Невеста для Бессмертного (СИ) - Фрес Константин (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Кацман, меланхолично жующий кленовые сладкие листья, завелся и зарычал безо всякого принуждения, только лишь ощутив на своей горбатой спине тяжелую тушку кота, а в своих ушах — его когти. Клубок поспешно и молча сматывался. Горынышна, сидящая на горбе Кацмана за спиной кота, деловито паковала добычу.
— Погнали, — хриплым брутальным голосом сказал агент ноль ноль кот.
Жижа впервые в жизни проснулась от того, что ее зверски мучила жажда и так же зверски трещало то место, которое Жижа перед сном назначила быть головой. Это называлось абстинентным синдромом, и Жижа никак не могла понять и вспомнить, отчего она находится в неизвестном ей месте, в компании с лешим, зашитая в вонючую шкуру барсука, спящая на полу, в обнимку с не менее вонючей собакой. Раскаяние тотчас впилось в нежную душу Жижи своими острыми зубами.
— Ы-ы-ы-ы, — стонала страдающая Жижа, еле ворочаясь нетрезвым телом и высвобождаясь из жаркой шкуры.
Зеленый Андрюха, поросший поганками, мхом, спелой морошкой и молоденькой елочкой, прекрасным лесным натюрмортом храпел на столе, сладко причмокивая и навалившись на свою работу грудью. Напротив него, в гостевом кресле, изумленно тараща стеклянные круглые глаза, сидел смастеренный нетрезвым таксидермистом упоротый лис с неловко пристроенной пустой рюмкой в лапе. Судя по его потрясенному виду, он в жизни не видывал таких алкашей, как Андрюха. В отличие от барсука, тягу к выпивке не имел, не одобрял и не разделял и осуждал. Но молча.
Жиже все это было чуждо, дико, непонятно и непамятно. Место, назначенное головой, мерзко кружилось. Хотелось на свежий воздух. Поэтому Жижа, тихо стеная, проползла к окну и распахнула плотные темные шторы. Жестокий солнечный свет больно резанул глаза стонущей Жижи. Жижа зажмурилась и отвернулась, страдая. Легкий порыв летнего ветерка скользнул по Жиже в том месте, где была наиболее повышена концентрация страданий, и Жижа застонала еще громче, теперь уже от наслаждения. Вместе с этим порывом донеслась тихая, но торжествующая песня, исполняемая хором, и Жижа, все еще страдая, напряглась.
— Сла-а-а-а!.. — вопили хористы, ликуя. Перо проросло и теперь чудными золотыми цветами разворачивалось где-то в темной кроне дуба. Довольные хористы водили огненные хороводы по лепесткам, ожидая, когда их чудо-цветы раскроются. Вот тогда можно будет грянуть во всю мощь легких…
— Ы-ы-ы-ы! — тихо прошептала счастливая Жижа, пуская ностальгическую слезу и изо всех жижьих сил дергая неподдающуюся раму, чтобы вырваться на свободу.
За все нетрезвое вчерашнее, которое она не помнила, Жиже было невероятно стыдно. Жестокий, грязный и порочный реальный мир своей мерзостью коснулся невинной злодейки Жижи и смешал ее с грязью — с сотнями тысяч серых, безликих алкашей, которые выпивают без меры и потом стыдно себя ведут. Можно было б убить соблазнителя и свидетеля грехопадения Жижи — Андрюху, — но как вытравить собственную память?! Жижа, ото всей своей юной, чувствительной души все это хотела забыть, исправить и смыть факт пьянки из своей биографии. Жижа хотела стать совершенно другим человеком, достойным членом общества, и без страха и стыда смотреть в свое жижье светлое будущее.
А потому цветы, выросшие из жароптицева пера, она восприняла как чудо, посланное ей в миг отчаяния свыше.
— Ы-ы-ы, — с чистой надеждой в голосе выла Жижа, вываливаясь из окна, прилипая к стене дома и ползя, как зачарованная, в сторону непонятно откуда взявшегося дуба. — Ы-ы-ы-ы!!!
Ее тоскливые завывания, полные стыда и раскаяния, разносились по улице, словно тревожные и отчаянные позывные затонувшей подводной лодки, а потому не могли быть не услышаны. С треском распахнулась балконная дверь, и на балкон, в цветы, волоча бесполезный шнур, выскочил кот — в фартучке, с утюгом в одной лапе и с Горынышной, которой он этот утюг разогревал, в другой. Пахнуло нагретой тканью и недорогим стиральным порошком.
