Принц и Мадонна (СИ) - Воск Степанида (читаем книги .TXT) 📗
— Да заходила за… — я никак не могла придумать подходящую отмазку.
— О. Зыкова, ты руки-то отмыла? — рядом нарисовалась Марина Лужева. Откуда только вылезла, гадина. Видимо, как все ползучие — из под камня.
— А что случилось? — спросил Данияр, его-то в аудитории не было в момент инцидента.
— Представляешь, нашей Мадонне кто-то весь стол пастой вымазал, вот она и изгваздалась по самые уши, — радостно сообщила девушка.
— А ты прямо от удовольствия не знаешь куда себя деть, — съязвила.
— Так… мне интересно что ты делала у декана в кабинете? — Лужева потянула носом. — Какой запах, можно в обморок упасть. Ты стыбзила у Принца одеколон и облилась им с ног до головы? — Марина никогда не выбирала выражения.
— Не твое дело, — огрызнулась, стараясь не покраснеть как маков цвет.
Вот вроде ничего предосудительного не делала, а чувствовала себя настоящей преступницей.
— На воре шапка горит, — сделала она заключение. — Точно украла, была поймана на месте, разбила флакон за что и была отчитана, — Марина придумывала на ходу.
— Это правда? — удивленно спросил Данияр, сверля меня своими зелеными глазищами.
Еще этого мне не хватало. Чтобы я сейчас ни сказала, все будет извращено, обрастет дополнительными домыслами и догадками. В таких ситуациях лучше уйти в глухую оборону. Может быть сплетники поговорят и успокоятся.
— Ни перед кем ни в чем я не собираюсь оправдываться. Отстаньте от меня, — я развернулась и пошла в противоположном направлении, не желая больше общаться.
— Значит, все правда, — понеслось мне вдогонку.
От обиды хотелось завыть, затопать ногами, сообщая всему миру, что окружающие идиоты.
Одно я поняла хорошо, сегодня, как и в ближайшее часы нормальной учебы не будет. Каждый, оказавший в зоне поражения запахом одеколона декана, начнет приставать с вопросами "что да как"?". Пора сматываться из академии, менять одежду, а иначе все будет повторяться.
Уже садясь в машину, я подумала, что с появлением нового декана у возникло столько проблем, сколько не было за все годы обучения в академии.
Домой я приехала еще в более отвратительном расположении духа, чем была. За то время, когда стоял автомобиль на стоянке какой-то мелкий грызун забрался под капот машины и там сдох, завоняв мне весь салон. Когда я почувствовала сладковатый запах, тянущий со стороны двигателя, то поняла, что неприятности на сегодня не закончились. Пришлось останавливаться на обочине, искать источник неприятного запаха, выковыривать палочкой начавшую медленно разлагаться тушку чего-то расплющенного. Когда я ее доставала, то у меня сложилось впечатление, что дохлое тельце специально засунули, протолкнув между решеткой радиатора.
— Донна, кажется, у тебя начинается паранойя, — произнесла, трогая машину с места.
Ощущение, что вокруг сгущаются тучи, причем подвластные чьей-то злой воле не покидали.
Я гнала от себя глупые мысли, но они все лезли в голову всю дорогу, пока ехала до дома.
А дома добавила мама. Стоило только оказаться в квартире, как она позвонила, а я по глупости ляпнула, что уже дома. Что тут началось? Мне влетело за наплевательское отношение к учебе, за то, что я не ценю все то, что для меня делает она и "папаЖора", что я неблагодарная дочь, которая думает только о мальчиках и так далее, и тому подобное. Чем больше я выслушивала мамины причитания, тем сильнее понимала, что у нее стряслось что-то серьезное. Просто так, на пустом месте, она бы не завелась.
Мне надоело слушать обличительную речь родительницы.
— Мам, скажи, что случилось, — задала закономерный вопрос. — Что ты как с цепи сорвалась?
Она замолчала. Видимо, переваривала услышанное. Я уже подумала, что сейчас она начнет меня упрекать в дурном воспитании.
Но нет.
— Сегодня день смерти… — она не договорила.
Как я могла забыть? Еще дочь называется. Ведь именно сегодня была годовщина смерти отца и маминого первого мужа, которого она безумно любила и чья смерть оказалась для нее огромным ударом, впрочем, как и для меня.
— Ты была на кладбище? — спросила. А мысленно начала себя корить, что не поехала домой и не поддержала маму в такой тяжелый день.
