Темное вожделение (ЛП) - Фихан Кристин (список книг .txt) 📗
«Это ты — тот, кому было больно, Жак». — Мягко произнесла она.
Шиа вдруг поняла, что использует их телепатическую связь, принимая это как что-то само собой разумеющееся. Она вздохнула, приподнимаясь и целуя его в подбородок.
Они цеплялись друг за друга, как два ребенка после сильного испуга, обретая спокойствие от близости другого. Шиа поняла через некоторое время, что ее обнаженная кожа стала чувствительнее, соприкасаясь с его голым торсом, ее груди прижимались к нему.
— Я так понимаю, что ты мне не расскажешь, что случилось с моей рубашкой. — Она лежала вся такая неподвижная, расслабленная, довольная. Ощущение его близости должно было бы обеспокоить ее, но это казалось таким правильным. Ее взгляд нашел материал, превратившийся в лоскутки, рассеянные на полу возле кровати.
— Похоже, ты сильно спешил, — сказала она, предпринимая усилие, чтобы встать и одеться.
Когда Шиа стала отстраняться от него, Жак отказался размыкать руки. Вместо этого он лениво взял стеганое одеяло и укрыл ее, уложив рядом с собой. В ее уме появилась его улыбка.
«Расскажи мне о своем детстве», — он говорил словно в тишину, чувствуя ее шок, боль, мгновенное отстранение. — «Я хочу, чтобы ты сама мне рассказала, Шиа. Я мог бы прочитать твои воспоминания, но это не то же самое, что и твое доверие ко мне, желание поделиться чем-то личным».
Он уже видел ее детство, то кошмарное время, когда Шиа росла одна. Жак хотел, чтобы она поделилась этим с ним, подарив ему бесценный подарок — свое доверие.
Шиа слушала сильный, устойчивый стук его сердца, успокоительный ритм. Казалось, будет справедливым, что она должна разделить с ним свой кошмар, после того как увидела темноту в его душе.
— Я знала, что было что-то не так с моей матерью, еще когда я была очень мала. Она в течение многих недель могла не замечать, поела ли я, спала ли, не болела ли. У нее не было друзей. Мать почти никогда не выходила из дома. Она редко привязывалась к чему-то или интересовалась чем-то.
Рука Жака, которая нежно ласкала ее волосы, нашла затылок и стала массировать, утешая. Боль в ее голосе была такой огромной, что он едва ее переносил.
— Мне было шесть лет, когда я обнаружила, что отличаюсь от других, что нуждаюсь в крови. Моя мать забывала обо мне в течение нескольких дней подряд. Она лежала в кровати, уставившись в потолок. Я входила в ее комнату каждый день с утра, чтобы поцеловать на прощание, прежде чем пойти в школу. Но она, казалось, этого вовсе не замечает. Когда прошло несколько дней, я стала настолько слаба, что даже не могла выйти из комнаты. Тогда она пришла ко мне, и я смотрела, как она порезалась и стала сцеживать кровь в стакан. Мама сказала мне, что я должна выпить это и потом часто пить кровь. После того как она умерла, я использовала переливание, но…
Шиа молчала так долго, что Жак прикоснулся к ее уму и почувствовал ее детскую ненависть к себе, страхи, принятие изоляции. Он сжал руки, привлекая ее ближе к своему сильному телу, желая защищать вечно. Он знал, что значит быть одному. Абсолютно одиноким. Он никогда не хотел, чтобы она почувствовала это снова.
Шиа ощутила легкое прикосновение губ Жака к своему лбу, щекам, волосам. Его нежность согревала ее от внутренней дрожи, которую она испытывала.
— Моя мать не была такой же, как я. Никто не был таким же, как я. Я никогда не могла поговорить об этом или спросить кого-то. Она отвезла меня в Ирландию, чтобы спрятать, потому что когда я родилась, моя кровь была настолько странной, что вызвала интерес в медицинских и научных кругах. Мне необходимо было ежедневное переливание, но я все равно оставалась такой слабой. Когда я была совсем маленькой, в наш дом пришли двое мужчин и стали задавать вопросы обо мне. Я слышала их голоса и испугалась. Я спряталась под кроватью, напуганная тем, что мать могла заставить меня встретиться с ними. Но она так не сделала. Они напугали мою мать так же, как и меня. Она собрала наши вещи, и мы уехали.
