Отражение. Зеркало войны - Гончарова Галина Дмитриевна (мир книг TXT) 📗
И вишенкой на торте – любящая мамочка еще и на алименты подала. Матильда совершеннолетняя, а мать инвалид, вот и…
Судья огласила весь список и уточнила у Матильды, все ли понятно.
Девушка вежливо встала со стула.
– Да, ваша честь. Мне все понятно, благодарю вас.
Мария-Элена продолжала держать контроль над телом, и теперь Матильда могла только подсказывать, а то наломала бы дров. У нее самой идей не было, но желание разломать о Парашину «гулю» десяток стульев – было. Мария-Элена в этой ситуации держалась спокойнее.
– Вы согласны с предъявленным вам исковым заявлением?
– Нет, ваша честь.
Судья кивнула, словно и ожидала это услышать.
– Вы имеете право…
Дальше стандартно. Примириться, отказаться, одуматься, вернуться…
Матильда бы все это с удовольствием проделала, но – увы. Придется тратить время и силы. Интересно, что за болезнь у ее мамаши? Даже и третья группа дается далеко не всем, и если кто-то ходил по поликлиникам, он знает, как тяжело оформить инвалидность. С ума сойдешь, пока всех врачей пройдешь.
Мамочка не поленилась.
С точки зрения Матильды, это свидетельствовало о ее несокрушимом здоровье. Или здоровущем блате. Есть исключения, есть, но большая часть больных просто не имеют сил, чтобы преодолевать все врачебные «рогатки».
Сначала спрашивали Прасковью Ивановну.
Та в красках рассказала, как Матильда выгнала родную мать, как выяснилось, что она оттяпала в свою пользу все имущество покойной бабушки, а у матери – инвалидность. Потом тетка Параша попыталась охарактеризовать саму Матильду, но тут уж нашла коса на камень.
Судья достаточно вежливо оборвала излияния, уточнив, что именно может дама сказать по делу. А моральный облик подсудимой… Да будь она хоть дочерью Чикатило – в данном судебном деле это неважно.
Дело дошло до Матильды.
Мария-Элена опять встала.
– Ваша честь, разрешите мне предоставить суду копии некоторых документов?
– Каких?
– Свидетельство о государственной регистрации права собственности. Договор дарения. Договор ренты.
Судья кивнула, и Матильда передала документы секретарю, а уж та – судье. На ознакомление ушло минут пять, потом судья подняла на Матильду потеплевший взгляд.
Ну да.
Уже не хищница, которая воспользовалась беззащитностью старушки, а просто внучка, которая жила вместе с бабушкой, заботилась о ней, да и сроки оформления документов вызывали доверие. За пару лет до смерти Майи Алексеевны Домашкиной. Не за месяц или за неделю, нет…
Завещатель сперва распорядился, а потом пожил в своей квартире, умер в ней же, был похоронен со всем почетом…
Прасковья Ивановна сверлила Матильду злобным взглядом. Но от герцогессы все отлетало, как от стенки. Куда уж этой корове до матушки-настоятельницы Эралин! Вот где был гибрид гарпии с василиском, а Параша – жалкая дилетантка.
– С вашего позволения, ваша честь, я поясню?
– Да, пожалуйста.
– По вопросам искового заявления. Бабушка оформила дарственную на меня, когда я стала совершеннолетней. Бабушка была в здравом уме, в твердой памяти, она отдавала себе отчет в своих действиях, и это могут подтвердить и нотариусы, у которых она все оформляла, и врачи из поликлиники, в которой она лечилась. Если нужно, я представлю список с телефонами и адресами.
Судья кивнула. Мария-Элена восприняла это как разрешение продолжать.
– Также я могу пригласить свидетелей, которые докажут, что я жила с бабушкой всю свою жизнь, я заботилась о ней до ее последнего дня, и упрекнуть меня не в чем.
– А я могу представить свидетелей обратного! – рявкнула Параша. – Шалавилась ты, а не заботилась!
Судья перевела гораздо менее благосклонный взгляд на Прасковью Ивановну.
– Попрошу вас держать себя в руках. Иначе я приму меры.