— А ну, пошла вон! Вон пошла! — отбросив утюг, зашипел на Жижу отчаянный кот, морща нос и сверкая злыми глазами, сообразив, куда карабкается это зеленое чудовище, пахнущее перегаром, плесенью и пылищей.
Но Жижа его не слышала. Или не хотела слышать, видя во всем мире только свою вожделенную цель. Она зловеще ползла, облизываясь и нетрезво мыча, глядя только на золотые цветы в кроне дуба, и кот от страха взбледнул, понимая, что если не он, то никто. Проклятущая Жижа, мающаяся похмельем, сожрет волшебные цветы, и все старания честной компании будут напрасны. А кот, несмотря ни на что, Жижу здорово побаивался. Если она устряпала так ни в чем неповинную Колесничиху, то что же сделает с ним, с котом, выйди он на бой честный?!
— Вон пошла! Вон!
Жижа неумолимо, как старость, ползла, готовая уже зеленой лепешкой шлепнуться в ветви дуба. До заветных цветов ей оставалось совсем ничего, и кот решился. Отчаянной лапой он сорвал с себя кружевной фартучек, выпустил Горынышну, и, нецензурно рыкнув, словно десантируемый ВДВ-шник, бесстрашно спрыгнул на ветви дуба, встав между Жижей и цветами.
Ветер теребил волосы на затылке бесстрашно кота. Хор за его спиной вякал неуверенно и боязливо. До их древнерусских голов дошло, что зеленая нежить может как-то изощренно и извращенно надругаться над их древнерусской красотой, и потому хору очень хотелось, чтобы геройский кот отстоял их древнерусские жизни и право петь песни, не относящиеся к жанру шансон. Кто-то один, не справившись с нервным напряжением, предательски заголосил «Владимирский централ», но его быстро загасили. Паникер дал петуха и смолк. Кот зловеще шевельнул усами.
— Это не твое! — проревел он, вцепляясь всеми лапами в дубовую зелень. Страдающая Жижа не ответила. Она максимально напряглась, думая, какую бы пакость сделать коту, чтобы отвлечь его и, пока он будет справляться с трудностями, достать цветы. — Ты не пройдешь!
Коварная Жижа встала во весь рост. Сквозь нее бледным бело-зеленым пятном просвечивало солнце, ветер оставлял на жижистом теле плохо разглаживаемую рябь. Вытянув вперед жижистую зеленую руку, Жижа воспроизвела наглый самоуверенный приглашающий жест из всех фильмов с участием Ванн Дамма — мол, нападай, давай. Кот не стерпел такой фамильярной наглости; он взревел и одним толчком задних лап мужественно послал крепкое тело веред, на врага.
Жижа злодейски захохотала, расступаясь перед летящим котом, располовинясь на две равные кучки, и кот, который не имел никакой возможности затормозить, понял, что он в пролете. Вместо врага он хватал когтями летний воздух и билет в один конец — вниз с дуба. Это означало лишь то, что он свалится, а у Жижи будет предостаточно времени сорвать цветы, которые сейчас от испуга нервно выстукивали калинку-малинку, водя хороводы втрое быстрее обычного.
Но зеленый Ван Дамм не с тем связался. Этого в его фильмах точно не показывали; и в том моменте, когда его враги падали, поверженные, кот извернулся и вцепился всеми своими лапами в трещащие и качающиеся ветки.
Он повис, пыхтя и тараща перепуганные глаза, видя лишь гыгыкающую жижу и слыша лишь испуганный стрекот Горынышны над головой. В его кошачьей голове проносились тысячи мыслей, разбитых на мелкие кусочки, и отчего-то «бегите, глупцы». Древнерусский хор в последний раз слабо вякнул и вдарил, наконец, во всю мощь легких. Один цветок, ослепительно-красивый, как раскаленная добела золотая лилия, раскрылся, вызрев окончательно.
— Гы-гы-гы, — сказала радостная Жижа, достигнув вожделенной цели. Цветок был чудо как хорош, Жиже даже стало жаль его есть, и она решила для начала облизать бутон того, что не раскрылся. Для облегчения своего состояния и для продления времени любования.
Это замешательство стало для нее фатальным; стрекоча, как голубой вертолет с волшебником, Горынышна слетела с балкона, словно танцовщица к своему оловянному солдатику, подхваченная порывом ветра и святым негодованием. Напрягая крылья, вытянувшись в струнку, как ломовая лошадь, она совершенно неуважительно впилась лапами в загривок кота и потянула его наверх, втаскивая на дуб, на более надежную почву. Кот яростно шипел и плевался, собираясь устроить Жиже Ватерлоо.