной стены, лорд материализовал клинки-бумеранги и швырнул их в воительницу. Та, инстинктивно выставив перед собой меч, едва успела избежать атаки, и оружие лорда разбилось о хрусталь клинка, обратившись в два ярких сполоха.
Презрительно хмыкнув, Кунсайт решил действовать иначе. Он вновь испарился прямо из-под носа Венеры, дабы тут же возникнуть за ее спиной. Лорд занес над головой девушки меч, но воительница, интуитивно почувствовав опасность, резко обернулась, блокируя Клинком сокрушительный удар. Сноп искр брызнул в разные стороны, когда скрестились хрусталь и дамасская сталь.
И снова закипел бой на мечах. На этот раз Венера действовала осторожнее, не позволяя эмоциям взять над собой верх. Она выжидала момент, когда лорд откроется или подберется достаточно близко, чтобы нанести решающий удар. Клинки тусклыми бликами отражали ровное сияние ламп, перекатываясь от рукояти к острию. Казалось, что они исполняют причудливый, завораживающий танец, двигаясь вместе с собственными владельцами в одном им известном ритме.
Наконец, Венера рванулась вперед и, сделав подсечку, нанесла удар ногой, выбивая меч из рук противника. Старый трюк помог ей и на этот раз. Ногой отпихнув оружие подальше от противника, воительница приблизилась к лорду, направив острие к груди Кунсайта. Лорд даже не пошевелился.
— Отдавай кристаллы, — с трудом ворочая языком, произнесла Венера. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови, и девушка невольно сглотнула. — Ты безоружен, а сражаться с помощью магии мы можем до бесконечности.
Генерал одним движением руки убрал клинок от груди и сделал еще шаг, нависнув над застывшей в замешательстве воительницей:
— Думаешь, что победила? Наивная дура! — выплюнул он, смерив девушку издевательским взглядом и, прежде чем Венера успела отрыть рот, вновь исчез. На этот раз не появился вновь, и это слегка озадачило девушку. На несколько мгновений она даже почувствовала облегчение. Неужели это все?
Воительница медленно двинулась вдоль ряда окон, пристально вглядываясь в неосвещенные углы помещения. Меч она держала перед собой, готовясь в любой момент пустить его в ход. Но пустота оставалось абсолютной — Кунсайт словно канул в небытие.
— Минако!
Венера, услышав свое имя, повернулась на голос и увидела запыхавшихся друзей, что шумной толпой ввалились в помещение. Радостная улыбка осветила лицо воительницы и она, опустив руки, сделала шаг по направлению к ним, позабыв обо всем.
— Девочки! Кейто! О-о-о, как же я рада вас видеть!..
Не успела он сделать еще шаг, как почувствовала со спины дуновение холодного воздуха, и тут же крепкие руки, грубо и бесцеремонно схватили ее, практически отрывая от земли. Одновременно с этим со стороны Сейлор воинов раздался тревожный возглас. Но поздно. Плотное кольцо рук, в которые она попала, не давало ей нормально дышать, не говоря уж о том, чтобы двигаться.
Кунсайт — а это был он — одним ударом колена вышиб из рук Венеры меч, и тот, звякнул, упал на пол.
— Мне нужна только она! — процедил он, упреждая слова атаки, готовые сорваться с языка всех Сейлор воинов разом взятых, и сделал два шага назад.
Никто, даже сама Венера, не мог предположить, что произойдет в следующий момент. Кунсайт, оттолкнувшись вместе со своей пленницей от пола, прыгнул, разбивая спиной окно. Одновременно с этим действием в помещении словно прогремел взрыв, и все стекла тотчас же обратились в мелкое крошево острых осколков. Воительницы и Эйс едва успели уклониться, пряча лица; Артемис же, оберегая, прикрыл Луну собственным телом…
Когда звон стекла утих, и до слуха всех присутствующих донеслись звуки ночного города, Сейлор воины и их друзья выпрямились и осмотрели помещение. Было пусто и тихо, лишь кое-где из оконных выпадали мелкие стеклышки да Луна с с шумом переводила дыхание, не в силах справиться с потрясением. Артемис порывисто прижал ее к себе и зажмурился, словно не желая принять окружающую его реальность. Кто-то всхлипнул; Эйс что-то пробормотал себе под нос, в отчаянии схватившись за голову.
