Кафетерий для спецназа (СИ) - Тарьянова Яна (книги онлайн полностью бесплатно .TXT, .FB2) 📗

— Это вам от нас! Для хорошего настроения.

Настроение, и без этого бывшее хорошим, стало просто замечательным. Ханна поблагодарила Йонаша, потом Шольта — тот отвернулся — и, улыбаясь и прижимая к себе букет, дошла до калитки. Там они попрощались — волчье семейство отправилось к КПП, а Ханна домой, чтобы поставить букет в вазу.

Глава 28. Каша с грибами

В воскресенье Ханна выпила утренний кофе в компании букета, а потом ответила на звонок матушки. Та пересказала ей вчерашние разговоры родственников — перезванивались весь вечер, обсуждали небывалое событие — и сплетни о пожаре. Кто-то сообщил дяде о существовании бильярдной и поздравил с тем, что возгорание случилось до того, как они сели за стол — как будто слова Шольта подслушали и процитировали. Следом поступило предложение испечь печенье — «раз уж не погуляли, давай поработаем?». Ханна согласилась и поехала к родителям, погладив букет перед выходом.

Она с удовольствием повозилась с тестом и мясорубкой, вынимала противни из духовки, откладывала самые красивые печенья в отдельную миску, для Йонаша. Разговоры за готовкой коснулись вчерашнего вечера — Ханна сообщила, что не скучала, была в кино с волчьим семейством.

— Ты увлеклась Шольтом? — поинтересовалась матушка. — Зря.

— Почему ты так решила? И почему «зря»?

— Волчонок, — ответила матушка. — Ты не сможешь всё время гладить его по шерстке. Одно дело ходить в кино, другое — жить семьей. А если появится общий ребенок, волчонок будет ревновать отца.

Ханна, ощетинившаяся, готовая напомнить матушке, что та симпатизировала Шольту и сама предложила печенье Йоше, сникла и расхотела спорить. В сказанных словах была правда: не так давно, когда Шольт угодил в больницу, Полина назвала ее чужой. Контурные карты и фотографирование липы немного изменили ситуацию, но не настолько, чтобы она могла назвать себя родней. Не сравнить с Мохито.

Осознание факта потянуло за собой цепочку не самых приятных мыслей. Ханна отодвинула их в дальний угол и решила не возвращаться в квартиру над кафетерием. Взять паузу, переночевать у родителей, обдумать ситуацию чуть позже, на свежую голову.

Она отлично выспалась в своей комнате, без снов, зато с появившимся решением сходить к алтарю Хлебодарной. Отнести скрутки, попросить о знаке, который поможет не наделать глупостей, подтолкнет на нужный путь.

«Так и сделаю. Алтарный Парк рядом, а я ни разу не удосужилась зажечь скрутку. И Камулу надо будет положить стружку мяса — чтобы защищал своих альф».

Домой Ханна отправилась с пакетом печенья, тремя контейнерами еды и свежими булочками. Йонаш получил свои гостинцы в обед, поблагодарил и сообщил очередную новость:

— Папа утром был у врача. В пятницу ему снимут лубок, и он будет разрабатывать руку. Врач сказал, что волк плохо ел, поэтому процесс восстановления затянулся. А теперь папа ест хорошо, и дело пошло на лад.

— Я ему еще один день кормежки должна, — вспомнила Ханна.

— Папа помнит, но вас простил, — Йонаш повторил чужие слова, не позволяя понять, была ли в них вложена издевка. — Сказал, что ему и так нормально обломилось, не надо пережимать.

— Я передам вам еду вечером, — пообещала Ханна. — Похолодало, во дворе не посидишь. Я что-нибудь приготовлю и положу булочек для тебя и Мохито.

— Я с Мохито печеньем поделюсь, — пообещал Йонаш, и ушел на кружок, забыв у стойки пакет со сменной обувью.

Дома Ханна порылась в кухонных шкафчиках, нашла пакетик сушеных белых грибов и решила сварить гречку. Она дважды меняла воду, заливала сушку кипятком, чтобы та хорошо разбухла, потом посмотрела на количество и задумалась. Для себя бы она приготовила кашу с грибами, но выздоравливающему волку и огромному медведю этого явно было недостаточно. Ханна произвела еще одну ревизию припасов и кроме лука нажарила сковородку гуляша и тоже добавила в гречку. Аромат лесных грибов почти пропал, зато сытность каши заметно повысилась. Вымыв посуду, Ханна запрограммировала мультиварку, чтобы готовая каша автоматически подогревалась, переоделась и направилась в Алтарный Парк.

