Как завести дракона (СИ) - Вознесенская Дарья (книга жизни .txt) 📗
«А что происходит в клубе, остается в клубе».
И только для мужчин.
Черт.
Развернулась и спустилась с крыльца с независимым видом, а потом с этим же видом пошла дальше по улице. И юркнула за угол, справедливо полагая, что если есть парадный вход, есть и черный.
Особняки все строились по одному принципу, потому сзади и правда обнаружился хозяйственный проулок и крыльцо. А возле него… Толклись смешливые девицы в мало одетом виде, явно ожидая очереди на вход.
Во сколько их там запускают? Перед ланчем?
Вздохнула тоскливо.
Ну а варианты?
Достала из кармана остатки монет, пересчитала, а потом подошла к крайней, у которой был хотя бы чистый на вид "наряд".
— Хочешь заработать прямо сейчас, а не в клубе?
Клуб угрюмых…
Удивительно, насколько схожими оказались некоторые моменты развития наших миров.
Я читала, что в Британии подобные клубы настолько стали неотъемлемой частью социальной системы, что в первую мировую войну англичане отправились в окопы «поклубно». На фронте был сформирован "батальон спортсменов" в который брали "имеющих опыт стрельбы и охоты", "только для представителей высшего и среднего класса", а также многочисленные "футбольные батальоны" и даже "батальон коротышек" — для лиц невысокого роста.
И в Блетфорте на протяжении нескольких столетий клубы играли немаловажную роль. Именно они стали тем местом, в котором яры и представители обеспеченных сословий учились общаться вне официальных учреждений, а значит, формировали отдельное от двора общественное мнение, с которым приходилось считаться даже королям и их советникам.
Благородные стремились создать клубы для того, чтобы оградить свой мир от безродных, но удачливых промышленников. Последние же стремились туда, чтобы встать на одну ступеньку с ярами. Возникали клубы, в которых знатные и незнатные прекрасно уживались друг с другом, где заводились полезные знакомства, поддерживались профессиональные и деловые связи, предлагались «запретные плоды» — если речь шла об особенных заведениях, позволявших сбросить напряжение самыми разными способами — а также имелась возможность за небольшие деньги столоваться в приличном месте, в котором никто не делал ресторанных наценок, узнавать новости первыми, читать самую свежую прессу и книги, а также использовать комнаты на верхних этажах — для ночевок и развлечений.
Конечно, все это было доступно только мужчинам. И существовало за счет крупных вложений самых богатых из них, которые становились «почетными членами клуба» и могли передать это членство по наследству.
Женщинам же пока оставались скучные Благотворительные комитеты или Общества старых дев.
(Ходили слухи, что последнее как-то предложило Клубу безобразных и холостых устроить массовое бракосочетание, но то письмо осталось без ответа).
Многие сообщества в прежние времена походили на бандитские формирования: так, представители Клуба очистителей могли «очищать» улицы столицы от всех, кто под руку попадался — в том числе простых граждан. «Нравствующие» наказывали проституток за их профессию, «весельчаки» били витрины и ломали фонари. Но в последние пятьдесят лет, не без помощи Управления, в которое пошли работать все те же благородные, уставшие от ничегонеделания, все как-то подуспокоилось и покрылось налетом добродетели. Всё чаще в клубах велись обоснованные дебаты и заключались сделки, а не творились непотребства и хулиганские выходки, все чаще «веселье» ограничивалось стенами заведения, дуэли сменились карточными играми, бум которых, похоже, и не собирался прекращаться, а очаровательные и доступные девицы вполне могли быть уверены, что уйдут на своих двоих — и со звонкими монетами в карманах.
Бездельничающие яры предпочитали бездельничать за картами или же в обществе прелестниц, а совместно творимое распутство и долговые расписки, которые сопровождали большинство игр, продолжали связывать клубменов лучше любой клятвы.