«Ты уверена, что твоя мать никогда не прикасалась к крови?» — он спрашивал мягко, напуганный, что она прекратит делиться тем, что было, очевидно, для нее весьма болезненно.
У него не было никакого реального способа ослабить боль, кроме объятий своих рук и близости тела.
— Никогда. Она походила на красивую тень, которая почти ушла из мира. Мама думала только о нем. О Рэнде. О моем отце.
Это имя коснулось какого-то болезненного фрагмента в его памяти. Это было так быстро, что он позволил этому исчезнуть прежде, чем смог поймать.
«Ты никогда не встречала его?» — Простая мысль о человеке, которого Шиа назвала своим отцом, пронеслась в его голове, словно нож по осколкам памяти.
— Нет, он был женат на женщине по имени Ноэль.
Потрясенный воспоминанием, безутешным горем, женщина когда-то красивая, но убитая колом в сердце. Воспоминание было таким ярким, таким сильным, что Жак, задыхаясь, отпихнул его от себя. Но он узнал ее.
«Ноэль».
Шиа подняла голову, ища своими зелеными глазами, его пристальный черный взгляд.
— Ты знаешь ее. — Она разделила воспоминание в его уме, видела те же самые фрагменты. Этот проблеск вызвал у нее отвращение от жестокой смерти той женщины. Женщина была умерщвлена ритуальным способом убийства вампиров. Казненная. Колом.
«Она мертва», — сказал он это с уверенностью и горем. — «Она была моей сестрой».
Лицо Шиа побелело.
— У нее был ребенок?
«Мальчик».
— О, Боже! — Шиа вырвалась из рук, как будто ужаленная, отскочив далеко от него, его руки скрестились на груди, ее глаза стали дикими. — Каждую минуту все хуже и хуже. Мой отец, вероятно, был мужем твоей сестры. — Отступила она в ужасе от кровати.
«Ты это не знаешь наверняка. Это огромный мир».
— А сколько Рэндов там, в Карпатах, таких, как ты? Тех, кто женился на женщине по имени Ноэль, которая потом родила мальчика? Все это было в дневнике моей матери.
«Охотники на вампира воткнули ей в сердце кол. Несколько лет назад. За годы до того, как они получили меня. Большего я не помню. А возможно, и не вспомню».
Шиа нашла другую рубашку и натянула ее на себя.
— Мне очень жаль, что это случилось с ней. Я жалею и о том, что случилось с моей матерью. Все это как-то не правильно. — Она махнула рукой, охватывая кровать. — Вероятно, мы связаны или еще что-то.
«Спутники жизни рождаются друг для друга, Шиа. Есть только единственный для каждого. То, что твои родители и моя сестра захотели сделать со своими жизнями, не имеет никакого отношения к нам».
— Конечно, имеет. Мы в действительности даже не знаем, кто ты. Мы на самом деле ничего не знаем о тебе. А то, что я делаю здесь с тобой, вообще противоречит всем нормам и правилам моей профессии. Мы даже не знаем, женат ли ты.
«Есть только единственный Спутник жизни, Шиа. Я знаю, что это все слишком ново и пугающе для тебя, но поскольку я должен лежать здесь больной, у тебя тоже должно быть терпение. Мы узнаем все постепенно. Я не могу сразу вспомнить все детали, которые, знаю, так важны для тебя. Я прошу только о том, чтобы ты проявила терпение, в то время как мы будем улаживать все это». — Жак неловко повернулся.
Это движение вернуло ее, успокоило, как ничто иное не смогло бы.
— Ты совершенно не заботишься о себе Жак. Ты не должен передвигаться. — Она склонилась над ним, ее прохладная рука прикоснулась к его горячей коже.
Рана пониже его сердца начала заживать. Ее длинные волосы сползли с плеч и посыпались, вызывая огонь в его животе. Тепло ее дыхания, напоминая танцующее пламя на его коже, скользнуло по нему, когда она наклонилась, чтобы осмотреть рану.
Жак закрыл глаза, но каждый мускул на его теле сжался, отвечая на это прикосновение. Его реакция на нее сказала ему больше, чем что-либо, что он выздоравливал. Его рука зарылась в шелк ее волос.
«Я знаю, Шиа, ты подумываешь оставить меня, когда я полностью выздоровею». — Ее огромные глаза переместились на его лицо, когда он поднес ее шелковистые волосы к своим губам. — «Ты боишься меня. Я вижу страх в твоих глазах».
