Прогулки по тонкому льду (СИ) - Калина Анна (мир книг TXT) 📗
— Вам помочь, мэса? — засуетился у подножки проводник, встревоженно глядя на меня снизу-вверх. — Я могу вас снести.
Ну и перекосило же меня, если этот паренек так нервничает. Я растерянно глянула на ступеньки поезда, прикинула, как буду по ним спускаться, и согласно кивнула проводнику.
— Если вас это не затруднит, — смущенно улыбнулась молодому человеку и подала ему свой саквояж.
— Что вы, мэса! — просиял тот. — Почту за честь вам помочь.
После этих слов мне галантно протянули руку, а потом легко на те же руки подхватили. Держали меня на весу дольше положенного, но все же соизволили установить на твердую землю. С поклоном вручили саквояж. Что же, иногда красота — это даже приятно, способствует привлечению внимания и оказанию помощи. Зачастую…
— Я могу проводить вас к пароэкипажу, мэса, — не унимался проводник.
— Это лишнее, — сдержанно, но вежливо отозвалась я.
— Мне не сложно, — заверил меня юноша, преданно заглядывая мне в глаза.
— Мне тоже, — все так же ровно и с улыбкой отказала я. — Благодарю за помощь.
И не дожидаясь продолжения беседы, направилась вон из вокзала. Уверена, он еще смотрит мне в след, восхищенно моргая глазами. Я знаю, так как подобные взгляды часто ловлю в толпе. Женщины глядят с завистью, мужчины с восхищением. Я знаю, что красива. Об этом я не раз слышала от окружающих, об этом сообщает мне зеркало в ванной, об этом твердит моя матушка. Говорят, меня даже хромота не портит.
А интересно, кинулся бы тот проводник мне помогать, будь я не только колченогой, но еще и уродливой? Или хотя бы неприметной, хромоногой мышкой? Не думаю. Увы, люди видят лишь смазливую мэсу. Бездушную куклу с золотыми кудрями и точеным станом. Женщины недолюбливают, мужчины… Мужчины, как дети, тянут руки к тому, что ярче блестит. И все другие мои качества всегда были и будут стоять на втором, а то и на десятом месте после моей внешности.
Столичный вокзал шумел и бурлил, как океанское побережье. Толпы врывались в ажурные ворота, их сменяли другие, покидая здание вокзала, как волны. Чайками кричали мальчишки-газетчики, бегающие между степенными мэтрами и утонченными мэсами, выкрикивали новости, надрывая глотки за пару золотых. Кричали воробьи, где-то там, под самой крышей из синего стекла. Солнце сочилось сквозь цветную преграду, освещая каменные перроны, поезда на путях, и эти голубоватые лучи, зависшие в воздухе, делали столичный вокзал подобием подводного царства. Свистели и шумели поезда, выплевывая вверх клубы дыма, уподобившись китам и кашалотам; стучали колеса, кричали проводники. Сущий сумасшедший дом, что царит на любом вокзале.
— Новости, новости! — орал пробегавший мимо меня мальчишка. — Загадочная смерть на окраине столицы!
В руках у него было премерзкое издание, напечатанное скверным шрифтом на плохой бумаге. Дешевенькая газетенка, в подобных пишут о скандалах и ужасах, творящихся в обществе, которые сами же редактора и выдумывают, пытаясь увеличить тиражи и продажи. Подобные издания я не читаю, но мальчишка был настолько тощим и заморенным, что рука сама потянулась в карман за мелочью. Медяк перекочевал мальчишке в карман, а я обзавелась чудным материалом для набивания вымокшей обуви. Все довольны, никто не в накладе.
За стенами вокзала творилось все то же оживленное безобразие, что и в нем. Какой контраст после поездки в деревню! Все куда-то спешили, толкались и ворчали, ржали кони, шарахаясь от шипения пароэкипажей, свистели регулировщики на перекрестках, свет солнца то и дело загораживали пузатые дирижабли в небе. Мэлкарс, как и все столицы в мире, был шумным, суетливым и неприветливым городом. Но мне нравилась его угрюмость и суетливость, этот ритм, как биение сердца, пульсация самой жизни, что заставляет и самого тебя быть бодрее, веселее, активнее. Здесь я впервые ощутила себя свободной и довольной жизнью, здесь мой дом, а не на просторах погрязшего в тоске и сплетнях захолустья.