Члены Клуба угрюмых, в котором я оказалась, отличались благородством крови, а также крайней недоброжелательностью к окружающим, что идеально подходило яру Кингсману. Здесь все было пронизано роскошью и мрачностью — и помещения для слуг имели лучшую отделку и удобство расположения, а с кухни тянуло такими восхитительными запахами, что я почувствовала головокружение.
Даже самые шумные из «нас» присмирели и принялись поправлять корсажи и локоны, пока суровый мужчина в ливрее — как я поняла, распорядитель — пристально осмотрел каждую, и одну, самую неопрятную и взрослую, отправил прочь. Остальные прошли мимо купален, гардеробов и библиотеки — я не могла не коситься, ужас как было любопытно — и вступили, наконец, на территорию, заполненную хорошо одетыми мужчинами.
Яры, как и полагалось им в это время, сидели в общем зале с множеством далеко отстоящих друг от друга столиками, и беседовали с надменными лицами, а некоторые и ели свой ланч. Такие мрачные и одинаковые, что я засомневалась, что отыщу среди них Кингсмана.
Мои товарки пташками разлетелись по темному и чопорному помещению, не обращая внимания на то, что на них, якобы, не обращают внимания. У меня вызывало недоумение время нашего появления, да и не оставляло ощущение несоответствия моих светлых представлений о благородных мужчинах и грустной правды, но здесь играли в свои игры, которые не я придумала — и не мне осуждать.
Я вдруг подумала, что каждый раз, когда великий детектив и советник Кингсман бывает здесь, он тоже играет с какой-то девицей…
Ч-черт.
Не стоило думать.
Встряхнула головой и пошла по зале, высматривая начальство. Наконец, увидела его у дальней стены в обществе газеты и чашки с чем-то горячим. И тут же ускорилась, с удовлетворением отмечая, что прочие девицы обходят его угол, как будто там невидимая стена. Может потому, что он не такой?
Блин… И об этом не стоит думать.
Я шла целенаправленно, думая, как бы сделать так, чтобы он меня заметил, и чуть не споткнулась, когда светловолосый яр справа от Кингсмана сделал рукой определенный жест, который означал, что он хочет меня.
Ну, для начала, познакомиться.
Посмотрела назад и снова чертыхнулась про себя.
Мне показал. Без вариантов. Да еще и дополнил выражением лица типа, «да-да, дурочка, радуйся, я тебя позвал».
Кретин. И второй не меньший кретин, потому что видит только свои буковки. А меня, между прочим, сейчас будут развращать чужие яры. И распорядитель строго-настрого указал нам несколько раз — кто из мужчин первым позовет, к тому и бежать, роняя тапки… точнее, жуть какие неудобные туфельки на каблучках.
Ох, только бы не скандал.
Я продолжила двигаться к Кингсману, надеясь, что мои маневры остануться незамеченными..
Соседний яр нахмурился.
Я независимо улыбнулась.
Меня подхватил под локоть распорядитель и прошипел:
— Не туда.
— Очень даже туда, — улыбка сделалась еще натужней, — Темноволосый яр первый позвал.
— Тебе показалось, он не шевелился даже.
— Вам из-за газеты не видно.
— Иди направо, — потянул меня мужчина уже злее.
— Куда? — сделала вид, что я тупая, и потянула налево.
— Туда! — зарычал он.
— Нет, сюда, — дернула его таки в сторону яра Кингсмана.
— Да чтоб тебя… — не сдержался распорядитель, и мы замерли как вкопанные. Оба. Потому что такими маневрами почти добрались до детектива и тот, наконец, поднял голову.
Мимика, надо сказать, его не выдала.
А вот глаз дернулся. Два раза.
Декстер обвел взглядом всё то, что я собой сегодня представляла — грудь, красный бархат, перо, чулочки, прозрачную юбочку и облипочку — и снова уставился на мое лицо.
— Ты…
— Очень рада вас видеть, — выдернула, наконец, локоть из лап распорядителя, и бухнулась к яру Кингсману на колени. А потом повернулась к застывшему поодаль мужчине и пропела тихонько, — Я же говорила, что туда. Он — первый.