Модификаты (СИ) - Чередий Галина (прочитать книгу .TXT) 📗
На разбирательстве по поводу моих диверсий я стояла перед всей своей сменой, которую капитан собрал в главной кают-компании, решив судить меня показательно. Надо сказать, что подавляющее большинство глаз смотрело на меня с откровенной ненавистью и презрением. Кто-то даже требовал применить ко мне физическую форму наказания, а потом просто выкинуть через шлюзы в открытый космос. Вокруг, однако, одни добряки. Оправдываться и произносить пламенные речи, обвиняя капитана и его приближенных, я и не пыталась. Никто тут меня не услышит. Сам Тюссан не общался со мной после того, как все открылось. Не пришел ни разу, пока сидела в корабельном изоляторе. Демонстративно не смотрел во время всего судилища. И только когда все желающие сполна выплеснули на меня свое осуждение и злобу, он хлопнул ладонью по столу, за которым сидел все время с безразличным видом.
— Никакого физического наказания не будет, — постановил он. — Мы не станем делать из госпожи Старостиной мученицу, ведь наверняка есть те, кто именно так и посчитает. — Он обвел тяжелым взглядом всех собравшихся и только после этого уставился на меня. — Ее наказание будет состоять в другом. Мой вердикт: София Старостина подвергнется принудительному введению в стазис и продлится он до нашего прибытия на Нью Хоуп. И это не само наказание, а просто мера по недопущению новых диверсий и вредительства с ее стороны.
Капитан сделал паузу, я же только усмехнулась. Ему-то было прекрасно известно, что я не собиралась больше делать ничего подобного.
— По прибытии в пункт назначения София Старостина и прочие, кто зарекомендуют себя как неблагонадежные, лишаются права когда-либо, под каким угодно предлогом спуститься на поверхность, — Вот теперь коварной усмешкой сверкнули золотистые глаза Тюссана. Он ударил меня ниже пояса и прекрасно это знал. — Обвиняемая проведет все шесть лет на орбитальном модуле с ограничением передвижений, а после отправится домой, где будет передана в руки земного правосудия.
Читай: меня усыпят и если не прикончат во сне, то заставят отсидеть после шесть лет на орбите, истязая каждый божий день видом недостижимого нового мира, в который я мечтала попасть больше всего в жизни. Если обратного полета не будет, то черт знает, что меня ждет дальше. Если же Нью Хоуп окажется неприветливой, то все со мной понятно. До Земли я не долечу. Браво, капитан Тюссан, Вы умеете мстить даже без применения физической силы. Хотя что-то мне в его взгляде говорило, что и без этого не обойдется. Только позже. Интересно, я могла бы привыкнуть со временем к унижениям и боли? Возможно, человек, как говорится, привыкает ко всему. Кроме полного отсутствия надежды. И ее-то сейчас капитан у меня и отнял.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Нью Хоуп
ГЛАВА 15
— Док… умоляю, — прохрипела я и зашлась в кашле, держась за левый бок. — Пять минут всего.
— Софи, дорогая, нельзя, — дыхание Питерса тоже сбилось, но это не шло ни в какое сравнение с теми влажными булькающими хрипами, которые издавали мы с Арни. — Чем дальше отойдем, тем шире будет площадь поиска и тем больше шансов скрыться. Так что давай-давай, хотя бы быстрым шагом, но вперед.
Транспортный челнок жестко плюхнулся на брюхо где-то посреди девственных и непролазных джунглей Нью Хоуп, и пятнадцать человек, включая меня и Арни, вывалились из него, охая и растирая ушибленные места после посадки. Все же данный транспорт был предназначен в первую очередь для перевозки грузов, и посадочных кресел с ремнями и амортизацией было всего пять. Остальным пришлось вцепиться в длинные ленты для крепления грузов и держаться что есть сил. Комфорт минус сотой степени, реальный риск заработать травму, что будет практически фатально в этих обстоятельствах, и неизвестность впереди… Но когда три часа назад док Питерс просто открыл наши личные отсеки на орбитальном модуле, что уже год и два месяца по земному времени служили нам тюремными камерами, от побега в никуда с использованием опасного для здоровья транспорта не отказался никто. Потому что это был пусть и призрачный, но шанс на жизнь, в которой хоть что-то будет зависеть от нас самих, а не методичное медленное умирание с разрушением собственных личностей до основания.