— Только приехала, — глухо произнесла она. — Там так тихо… и никого нет.
Я знала о чем она говорит. Каждый раз приходя на кладбище она надеялась, что произойдет чудо. Но его не случалось, хоть она и верила. Это было нашей с мамой тайной.
— Мам, не грусти, — постаралась ее успокоить.
— Да я стараюсь, дочка, но все как-то… иногда накатывает, — еле слышно шелестело в телефонной трубке.
— Ма, у тебя прекрасный муж, который тебя любит, чудесная работа, которую любишь ты, не совсем пропащая дочь, это не так и мало, — в редкие случаи жизни мы с мамой менялись местами. Я становилась взрослой, а она маленькой, требующей утешения. Я ее прекрасно понимала, ведь у меня тоже были моменты слабости.
— Я знаю, Донна. Знаю. Жора он хороший… добрый… ласковый, хоть и медведь, — она усмехнулась собственным мыслям. — И ты у меня хорошая… Нет. Самая лучшая девочка на свете. И с работой мне повезло. Заниматься любимым делом это, считай, что не работать ни одного дня в жизни. Но, понимаешь… накатывает. Как прибой. Мне становится до жути жалко себя… его… и так хочется увидеть, хоть одним глазком… хоть на немного. Я стою и думаю… вот сейчас… он подойдет… обнимет… поцелует. Мне кажется, что я уже слышу шаги, чувствую движение воздуха, еще миг… и он дотронется. Но ничего не происходит. Понимаешь? Ни-че-го. Я опять одна среди сотен могил… и все они молчат. Я ненавижу тишину. А там тихо…
— Мам, там кладбище. Там должно быть тихо. И шуметь там вряд ли кому взбредет в голову, — принялась объяснять очевидные вещи.
— Я знаю. Но я все жду… и жду…
— Ма, не трави себе душу. Слышишь? Не трави. А то я пожалуюсь твоему мужу, — пригрозила, зная единственного человека, которого мама если не побаивалась, то уважала.
— А вот это не честно, дочка, — мамин голос поменял интонацию, в нем появились привычные властные нотки. Так уже лучше. А то раскисла. Еще немного додавить и будет все отлично.
— А честно было меня вытаскивать за платьем?
— Так я же из благих побуждений. Ты же сама ни за что не сподобишься купить что-либо новое, пойдешь в чем есть.
— Ну, и пошла бы. Ничего страшного бы не случилось, — принялась уводить маму в сторону от грустной темы. Когда она садилась на любимого конька, можно было смело сказать, что кризис миновал.
— Не надо позорить нас с папой Жорой, — мама почему-то считала, что если я надевала что-то не соответствующее случаю, то это было равносильно измене государственному строю страны.
— У меня это вряд ли получится, с такой-то мамой, — улыбнулась собственным мыслям.
— Так, дочь. Мне стало легче. Спасибо. А ты все же подумай над своим поведением, — напоследок произнесла ма, прежде чем попрощаться.
— Подумаю… как же… — облегченно выдохнула. — Эх, папа-папа, почему ты нас покинул?
Я прошла в кухню, нагрела чайник, налила себе крепкий кофе и задумалась, вспоминая прошлое.
Отца я хорошо помнила, хоть и была маленькой девочкой, когда он погиб. Это в него я удалась светленькой, ведь мама у меня от природы русоволосая. У папы были голубые глаза, широкие плечи и самая красивая улыбка на всем белом свете. Мама всегда говорила, что именно из-за нее она и вышла за папу замуж. Однажды увидев, она не смогла ее забыть. И, похоже, это на всю оставшуюся жизнь.
Последнее воспоминание об отце, яркой звездочкой сияющее в памяти, было связано с поездкой на рыбалку, которую он очень сильно любил. Из-за нее он и погиб. Если бы не эта любовь, то он бы был жив до сих пор. А так его нет. Погиб один человек, а боль утраты переживают многие. И ничего с этом нельзя поделать. Как бы не хотелось все изменить.
Ну, почему он тогда поехал на рыбалку вместе с Геннадием? Почему? Для чего сел в моторку поплыл к середине озера? Неужели нельзя было удить рыбу на берегу? Ведь, можно. Но почему он любил ловить рыбу на глубине. Что случилось в тот погожий день? Кто виноват в том, что лодка перевернулась?
