История Ирэн. Отрицание (СИ) - Хайд Адель (книги онлайн полностью TXT, FB2) 📗
– Запишите девочку как Татьяну Леонидовну Лопатину.
Ирина благодарно взглянула на отца. Таким уверенным и надёжным он ей напомнил её отца там, в другом мире.
Перед тем как дать документ на подпись Ирине, законник сказал:
– Вы же понимаете, что, подписав этот документ вы навсегда лишите девочку возможностей фамилии, она не сможет претендовать ни на титул, ни на наследство?
На что Ирина хотела сказать, что она только рада, если у Танюши не останется никаких связей с этой фамилией, но решила, что Балашова всё равно не поймет, а законнику в принципе всё равно, он просто выполняет свою работу. Поэтому просто ответила:
– Знаю
И подписала.
Увидев, как графиня брезгливо поморщилась, Ирина, взглянув на графиню, в тон законника спросила:
– Вы же понимаете, что никогда не сможете претендовать на девочку?
И попросила заверить бумагу на отречение от Танюши графской печатью, которую углядела на руке Балашовой.
Глава 20
С того самого дня, когда приезжала графиня Балашова, Леонид Александрович Лопатин «ожил».
Сразу после отъезда графини Балашовой Ирина поговорила с отцом. Рассказала о своих планах и о том, что документы пришлось оформить на его имя, чтобы все средства оставались в семье Лопатиных.
Отец поддержал, и даже сам предложил вместе съездить к помещику Картузову, взглянуть на литейную мастерскую. Ирина чуть погодя решила ещё привлечь отца к общению с деревенскими старостами.
На вопрос Ирины о месторождении огненных рубинов Лопатин отвечать не стал, сказал, только чтобы забыла и не спрашивала.
– Ну и ладно, потом узна́ю, – подумала Ирина про себя.
А вечером приехал посыльный в форме почтовой службы и привёз деньги от…барона Виленского.
– Надо же, правду говорят «деньги к деньгам», – удивлению Ирины не было предела, – он что святой? Или так принято?
Денег Виленский прислал тридцать золотых, Пелагея удивилась, сказала, что раньше присылал в два раза меньше.
Ирина подумала и решила, раньше Виленский знал, что Ирина жила у графа Балашова, а теперь, когда он сам её отправил к отцу, вероятно, и решил увеличить «ежемесячную» помощь.
– Отказываться не будем, – решила Ирина, ещё её бабушка говорила, – «Бьют беги, а дают бери», нам пригодится.
К помещику Картузову поехали на следующий день после визита Балашовой. Ирина не была уверена, что отец снова не впадёт в свою странную депрессию, поэтому решила не терять шанс вывезти его «в люди».
На вопрос Ирины не нужно ли предупредить Картузова о приезде, Леонид Александрович ответил отрицательно.
– Конечно, как предупредишь? Телефонов-то нет, – вот чего Ирине не хватало, она скучала по скорости передачи информации. Вот даже сейчас, чтобы выяснить как там дела у Голдеева, надо само́й ехать или к нему, или на завод. А с другой стороны, люди встречаются здесь гораздо чаще, чем мы там. В последние годы, после пандемии, вообще перешли на онлайн-формат общения. Смешно сказать, ладно подруги из Новосибирска, но Ирина годами не могла найти время встретиться с приятельницей, которая жила с ней в одном городе. Зато они регулярно общались по телефону
До помещика Картузова доехали к обеду. Поместье помещика было больши́м, но каким-то несуразным. Сам дом был очень красивым, напоминал английский особняк, потому как то ли был выкрашен в кирпичный цвет, то ли действительно построен из кирпича.
Но всю красоту портило здание такого же цвета, которое стояло боком к дому, отчего создавалось ощущение, что это какой-то кусок дома, просто недостроенный.
Но, присмотревшись и увидев трубы над зданием, Ирина поняла, что это и есть знаменитая литейная мастерская помещика Картузова.
Иван Иванович Картузов искренне обрадовался, увидев, что вместе с Ирэн приехал и её отец.
По дороге отец рассказал Ирине, что он считает помещика Картузова своим другом, раньше мужчины часто встречались, в том числе и на семейные обеды. На этих словах Леонид Александрович погрустнел, и Ирина решила сменить тему.