И сердце стучало в ритме города, и на душе было весело и волнительно. А потом я и вообще решила быть безрассудной и несдержанной и купила огромный крендель с корицей. Прямо тут, на вокзале. Знаю, что это безумие, и неприлично, и некрасиво. Но до чего же вкусно!! Здесь самые вкусные крендели, огромные и хрустящие, усыпанные сахаром и специями. Далее мы с кренделем шагали вместе, время от времени останавливаясь на очередной укус. А толпа текла мне на встречу, и я становилась частью этого огромного, спешащего куда-то потока…
— Ноарис, куда это вы так бодро шагаете? — раздалось со стороны дороги.
Я замерла с поднесенным ко рту кренделем. Легран с улыбкой разглядывал меня из окна пароэкипажа. Итак, я вся в крошках, мятом платье и с явно помятым лицом. Мэтр? Мэтр до неприличия свеж и опрятен. Эх Лиа, когда ты уже повзрослеешь?
— Вы за мной следите? — ляпнула я первое, что стукнуло в голову.
— Я ездил по делам в Башню, — отмахнулся Легран и выбрался из пароэкипажа.
— Опять из-за оборотня? — напряглась я.
Мэтр помрачнел, но не стал на меня шипеть, как делал до этого.
— Нет. Это другое дело. Садитесь, отвезу вас на рабочее место, — распахивая передо мною двери авто, произнесло начальство.
Пришлось покорно сесть на кожаное сидение и примотаться ремнями. Я боюсь пароэкипажей, меня пугает их рев и бульканье. А еще я не раз видела, как водит пароэкипаж сам мэтр Легран. На перекрестке у школы стоит единственный в городе седой постовой. Ага. Молодой и седой, как лунь!! Когда рядом угнездился сам водитель этого парового чудовища, мне оставалось только перепугано моргать, наблюдая, как быстро мелькают за окном здания и люди.
— А нам обязательно преодолевать скорость звука? — фиксируясь к сидению ремнем безопасности, вопросила я.
— Страшно? — по-злодейски скалясь, уточнил Легран.
— Страшно, — с готовностью кивнула я. — Я, знаете, за жизнь свою привыкла бояться. Я ею дорожу, она мне дорога как подарок от папы с мамой.
На меня покосились серым глазом и недовольно скривились.
— Ноарис, бросьте, мы тащимся, как черепаха! — запальчиво воскликнул мэтр.
— Если бы черепахи умели так разгоняться, то из них бы не варили супы, — возразила я.
Я не люблю быструю езду. Да! Она меня нервирует, и еще во время быстрой езды меня укачивает. А когда меня укачивает, это меня тоже нервирует. Представьте теперь степень моей нервозности, когда машина напоминает своим движением запущенное пушечное ядро! Я о Легране пекусь, ибо в нервном состоянии я еще непредсказуемое, чем в спокойном! В общем, я продолжала молча негодовать.
— Нет, это вынести невозможно, — прошипел Легран. — Как вас только муж терпел?
Я решила никак не реагировать на эту ремарку. Просто пожала плечами и выжидательно глянула на мэтра. Попыхтел, поскрежетал зубами, но скорость сбавил. Легран вертел руль и ненавидящим взглядом глядел на перебегающих дорогу людей, я смотрела в окно и любовалась архитектурой. Булькал двигатель, пыхтел мотор, текли беззвучно минуты нашего путешествия.
— Как родня? Как родные стены? — следя за дорогой, поинтересовался мэтр.
— Стоят на месте, — пожала я плечами. — Спасибо, родители тоже в порядке.
— Рад за них, — хмыкнуло начальство.
Мы принялись болтать, как и положено в светской беседе, ни о чем.
— О, а вот и просвещенная ватага жаждущих свободы, — прорычал мэтр, наклоняясь к рулю.
Я тоже глянула в том же направлении. Мы как раз проезжали здание парламента, где происходила очередная забастовка. Частое событие в наши дни. То шахтеры бастуют, потому как им мало платят, то фермеры бастуют, ведь у них мало покупают. В этот раз площадка у стен парламента стала плацдармом для баталий идейного характера.
Толпа женщин с плакатами вроде «Равные права для всех без исключений» пыталась перекричать толпу мужчин. Эти индивиды расхаживали с плакатами, содержащими лозунги вроде «Сначала равенство. А потом разврат и порок» или «Равные права ведут к проституции» и прочие выверты больной мужской фантазии. Дебаты были жаркими и грозили перерасти в потасовку посредством избиения оппонента подручными средствами, то есть плакатами. Членовредительство предотвращала только цепочка полицейских, разделявшая два вражеских лагеря и не дававшая пролиться первой крови.