Камула она одарила первым — купила две скрутки со стружкой мяса и скрутку со стружкой рыбы, положила в бронзовую чашу на тлеющие угли, и чихнула от едкого дыма. Бог войны и охоты, взиравший на паству с фрески, то улыбался, то хмурился — струйки дыма, поднимающиеся к вытяжному отверстию в крыше, меняли выражение лица. Ханне показалось, что Камул ей подмигнул, но это могло быть оптической иллюзией из-за дыма и набежавших слёз.

Скрутки для Хлебодарной она выбирала долго и придирчиво. Взяла дорогущую, заговоренную, из сухих пионов и злаковых колосков — их жгли, прося, чтобы богиня помогла найти своего истинного. Пионы — как символ страсти, злаки — как залог хлебосольного дома и приплода.

— Подтолкни или отврати, — прошептала Ханна, поджигая скрутку. — Я запуталась. Два месяца назад я собиралась дать ему оплеуху, а сейчас рука тянется, чтобы прикоснуться. А он молчит. А еще ребенок… Помоги. Подскажи, что делать.

Она добавила в чашу еще две скрутки — с боярышником, рябиной и клевером — подношение с просьбой о здоровье, удаче и защите от злых духов.

«Не успеешь оглянуться, как уже и Камулов Покров». — Мысль пришла внезапно, навеянная видом можжевеловых ягод в чаше. — «Может быть, дождаться ноября, дать себе волю, решиться на прикосновение, понять, есть ли отклик и вдоволь потешить тело? Шольт к тому времени выздоровеет. Хм… заманчиво, но опасно».

Висица фыркнула и велела: «Иди на улицу, он замерз».

«Кто?»

Ответа не было, висица упрямо толкала ее к выходу, и Ханна, наскоро пробормотав хвалу снопу и амбарам, вышла на улицу.

Шольт стоял возле часовни Камула — закутанный в знакомый плед, разглядывающий можжевеловый венок над входом. Он всем своим видом демонстрировал, что оказался тут случайно, и Ханна сделала шаг назад — к чаше и сладковатому дыму сухих пионов. Шольт немедленно зашел вслед за ней, встал за спиной, дыша в макушку. Молчание, нарушаемое потрескиванием скруток и тихими разговорами прихожан, тянулось и тянулось, пока Ханна не прошептала:

— Я сварила гречку. С мясом и грибами.

— Спасибо, — выдохнул Шольт, наклонившись к ее уху.

— Можете забрать всю, — обмирая от прокатившейся по телу волны дрожи, предложила Ханна. — Отдадите потом мультиварку. Подогреете то, что сразу не съедите. Я расскажу, как пользоваться. Это не сложно.

— У нас была мультиварка, — вполголоса сообщил Шольт. — Но Мохито варил щи из крапивы, что-то перепутал и мы потом всё выкинули. И щи, и мультиварку.

— Ого! — удивилась Ханна. — Это надо уметь.

— И еще два дня проветривали, — наябедничал Шольт, и потянул ее к выходу — прочь от пионов, поближе к гречке.

Мультиварку с кашей они поставили в коробку, а коробку в хозяйственную сумку. Сумку взял Шольт, а Ханна несла булочки и банку зимнего салата из кабачков с капустой, которую ей подарила матушка. И открывала и закрывала двери и калитку, потому что Шольт сам бы не справился.

Йонаш обрадовался и гречке, и Ханне, накрыл на стол — поставил четыре тарелки, выложил овощную закатку в салатницу — и отправился будить Мохито. Шольт сидел на табуретке, привалившись к холодильнику, молчал и поглядывал на Ханну. Висица фыркала и попискивала, временами зрение становилось черно-белым, картинка плыла, и Ханне казалось, что возле холодильника сидит волк, постукивающий хвостом. Она чуть не протянула руку — погладить, почесать за ухом — но в кухню вошли Йонаш и зевающий Мохито, и волк пропал.

Ужинали долго, болтая обо всем подряд. Ханна спросила, перейдет ли спецназ на усиленный режим дежурств к Камулову Покрову, и получила ответ: «Да, как обычно».

— В Покров почти не пакостничают, — пробурчал Мохито, подкладывая себе добавку салата. — Осенью все заняты: грешат, торгуют, запасаются продуктами на зиму, набивают погреба.

— Пап, ты же еще будешь на больничном, — загибая пальцы, посчитал Йонаш. — Отлично! Сходим на ярмарку.