Сначала хлебосольный помещик потащил гостей обедать. За обедом рассказал, как нашёл Ирину, замерзающую на дороге.
– Представляешь, Лёня, она пешком шла из Отрады домой, зимой в тоненьких городских сапожках, – укоризненно качая головой говорил Картузов.
– Иван Иванович, дело прошлое, не стоит Леонида Александровича волновать, – Ирина действительно сейчас испытывала неловкость.
– Да что он барышня, что ли, разнеженная, что его волновать нельзя, пусть уже послушает, что пока он сиднем сидел, вы Ирэн Леонидовна чуть не погибли, – Картузов как настоящий друг не щадил отца Ирэн. И правильно делал. Жалость сейчас для Лопатина сродни убийству.
Видимо, действительно отец Ирэн и Иван Иванович Картузов были дружны, иначе как объяснить, почему Леонид Александрович только виновато склонял голову. Ирине даже стало неловко, что она никак не может помочь отцу. Он должен был справиться с этим сам.
К облегчению Ирины сразу после обеда Картузов предложил прогуляться до литейки.
Ирина сразу поняла, что литейка – это любимое детище помещика. Если в доме всё было достаточно лаконично, никакой вычурной роскоши, в сине-бело-голубых тонах, то литейное производство получило от хозяина гораздо больше любви. Здесь было много света, который ещё и поддерживался верхним остеклением. И судя по размеру стекла, это должно́ было стоить баснословно дорого. Одну часть литейки занимала настоящая до́менная печь. Конечно, выглядела он допотопно, но Ирина сразу её узнала. Шла плавка и рядом с печью суетились трое людей, похожих на китайцев.
Картузов пояснил:
– Это островитяне с острова Шо, я из сюда вывез потому как они уже два века такие печи строят. Вывез, чтобы и мне построили. Теперь вот лучшую в Стоглавой сталь могу делать.
Глядя на ошарашенной лицо Ирины, Картузов виновато проговорил:
– Да, вы не думайте плохо обо мне, всё честь по чести, я обещал их вернуть, как построят и запустят, так они сами отказались. Двое из них даже женились уже здесь.
Ирина и не думала плохо, Картузов не так расценил её взгляд. Она восхищалась. Восхищалась этим человеком, фанатом своего дела.
А посередине литейки стояла тигельная печь…
Ирина сразу её узнала, такую же она видела в своё время на картинке в учебнике. И там было написано, что это первая тигельная печь, изготовленная в Швейцарии, к сожалению, имя изобретателя Ирина не помнила. Она лишь восхищённо спросила Картузова:
– Иван Иваныч, откуда? Откуда у вас эта печь?
На что Картузов с гордостью произнёс:
– Выписал из Данцига, она там в единственном экземпляре была, тысячу золотых заплатил, – почесал бороду и продолжил:
– А получил, смотрю вроде ничего сложного, ну как сам не додумался?
– А кто? Кто сделал печь? – Ирина чувствовала, что стоит на пороге большого открытия.
– Так, мсьё Феррати, он здесь, сейчас мы его позовём, – и Иван Иванович кивнул Ирине с отцом, чтобы подождали, и ушёл куда-то вправо.
Ирина даже не успела спросить, почему изобретатель, получив тысячу золотых, оказался в Стоглавой вместе со своим изобретением. Расставаться не захотел?
Всё оказалось гораздо прозаичнее, печь не принадлежала Феррати. Чтобы построить и испытать своё изобретение, Феррати влез в долги, но когда он получил, наконец, готовую печь, то с него сразу потребовали деньги обратно.
Феррати не смог отдать деньги, и у него отобрали печь и выставили на торги. И здесь Феррати повезло, покупателем стал помещик Картузов, который, как и Феррати бредил всем, связанным с плавлением стали. В итоге Картузов купил печь, чтобы увезти в Стоглавую, и к нему пришёл Феррати, который не мог расстаться со своим изобретением. Так, в Стоглавой оказалась и сама печь и её изобретатель.
Имя у Феррати было Джузеппе, но в Стоглавой его начали ласково звать Проша. Когда Ирина спросила, почему Проша, на её взгляд, имя Прохор, ну никак не ассоциировалось с именем Джузеппе, то ей ответили:
