Мой слуга Тень (СИ) - Корсарова Варвара (читаемые книги читать .TXT, .FB2) 📗

– Итак, чай… – он наклонился. – Чашку следует держать за ручку, не обхватывать всей ладонью, как кружку для кофе. Вот так.

Он мягко переместил ее пальцы на ручке чашки; Ирис вздрогнула от его прикосновения.

– Блюдце оставляют на столе. Когда опускаете на него чашку, ручка должна показывать на три часа. Представьте, что блюдце – это циферблат.

Ирис послушно поставила чашку; она звякнула о блюдце, выдавая ее нервозность. Она так ловко управляется с куклами, откуда же взялась неуклюжесть!

– Простите. Я знаю, что все нужно делать беззвучно.

– Верно. Когда размешиваете сахар, не устраивайте в чашке бурю. Ведите ложку сверху вниз, полукругом. Потом ложку опускаете на блюдце, справа от чашки, не на стол. Никогда не оставляйте ее в чашке.

– Ну да, а то глаз можно выбить. А мизинец надо оттопыривать, когда чашку держишь? – полюбопытствовала Ирис насмешливо, чтобы скрыть смущение.

– Ни в коем случае, – Рекстон ласково, но твердо, вернул ее мизинец на место. – Такой жест очень вульгарен. Когда вы закончили с блюдом и хотите дать слуге знак, что его нужно унести, положите ложку и вилку на четыре часа двадцать минут. Тарелка – это циферблат, помните? Но если вы еще не закончили, положите приборы на восемь двадцать. Со слугами нельзя разговаривать, но есть молчаливый язык. Теперь вы знаете его основы.

– Арман, беру, свои слова обратно, – сказала потрясенная Ирис. – Я и правда дикарка, которой нужна нянька.

– С удовольствием возьму роль вашего наставника. Перейдем к практике.

Следующие полчаса Ирис трудилась как никогда в жизни. Подумать только – ее работой стало банальное чаепитие!

Рекстон оказался требовательным учителем. Он терпеливо поправлял Ирис, когда она делала ошибки.

От новой информации у нее пухла голова. Ирис узнала, как правильно складывать салфетку, усвоила, что нельзя перекладывать на свою тарелку клубнику, если ее подают в отдельном блюдце, и что делать, если прольешь на соседа чай.

Рекстон подносил блюда не только ей, но и куклам. Они покорно изображали других гостей.

Ирис вела с ними утонченные беседы. Болтала на четыре голоса и надеялась, что ее игра развлекала не только ее, но и дворецкого.

А он безмолвно ждал, когда она закончит дурачиться. А потом заставлял перекладывать в свою тарелку куски кекса с блюда, которое он подносил, при этом не откидываясь вбок, чтобы ему было удобнее.

– Не замечайте меня, госпожа Диль. Представьте, что я тень. Что тарелка висит в воздухе сама по себе. И пожалуйста, не поднимайте прибор, если вы его уронили. Это моя обязанность.

– Слушайте, как вы все это выдерживаете? За обедом вам приходится таскать тяжелые подносы. Держать их у каждого гостя и ждать, пока они соизволят обратить на вас внимание! У вас руки не отваливаются?

– У всех лакеев крепкие запястья. В нашем ремесле нет слабых людей.

Ирис не удержалась и коснулась его руки у края манжета. Ее пальцы ощутили стальные мускулы и упругие жилы. Да, слабым его никак не назовешь!

Она провела пальцами выше по предплечью, за манжету. Рука дворецкого не дрогнула, но ей показалось, что его пульс участился.

Он убрал руку и заложил ее за спину.

– Вы никогда не опрокидывали на гостя тарелку?

– Никогда, госпожа Диль. Лакей должен быть ловким. Нас учат правильно ставить ноги, держать равновесие – как боксеров.

– А вы занимались боксом?

– Немного, госпожа Диль.

– Горячая тарелка не обжигает вам пальцы?

– На званых обедах мы надеваем перчатки. Но они не всегда помогают. Тут есть один трюк. Так и быть, расскажу вам этот секрет.

– Да, умоляю!

– Если приходится держать раскаленное блюдо, а гость увлечен и не спешит обратить на меня внимание, я невзначай касаюсь краем блюда его уха – так сказать, напоминаю о себе.

– Да вы что! – ахнула Ирис. – Вы прижигаете гостям уши! Да вы садист.