Опоздали…
На Темное Королевство опустилась ночь. Далеко не все юмы и демоны бодрствовали в это время суток, но в покоях Темного Принца царила сонная тишина — Эндимион удалился на покой сразу же после аудиенции. Он лежал в постели средь мягких медвежьих шкур и шелковых покрывал. Несмотря на то, что в покоях жарко полыхал камин, в комнате все еще было холодно и сыро. Неудивительно, если учитывать, где находились подземные помещения, стены которых постоянно сочились влагой.
Принц спал, разметавшись на постели, и сон его был беспокойным. Рука судорожно сжала край верхней шкуры, крепкая мускулистая грудь судорожно вздымалась; дыхание было хриплым и прерывистым. С потрескавшихся губ Эндимиона порой срывался мученический стон — протяжный, полный затаенной боли. Огонь в камине бросал бронзовые отблески на покрытое испариной лицо, искаженное в страдальческой гримасе.
Никто не видел его таким, ибо во сне он был самим собой, настоящим. Тем самым Мамору, перед которым не стоял выбор между долгом защитника и истинным чувством. Во сне тьма отступала, высокомерие растворялось без остатка; спадала маска циника и гордеца, обнажая напряженные струны души.
Каждую ночь ему снилось одно и тоже, доводя до исступления. Мамору горел в огне, метаясь по постели и выкрикивая в пустую тишину всего одно имя, что медом таяло на языке: Мина… Мина… Мина. Он всякий раз заново переживал все, что связывало их души — от момента первой встречи до расставания. Яркие образы сводили с ума, дразнили, заставляя кусать иссохшие губы до крови.
Подсознание предательски подсовывало парню самые знаковые моменты: первое свидание, прогулки по вечернему Токио рука в руке; первый поцелуй… Тогда ему в глаза светило предзакатное солнце, и Мамору казалось, что он держит в руках и золотую звезду — богиню, спустившуюся с небес. Чиба был пьян красотой Минако…
Особо пронзительным из воспоминаний был момент, когда Мина подарила ему всю себя, без остатка. Он был ее первым мужчиной, и Мамору отдавал себе отчет в том, насколько высока цена этого доверия. В минуты единения они отныне крепко сплетали пальцы на руках, дабы еще раз доказать силу и прочность уз, связавших их судьбы.
Минако всегда так трепетно прижималась к нему, пряча лицо на груди или взбираясь к Мамору на колени, подобно маленькому ребенку. Терлась лбом о его плечо, шепча на ухо очередные стихи — признания в любви, что позже становились ее лучшими песнями.
А когда Минако заболела, не ушел вопреки ее просьбам. Надо же — она считала себя ужасно некрасивой! Как так? Неужели не понимала, что даже несмотря на опухший, хлюпающий нос и покрасневшие, слезящиеся глаза она для него по-прежнему самая лучшая? Мамору просидел у постели больной все два дня, пока не миновал кризис, охраняя ее тревожный сон. Заставлял пить лекарства, делал чай, укутывал Минако в теплый плед и держал на руках…
Расставание… Пожалуй, самый ужасный момент на его памяти, чернильная клякса на всех светлых воспоминаниях. Никогда не забыть смертельную тоску и боль в глазах Минако, ее горькие слезы. Всего одним ударом он разрубил узы, связывающие их сердца все это время. Ради призрака из прошлой жизни Мамору позабыл обо всем, что он пережил с Минако, искренне считая, что поступает верно. Теперь этот проступок будет лежать тяжким грузом на его совести.
Как же он ошибался, считая, что станет счастливее рядом с Усаги! Мамору слишком поздно понял, что нельзя жить воспоминаниями о далеком прошлом. Усаги — это не хрупкая принцесса Серенити — былое воплощение, — а совсем другой человек. Да, она любила его; но было ли это чувство взаимным? Возможно, поначалу, да, но позже, осознавая свою ошибку, Мамору начинал срывать свое раздражение на Усаги и относиться к ней снисходительно, точно к маленькому ребенку. Он понимал, что Цукино достойна лучшего обращения, но ничего не мог с собой поделать, ведомый уязвленной гордостью…
