Прогулки по тонкому льду (СИ) - Калина Анна (мир книг TXT) 📗
День был радостным и теплым, пахло опавшей листвой и цветущими на клумбе хризантемами. Ветерок приносил издали писк воробьев и шум уносящихся вдаль паровозов. Их гудки разливались над лоскутным одеялом полей, а клубы белого пара сливались с угнездившимися облаками на небосводе.
А за оградой шумел и пыхтел город, чьё безумие прятала от учеников изгородь из аккуратно подстриженных туй. Вот процокала по камням мостовой двуколка, запряженная стройной кобылкой. Вот со свистом и дребезжанием пролетел пароцикл, подпрыгивая на каждом камешке и звеня, как старая консервная банка. На прощание он еще и громыхнул выхлопом, оставив пешеходов задыхаться в облаке черного дыма. По небу ползали дирижабли, заслоняя солнце и отбрасывая на город огромные тени, похожие на причудливых рыб.
Какой контраст. Там сумасшедший дом, а в парке Эргейл тишь и благодать. Осень вовсю резвилась среди природы, словно шаловливое дитя с палитрой красок. То здесь, то там разбрызгивая яркие пятна по листьям и траве. Покачивались березки в золотистом кружеве, степенно глядели на меня дубы, пятнистые, словно на них плеснули краской. Величественно шелестели багряной листвой клены. Только ели остались верны своему стилю, и все так же нагло зеленели, выныривая из охристых зарослей. Удивительный, благородный, романтично-мечтательный мир янтарных и багряных цветов. Так и хочется сорваться на бег и, шурша листьями, бежать по парку навстречу радости и веселью. Но увы, бегать мне не дано. Я и хожу-то с большим трудом.
Трость звонко стучала по камням аллеи, вторя моим шагам. Башмак нещадно натирал ногу, кость ныла, как гнилой зуб, но я усиленно игнорировала этот саботаж прогулки. На пути к хорошему настроению я игнорирую любые преграды, так как свято верю, что настроение мы создаем себе сами. Ветер обдувал лицо, но его дыхание было все таким же теплым, несмотря на то, что на дворе правил пестрый октябрь.
Резвились воробьи, ныряя в высокие горы из листьев, которые наш вездесущий привратник Пэлпроп бережно нагреб по парку. Шуршание метлы все еще слышалось с заднего двора школы, значит, сооружение лиственных «курганов» еще не завершено. Бедняга, хорошо хоть в стену не врос при Легране. Пэлпроп бодро вырулил из-за поворота и, забросив мешок на плечо, цокая подковами на сапогах, направился к очередной куче листьев. Проказник-ветер всячески пытался в этом ему помешать, подхватывал листья, расшвыривал их по лужайке, порывами заставлял слетать их с деревьев. Процесс был сродни чистке снега в снегопад, столь же изматывающий и бессмысленный.
Звонкий лай разогнал сонную атмосферу, заблудился в древесных стволах и потонул в скрежете граблей по траве. Бублик, захлебываясь слюнями и лаем, мчался в мою сторону по лужайке, вздымая клубы листьев на своем пути, словно ледокол, вспарывающий арктические льды. Песик заложил сложный вираж и на всех парах протаранил лиственный сугроб, бережно сооруженный Пэлпропом. Напакостил и все так же с жутким топотом помчался ко мне, а вслед негоднику несся полный негодования вопль рабочего. Стремительный побег маленького мерзавца завершился в моих распахнутых объятиях, которые я радушно раскрыла, присев для удобства пса. Мой маленький обожатель, мой галантный кавалер.
Бублик ткнулся мне в щеку влажным носом и, повизгивая, принялся вертеться в руках, желая лизнуть. Я была против, оттого пса развернула спиной к себе и, удерживая под гладкий животик, принялась чесать за ухом. Бублик млел, дергал лапками и всячески старался показать свое удовольствие от процесса. На удивление миролюбивый бульдог сторожил просторы Эргейл. Телосложением Бублик напоминал скорее пуфик на гнутых ножках, но имя свое получил благодаря туго скрученному на попке хвостику.
За то недолгое время, что я успела проработать в Эргейл, Бублик проникся ко мне такой нежностью и любовью, что бросался в объятия при первой же возможности и по любому поводу. Далее к «работе надо рвом» мы вернулись уже с Бубликом. Я пообещала себе еще один кружок для закрепления эффекта, бульдог просто был счастлив, что его взяли с собой.