Гадкая тетка заткнулась. Но глаза у нее стали как две иголки. Мария-Элена пожала плечами и продолжила:
– Более того, если не считать встречи, во время которой родная мать пыталась меня шантажировать, я не видела ее уже 16 лет.
Судья прищурилась. Дело переставало быть томным.
– Поясните?
– Когда мне было два года, мой отец решил бросить мою мать. И уехал. Мать поехала за ним, бросив меня на попечение бабушки. С тех пор я ее не видела и даже не сразу узнала, когда она появилась. Только когда мать предъявила документы. Поэтому я считаю, что ее претензии на какие-либо алименты неправомочны, ваша честь. Она меня не растила, не воспитывала, впервые после многих лет увидела около месяца назад и сразу же решила, что мне надо продать квартиру и уехать в поселок, чтобы служить нянькой для детей, которых она потом нарожала. Я отказалась, что и привело к закономерному результату. Если это необходимо – я также могу предоставить свидетелей.
Судья задумалась.
Дело о наследстве рассыпалось на глазах. Дарственные не оспоришь, человек имеет право дарить кому угодно и что угодно. Хоть бы и ездового верблюда. Если бы были доказательства, что дарственная составлена под принуждением… Но таковых – нет. А даритель мертв в результате… где тут ксерокопия карточки?
Болезни Паркинсона?
Судья знала, что это за кошмар.
Что остается тогда? Договор ренты? То же самое. Если вызвать повесткой свидетелей, которых назовет девушка, а она назовет, нет сомнений… все рассыпается, как карточный домик.
С момента составления договора ренты квартира уже не принадлежала Майе Алексеевне Домашкиной. О каком наследовании тут может идти речь? И о какой недееспособности?
Могли ли препараты, которые назначались больной, повлиять на ее разум? Об этом лучше спросить медиков, но вряд ли.
Договор дарения составлен у одного нотариуса, ренты – у другого. Один человек еще может пойти на сговор, но когда их двое, все изрядно усложняется, к тому же одного нотариуса судья знала лично. Та еще зараза…
Что остается?
Алименты.
Статья 87 СК РФ, по которой, нравится, не нравится, дети обязаны содержать своих родителей, если те нетрудоспособны.
Но… есть лазейка.
– Вашу мать не лишили родительских прав?
– Нет, ваша честь.
– Но своих обязанностей по отношению к вам она не исполняла…
– Нет, ваша честь. Я могу представить свидетелей и доказательства сказанного мной.
Судья перевела взгляд на Прасковью Ивановну. И принялась трясти уже вредную тетку.
Свидетели антисоциального поведения Матильды? Есть? Предоставите? Отлично!
Свидетельства того, что она не заботилась о бабушке?
Доказательства принуждения?
Прасковья Ивановна искренне обещала все предоставить. Как – Матильда не знала, но мало ли?
Наконец судья закончила опрос.
– Суд удаляется на совещание.
И вышла.
Секретарша выставила всех из кабинета, и Матильда прислонилась к стене.
Усталость была чисто психологической. Мария-Элена помогала, как могла, но герцогесса никогда не была в такой ситуации. А Матильда нервничала и переживала, что не улучшало состояния девушек.
Бетон приятно холодил спину под тонкой тканью. Хорошо…
Прасковья Ивановна смотрела злыми глазами со скамейки.
– Думаешь, твоя взяла?
Матильда не отвечала. Она глубоко и размеренно дышала, насыщая кровь и мозг кислородом. Вдох – выдох, вдох – выдох…
Так-то лучше.
Главное – душевное спокойствие и уравновешенность.
Долго ждать не пришлось.
Пятнадцать минут судье хватило, чтобы «посовещаться», и присутствующих опять пригласили в кабинет.
Смысл судейской речи был в том, что сейчас дело закрыть нельзя. Так что следующее заседание состоится через месяц. Дата, время, повестки придут на ваш адрес. Позаботьтесь о свидетелях.
Мария-Элена скрипнула зубами и решила в ближайшее время написать ходатайство. Даже несколько. Пройти по соседям, поговорить с ними, зайти к врачам в поликлинику, ну и пообщаться со знакомыми юристами на предмет, как лучше разобраться с мамашей.
Алименты ей… ха! Три раза!
