Модификаты (СИ) - Чередий Галина (прочитать книгу .TXT) 📗
— София, разве я тебе должен объяснять, что психоз — вещь заразная. Штерн, конечно, твой друг, но он, сорвавшись, создал прецедент для других, чья психика за время полета стала неустойчивой.
Говорил капитан отрывисто, и эта тема явно ему не нравилась.
— Других? — приподнялась я на локте, заглядывая ему в лицо.
— София, сегодня тебе лучше отдохнуть, а об остальном мы поговорим на свежую голову, — Рожер надавил мне на плечи, вынуждая снова лечь.
— Ты же не думаешь, что я смогу теперь уснуть, — возмутилась, стараясь поймать его взгляд, но капитан упорно смотрел в стену. — Ты не можешь упомянуть подобное, а потом предложить мне оставаться спокойной и вздремнуть. Значит ли это "других", что Арни и Демьен не единственные, кто начал вести себя неадекватно? Потому что он упоминал каких-то "своих". Что это значит?
— София, — строго сказал Рожер и поднялся, но я не собиралась уступать и тоже села, готовая продолжать настаивать.
Капитан посмотрел наконец мне в глаза, видно было, что он колеблется, вздохнул и снова сел рядом.
— Это уже десятый случай нервного срыва в обеих сменах. Еще двадцать три человека находятся под пристальным наблюдением, так как начинают проявлять тревожащие признаки. У всех навязчивые состояния, мания преследования, и в конечном итоге это заканчивается открытой агрессией по отношению к кому-нибудь.
У меня в прямом смысле рот открылся. Просто слов не могла найти, чтобы дать оценку услышанному.
— И ты молчал? Не говорил мне? — Я отдавала себе отчет, что на обиду права не имела, но, в конце концов…
— София, принято было решение о неразглашении и как можно более безболезненном и скрытом изъятии сорвавшихся.
Да, он мой любовник, но еще и капитан. Ничего говорить он был не обязан, если считал, что от этого только хуже.
— Принято кем? — спросила немного рассеяно и тут же затрясла головой. Вопрос дурацкий. Ладно, снова вступать в спор о правомерности слежки по генетическому признаку сейчас бессмысленно. — Все случаи с Естественными?
— Да. — Рожер смотрел пристально и с тревогой, будто опасался моей реакции. На какое-то мгновение я и сама ее вдруг стала бояться. Вскипевшее внутри было слишком мощным.
— Ни одного Модификата? — севшим голосом уточнила я.
— Нет.
— Но… не может быть, чтобы это было так избирательно… то есть, вероятно, на корабле есть источники… ну, не знаю, инфразвука или излучений, воздействующих подобным образом, к которым Модификаты не чувствительны. Психоз же не вирус, хоть и обладает схожими признаками заразности, Рожер, — совершенно забыв о недавнем ознобе, я вскочила и забегала по каюте.
— София.
— Нужно организовать масштабное обследование "Ковчега", выяснить, где чаще всего бывали и бывают все заболевшие и подозрительные, исследовать воду, и питьевую, и гидрогель для купания на примеси, или, возможно, это воздушное загрязнение…
— София, — оборвал мою торопливую речь Тюссан. — Мы проверили. Абсолютно. Все. Множество раз.
— Но ведь…
— София, — капитан уже откровенно прикрикнул на меня.
Я застыла на месте, не в силах смириться с услышанным.
— Но ведь должно быть что-то, Рожер.
— Должно и есть. И, исходя из всех фактов, думаю, происходит именно то, чего я боялся. Психика Естественных слишком хрупка и дает сбои при столь длительном полете с чередующимися фазами сна и бодрствования.
— Разве ты специалист по проблемам гибернации? — невольно ощетинилась я. — Ты просто изначально был против того, чтобы на "Ковчеге" летел кто-то кроме Модификатов.
— И что? Оказавшись в чертовой дали от Земли, я решил лишить корабль части команды? София, послушай себя, — Из-за того что я позволила себе откровенно орать, а Рожер сохранил невозмутимость, мне снова стало стыдно. Но и противно. Понятия не имею почему.
— Прости, — я схватилась за виски, ощущая, что у меня сейчас просто голова взорвется. Хорошая же из меня подруга. Вместо того чтобы думать, чем помочь, пытаюсь не просто найти крайнего, а сделать им обязательно Рожера. Что, блин, со мной не так? А что, если… если мое упорное желание в любом происшествии разглядеть тень умысла капитана — это признак того, что и я сдвигаюсь? Но нет. Это вряд ли. Я умудрялась все время ждать от него подвоха с самой первой встречи почти, так что… Может ли быть что-то ужаснее, чем сомнение в собственном здравомыслии?