Так мы с Бубликом и кружили по парку, пока я не глянула на окна школьной лаборатории. Или мне показалось, или там мелькнула вспышка? И дымок какой-то странный сочится через раму… Пришлось оставить Бублика в компании блох, которых он нещадно преследовал, и отправиться проверить, что творится в подсобке хим. кабинета. Спустя четверть часа и два поворота коридоров, я уже стояла перед двустворчатой дверью и тревожно принюхивалась. Пахло странно.
Я осторожно просунула голову в задымленный кабинет, огляделась по сторонам, силясь различить хоть что-то в белесом мареве.
— Мэтр Закери? — осторожно позвала я. — У вас все хорошо?
В тишине мне послышался слабый стон. Или не послышался? Нет, опять кто-то стонет. Я проскользнула в кабинет и, спотыкаясь, двинулась на ощупь в подсобку. Закери нашелся лежащим на полу без сознания. Рядом валялась разбитая мензурка в липкой луже вылившегося из нее вещества. Я потеребила учителя за плечо, перевернула на спину, пытаясь определить, чем я могу помочь пострадавшему. Лицо Закери являло собой кровавое месиво с облезшей кожей и вздувшимися пузырями. Несложные логические заключения привели меня к выводу, что мэтр проводил какой-то опыт. Ненормальный, лучше бы сразу выпил кислоты и не мучился. Честно, лучше смерть, чем на ковер к Леграну. И мучений будет меньше, и позора.
Итак, призываем на помощь спокойствие и житейский опыт. И что он нам говорит? То, что оставлять мэтра в задымленной кладовке нельзя, я поняла сразу. Потому принялась буксировать бесчувственное тело к выходу. Голова кружилась то ли от вдыхаемого газа, то ли от натуги. С этим я еще не разобралась. Кряхтя и сопя, как старый бобер с бревном, я упорно пятилась к двери.
— Помогите! — в перерывах выкрикивала я и снова бралась за дело.
На столе что-то треснуло. Я недоверчиво глянула туда. Ничего? Ничего. Не останавливаемся и продолжаем эвакуацию. Закери стонал, я кряхтела, на столе со звоном лопнула пробирка. И вот тут я поняла, что пришел нам с мэтром неожиданный и очень зажигательный конец. Стол вспыхнул. С хрустом начали лопаться мензурки и колбы, брызгая осколками во все стороны. Пламя шипело и стремительно меняло цвет с оранжевого на алый. Прежде чем я успела выбежать прочь, прогрохотал первый взрыв.
Меня впечатало в стену с такой силой, что я искренне удивилась, как не выскочила с другой стороны в коридор. Опрокинулся шкаф с книгами, отрезая подступы к двери. Рухнула сорванная с петель дверь, обвалились полки, со звоном вылетели стекла. А я, забившись в угол каморки, молила небо о быстрой и не мучительной смерти, потому как на моих глазах воспламенялся и гудел тот самый газ, которым заполнилась комната.
Воздух стал зловонным, и каждый вдох давался с трудом. Я зажимала нос и рот ладонью, задыхаясь в этом смраде, горло сжимало, голова кружилась. Несчастный Закери был объят пламенем, но, попытавшись доползти до него, я поняла, что ноги зажаты разрушенной мебелью. Оставалось просто ждать, когда все закончится.
Едкий дым просачивался в легкие с каждым вздохом, сжимал горло, воруя крупицы сознания, с которыми я упрямо отказывалась расставаться. Тело слабело, из горла вырывались уже не стоны, а всхлипы, жизнь струйкой вытекала из меня, капля за каплей, как вода из треснувшего сосуда. Стена огня все росла и росла, заслоняя от меня несчастного мэтра Закери, комнату, белый свет. А потом я провалилась во тьму, где не осталось места ни страху, ни боли. Только легкость и пустота.
Я кружилась по спирали, проваливаясь в этот мрак, словно в бесконечные темные воды океана. А там, в недрах этого мрака, разгоралась едва заметная искорка. Она ширилась и увеличивалась, словно притягивая к себе мою висящую в пустоте фигуру. Свет тянул ко мне теплые лучи, просачивался в душу, рождая покой и радость, напрочь выветривая все плохое, что я успела накопить за прожитые годы.
А потом этот же свет стал литься из меня, прорываясь протуберанцами из пальцев рук, из солнечного сплетения, из глаз, а после волной хлынул наружу, заставляя тело выгибаться дугой. И я парила в ослепительном свете, сама, становясь его источником, впитывая радость и счастье и, не задумываясь, даря их всему вокруг. А в душе росло чувство полета, счастья, словно спустя долгие годы я нашла то, что так давно искала. Но этот светящийся мир стал угасать, сжиматься, отдаляясь от меня все дальше и дальше. Я понеслась вверх по спирали с чувством непереносимой тоски и разочарования.
