Принц и Мадонна (СИ) - Воск Степанида (читаем книги .TXT) 📗
— Неужели не видите? Ваша, — язвительно поинтересовался декан.
Кто-то от моего имени написал жалобу на имя ректора академии. Суть жалобы сводилась к тому, что у меня слабое здоровье, а Принц Датский еще и без того усугубляет ситуацию, заваливая меня дополнительными заданиями, выполнение которых требует незамедлительно. Я прошу оказать воздействие на сатрапа-декана, пока не стало поздно и я не загремела в больницу. А иначе я подам на академию в суд, чтобы взыскать моральный и материальный вред за испорченное здоровье. В связи с чем прошу принять меры, пока не обратилась в соответствующие органы. Внизу документа, напечатанного на принтере красовалась закорючка, отдаленно похожая на мою, но не моя.
— Я этого не писала, — бросила на стол лист, словно он был ядовитым.
— Но под кляузой ваша подпись. Не так ли? — Датский не верил мне.
— Нет. Я ничего подобного не подписывала, а тем более не составляла. У меня даже мысли не было жаловаться.
— Тогда кто это сделал? — требовательно спросил мужчина.
— Откуда я знаю? Тот же человек, который и курил в туалете, а потом написал неприятные слова в ваш адрес. Или вы до сих пор думаете, что я курю после того, что со мной случилось? — напомнила декану о поездке в больницу.
— Нет. Не думаю, — Датский немного смутился. — Но может быть кто-то…
— Вы еще скажите про заговор с моим участием, — воскликнула, чувствуя самообладание начинает меня подводить. — Я не знаю кто написал вот это, — схватила лист бумаги только для того, чтобы снова его бросить. — Я не знаю кто курил в туалете. Я не знаю кто написал на вас гадости. А тем более не знаю кто настолько меня ненавидит, что делает вот такие вещи. Я ничего не знаю. Я знаю только одно — это не я. Это точно не я. И если вы мне не верите, то это ваши проблемы, мне больше сказать нечего.
Перевела дух, чувствуя как внутри начала зарождаться дрожь от нервного истощения. Как бы я не старалась сдерживаться, но все равно чувствовала, что еще немного и сорвусь. И хорошо, если это случится не в присутствии посторонних. Мама всегда учила, что женщина должна прятать слабые места. Показывать свою уязвимость не стоит ни в коем случае, а иначе в следующий раз воспользуются и ударят в то же место и тем же оружием.
— Ну, допустим в прошлый раз были не вы… — начал было Датский.
— Кстати, а кто вам сказал, что это я — вандал? — внезапно спросила, переключая внимание.
— Мне поступило… донесение, — как-то неуверенно произнес декан.
— Анонимное? — уточнила, вспомнив ящик, висящий на первом этаже. Каждый студент мог высказать все что он думает по поводу учебного и производственного процесса, оставив сообщение. Подписывать его было не обязательно.
Датский медленно кивнул.
— И вы поверили? — разочарованно воскликнула.
— Ну, я же извинился.
— Когда? — пыталась сообразить когда же было столь замечательное событие, но память отчаянно сопротивлялась.
— Ну, как же… я думал, что вы поняли.
Покачала головой, не зная как и реагировать на подобное заявление.
— А еще девушек обвиняют в нелогичности… Вас мужчин не понять… — начала я.
Однако меня прервали. В кабинет без стука влетела Клавдия Степановна с выпученным глазами и с порога простонала:
— К нам едет министерская проверка по какой-то жалобе. Они уже поднимаются.
Декан вскочил с места, бросив короткий взгляд в мою сторону.
Я отрицательно покачала головой, говоря, что это не моих рук дело. Внутри все туже затягивался узел страха.
— Зыкова, идите на занятия, — скомандовал Датский, тем самым выпроваживая меня из кабинета.
Гордо вздернув голову, как будто это не меня только что выгнали, вышла прочь.
Теперь сама уже желала встретиться с Георгием Антоновичем Иванченко. Пожалуй, в моей ситуации только он мог помочь.
Из деканата я прямой наводкой пошла на следующую пару, которая прошла на удивление спокойно. Впрочем, как все другие в этот день. Я никогда ранее так не жаждала встречи с отчимом.