– За обедом я не имею права говорить с гостями, поэтому не извиняюсь за эту умышленную оплошность. Конечно, часто я к этой хитрости не прибегаю*.

Ирис рассмеялась. Рекстон сдержанно улыбнулся.

Неловко признать, но она получала огромное удовольствие. Она не была приучена подчиняться чьим-то указаниям, но сейчас ей нравилось слушаться Рекстона, играть с ним в учителя и ученицу.

Он часто касался ее: поправлял положение рук, прижимал ее локти к бокам, когда она неграциозно их растопыривала, показывал, как умерять эмоциональные жесты, придать им плавность. Он лишь один раз, в самом начале извинился за вольность, дав понять, что такие прикосновения – вынужденная необходимость.

Лучше бы не извинялся! Ирис нравились его касания – мягкие, но непреклонные, и ее волновало ощущение его ладного тела за ее спиной, когда он наклонялся.

В ее груди рос шаловливый зуд.

Очень уж Рекстон серьезно относится к уроку! Улыбается редко, и совсем не поощряет ее легкомыслия. Она приходила в отчаяние от его невозмутимости. Ее так и подмывало выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы его расшевелить.

***

– Пожалуй, на сегодня достаточно, госпожа Диль, – объявил Рекстон. – Мне кажется, вы устали. Становитесь невнимательной.

Ирис бросила салфетку и потянулась. Рекстон быстро скользнул взглядом по изгибам ее тела и отвел глаза.

– И это лишь чаепитие! – посетовала Ирис. – Представляю, сколько сложностей меня ждет на званом обеде.

– Я научу вас всему.

– А какие развлечения устраивают после обеда в вашем высшем деревенском обществе? Стреляют по кротам и дроздам?

– Музицируют, играют в карты. Иногда танцуют.

– О, танцы я люблю. Но я умею танцевать лишь то, что танцуют в столичных кабаках. «Лисий шаг», «Качели» и все такое. То, что тетя Грета назвала «вихляньем».

– У нас предпочитают что-то более традиционное. Например, ландлер.

– Представьте себе, никогда его не танцевала. Удивительно, да?

– Если вы танцуете «лисий шаг», то и с ландлером справитесь. Тоже парный танец, только медленный.

– И все же мне нужна практика. О, тут есть граммофон!

Ирис подбежала к коробке в углу, сдернула с нее чехол, подняла крышку. На нее уставился медный раструб.

– На нем пыль, его давно не включали!

– Простите, мой недочет. Сегодня же велю горничной заняться тщательной уборкой. Господин барон не любил громкой музыки, госпожа Эрколе иногда слушает записи опер. Однажды Даниэль привез друзей, они устроили вечеринку с граммофоном. На следующее утро был большой скандал. Его милость запретил делать это впредь, а госпожа Эрколе неделю мучилась головной болью.

– А вот и пластинка с танцевальной музыкой, – Ирис вытряхнула из бумажного конверта черный круг. – Арман, покажите мне, как танцевать ландлер. Вы же умеете, верно?

– Да, – он нахмурился. – Но не уверен, что это хорошая идея.

– Это отличная идея. Мы включим музыку тихо, никто и не услышит. Ну же, давайте! Неужели вам не хочется расслабиться после рабочего дня?

– Хорошо, – вдруг сказал Рекстон после недолгого раздумья. – Удовлетворю вашу прихоть.

Он поставил пластинку, покрутил ручку.

– Стойте! Давайте потушим свет, – Ирис дернула за кисточку; люстра погасла, комната погрузилась в синий сумрак.

Рекстон достал из кармана зажигалку, обошел комнату и зажег свечи в канделябрах. Огни мягко плясали на позолоченных обоях и хрустальных вазах. Ирис охватило ощущение праздника.

Рекстон опустил иглу; по комнате потекла вкрадчивая, тревожно-щемящая музыка.

– Положите мне руку на плечо, – негромко приказал Рекстон. – Вот так.

Тембр его голоса стал ощутимо ниже, отчего по коже живота Ирис пробежала дрожь.

Его рука легла на спину Ирис. Она невольно выпрямилась и подалась к нему; ее грудь коснулась жесткой ткани лацканов его костюма.

Она подняла голову и ее глаза встретились с глазами партнера. В зрачках Рекстона отражался янтарный огонек свечи, под скулами залегли тени.

– Танец на три счета. Шагаем с левой ноги. Раз…

Ирис моментально подхватила ритм. Они скользили и кружились по комнате в переливающихся отблесках свечей, как в волшебном сне.