— Я могу чем-то помочь? Потому что таким темпом…
— Мы лишимся всех Естественных в команде, — продолжил за меня капитан. — Знаю, София. Но чем ты можешь помочь? И вообще кто-то? Все что я могу — это по-глупому просить продержаться ради меня и не заболеть. Но я большой мальчик и понимаю, что это не зависит от твоего желания.
Рожер погладил мою щеку, и его голос звучал с идеально выверенной нежностью, но это ничего во мне не цепляло. Мои мысли уже понеслись по совсем иному руслу. Я закусила губу, чтобы не ляпнуть сразу лишнего. Сначала я должна все взвесить и обдумать, попытаться предусмотреть возможные последствия. Как бы мне ни хотелось помочь, слова, которые в бешенстве выкрикивал Демьен, никак не шли из головы. Да и запрет отца засел в голове непреодолимой преградой.
— Что, София? — настороженно заглянул Рожер мне в глаза. — Ты что-то хочешь сказать мне?
— Мне действительно лучше отдохнуть, — пробормотала я, отстраняясь от прикосновения капитана, который, казалось, смотрел с каким-то плохо скрываемым, дико неуютным для меня ожиданием, и в его золотистых глазах моментально вспыхнули гнев и разочарование.
— Как же меня это все уже достало, — рыкнул он, буквально оскаливаясь, и сжимая мое плечо так, что я невольно вскрикнула. — А ведь я хотел по-хорошему, София. Почему, почему ты не можешь поступать так, как я хочу.
— Что ты… — успела только пробормотать я, пытаясь шарахнуться от капитана, лицо которого снова молниеносно исказилось, превращая почти идеальные черты в какую-то маску неуправляемой ярости, внушающей мне ужас на совершенно первобытном уровне. Естественно, вырваться из захвата Рожера мне оказалось не по силам, тем более, когда его вторая ладонь стремительно легла на мой затылок, шокируя особенной бережностью этого прикосновения, будто моя голова была из тончайшего хрусталя, который ни за что нельзя повредить. Эта мысль едва успела вспыхнуть, даже не оформившись вместе с рвущимся из меня вопросом, как в следующее же мгновение выражение бешенства исчезло с лица Тюссана, и он с огромной силой толкнул меня в переборку каюты плечом. Я еще успела ужаснуться странной безмятежности, заполнившей взгляд капитана и влажному хрусту, с которым сломалась моя ключица и несколько ребер, прежде чем боль достигла разума.
Я закричала и ослепла на пару секунд.
— Я ведь мог сразу начать с насилия, звезда моя, — пробился сквозь накрывшую меня мучительную пелену мягкий, тошнотворно-вкрадчивый голос Рожера, пока я изо всех сил старалась проморгаться и вернуть контроль над дыханием. — Но нет, я давал тебе время. И еще, и еще. Ты ведь мне действительно дорога, София.
Его тяжелое, мощное тело вжало меня в стену, карая новой волной дикой боли, а губы вдруг прижались ко лбу, целуя нежно, собирая выступившую от боли испарину, совершенно не реагируя на мое хрипение, которое заменило первый крик. Потом он отстранился, давая, наконец, нормально вздохнуть. Темнота в сознании рассеялась, и я уставилась в абсолютно спокойные золотистые глаза капитана, которые сейчас уже казались источниками моего личного кошмара. Там не было ни гнева, ни присущего безумию лихорадочного блеска, ни сочувствия ко мне — вообще никаких эмоций. Он просто наблюдал за тем, как меня крючит от причиненной им боли, и мягко, очень-очень заботливо продолжал удерживать мою голову за затылок, поглаживая и даже слегка массируя пальцами, и говорил со мной, погружая в окончательную панику каждой следующей фразой.
— Я давал тебе шанс за шансом быть такой, как я хочу, добровольно, детка. Разве это так сложно? Разве я приложил мало стараний или был нетерпелив, торопил тебя? Нет, — Тяжелый, словно отлитый из сплошного металла, кулак капитана врезался мне в живот, едва я отдышалась, а пальцы на затылке жестоко сжались, захватывая волосы и не давая согнуться и хоть как-то закрыться от нового сокрушительного удара, превращающего в кашу мои внутренности. Я снова кричала или пыталась, а Рожер, не обращая на это внимания, все продолжал смотреть на меня с гребаной, тошнотворной безмятежностью и говорить, говорить, не забывая бить снова, едва я начинала дышать.