Кафе "Стелла" находилось в центре города, недалеко от полицейского управления, куда частенько вызывали Георгия Антоновича, именно туда я и направила свои стопы, с трудом найдя место для стоянки автомобиля.
Уже подходя к заведению, глянула на наручные часы. Я шла точно по графику. Не опаздывала, но и не опережала.
Точность — вежливость королей, как частенько любил поговаривать "папаЖора". Откуда он взял эту поговорку, я не знала, но и сама частенько повторяла, сообразно случаю.
В кафе я вошла без двух минут три, думая, что пришла первая.
Однако я ошиблась. "ПапаЖора" меня уже ждал, сидя за дальним столиком в углу. Мужчина попивал чай из большой чашки. Я подозревала что он любил это кафе именно по причине подачи чая в полулитровых бадьях. Отчим не любил полумеры. Для него всегда было или все, или ничего. У нас дома имелась целая батарея огромных кружек, принадлежащих Георгию Антоновичу. В них мама таскала "папеЖоре" чай, когда он допоздна засиживался с документами у себя в кабинете.
— Сегодня ты вовремя, — хмуро произнес Георгий Антонович, отпивая из кружки. — Садись, — приказал.
Я послушно села напротив. Когда "папаЖора" был не в духе, ему лучше не перечить, об этом знала мама, об этом знала и я.
Почему у отчима было плохое настроение, мне еще следовало узнать. То ли это было связано с моей персоной, то ли у него на работе полный завал, а, может быть, дело в головомойке, устроенной начальством. Причин могло быть несколько.
— Ну, рассказывай, — последовал очередной приказ.
"ПапаЖора" был в форме, фуражка лежала на столе рядом с мужчиной. Сомневаться в серьезности разговора не приходилось.
— Я даже не знаю с чего начать.
— С самого начала. Что ты делала в торговом центре?
— Нет. Надо начинать с событий, случившихся за некоторое время до того как, — сообщила я. — Думаю, что они как-то взаимосвязаны. Просто других объяснений у меня нет.
"ПапаЖора" кивнул, вновь делая глоток из кружки.
Чем всегда мне он нравился, так тем, что он всегда выслушивал до конца все, что ему говорилось. Никогда не перебивал. А вот потом задавал вопросы. И вот на эти вопросы не всегда хотелось отвечать. Поэтому я посчитала, что следует ему рассказать свою версию событий как можно подробнее, чтобы у него не возникло желания копаться во всем остальном. А все потому, что многие моменты своей жизни я бы хотела оставить за кадром. Может быть, потому как стеснялась, а может быть из-за того, что не хотела до конца раскрывать все свои тайны. Утаивать подробности личной жизни вошло у меня в привычку, так мне было легче жить.
— Так. Понятно, — произнес "папаЖора" отставляя в сторону кружку. — Кого ты подозреваешь?
— Я не знаю… — мне меньше всего хотелось бросать на кого-то из своих знакомых подозрение. Я ведь знала чем все может закончиться, если за разработку подозреваемого возьмется отчим. Да с этого человека живьем не слезут, пока не вынут всю душу и не разберут по косточкам.
— Мадонна, не юли. Говори как есть. Мне нужны зацепки, — строго приказал "папаЖора".
Я несколько мгновений водила пальчиком по столу, повторяя узор на столешнице, гадая говорить или нет. Но если не сказать что думаю, то отчиму придется долго разбираться что творится вокруг меня.
— Марина Лужева, учится со мной в одной группе. Я думаю, что она как-то связано со всем этим. После конфликта с ней начались странности.
— Хорошо. Адрес ее знаешь? Или мне самому пробить данные? — деловито спросил отчим.
— Адрес знаю, где родилась тоже знаю, я как-то собирала данные для деканата, у меня остались сведения. Я пришлю вам.
— Отлично. С нее и начнем. А дальше будет видно. Что-то мне подсказывает все не так просто как кажется на первый взгляд, — мужчина помедлил, — да и не договариваешь ты что-то. Но пытать не буду, а то твоя мать мне потом голову снимет.
Все же чутье у "папыЖоры" ментовское, настоящее. Я промолчала про приступ и про то, что не ночевала дома.