Именно таким было мое существование после тяжелейшего пробуждения от более чем двухлетнего стазиса. Восстанавливалась я почти неделю, и наверняка даром для организма это не пройдет, ведь совсем не зря существовали строго рекомендуемые сроки продолжительности безопасной гибернации в шесть месяцев. Это в фантастических книгах космические странники могли пребывать в анабиозе хоть сотнями лет, в реальности же современная наука позволяла располагать намного более краткими временными отрезками без последствий. Но оказалось, что мучительное пробуждение — только начало моих злоключений. Полная изоляция, разбавляемая только визитами Тюссана раз в месяц — вот что было мне уготовано. Личный отсек на орбитальном модуле был намного меньше, чем моя прежняя каюта, покидать его я не могла, так что пищевой автомат стоял прямо здесь, так же как утилизатор и автомат выдачи скаф-пленки. В капельной душевой едва можно было развернуться.
А еще в отсеке был огромный иллюминатор во всю наружную стену, защитное внешнее покрытие которого было открыто постоянно. Нет, конечно, не для того, чтобы позволить мне любоваться красотами за бортом. Траектория движения модуля была такой, что круглые сутки я могла видеть в нем только одно — голубовато-серебристый, матово поблескивающий шар под названием Нью Хоуп. То самое место, попасть куда я могла страстно желать хоть до бесконечности, но шанса на это не получить никогда. Не раньше, чем сломаюсь и стану такой, какой меня хотел видеть капитан, и не начну делать то, что он приказал. Он напоминал мне об этом в каждый свой ежемесячный визит и терпеливо ждал результата. Естественно, моим вынужденным созерцанием недостижимого, лишением любой возможности общаться с кем-либо, кроме него, и получать хоть крупицу информации капитан не ограничивался. Он населил крошечный, отведенный мне тюремный уголок призраками. Голографические трехмерные изображения членов экипажа и пассажиров наполняли и без того тесное пространство. Тюссан твердил, что именно я повинна в их смертях. Если бы Компенсаторы работали, не пришлось бы заходить так далеко. "Посмотри, звезда моя, тебе нравится видеть кровь на своих руках? А ведь мы могли просто сделать их покорными, а не устранять" Первых "своих" призраков я не знала и никогда не видела прежде, значит, это те самые люди, кому Тюссан должен был передать все властные полномочия по прилету. Но с каждым новым его визитом их становилось больше, и я с содроганием узнавала некоторых членов экипажа. К моменту внезапного освобождения незаполненных взаимопроникающими образами мест в моей каюте не осталось, чтобы передвигаться мне приходилось идти прямо сквозь них, бесконечно глядя в полупрозрачные лица уже неживых людей. Чувство стыда я накрепко замуровала в себе еще в самом начале, но постепенно защита истончалась. Выходило, далеко не все были согласны с действиями капитана, причем настолько, что оказалось проще устранить их физически, нежели переубеждать, пусть даже насильственным образом. Отсутствие хоть каких-то знаний о том, что же творится за пределами моей камеры, тоже входило в список ежеминутно терзающих меня вещей. На фоне всего этого унизительные манипуляции капитана с моим телом выглядели сначала маловпечатляющими и не настолько задевающими, как он, очевидно, рассчитывал. Сопротивляться и пытаться игнорировать было бесполезно, это приводило его в ярость и заканчивалось еще и болью для меня, помимо обычного унижения. Схема была неизменной: капитан тратил массу времени и усилий на то, чтобы добиться от меня пусть и чисто животного, но крайне сильного возбуждения, предлагал мне попросить его об освобождении, после молчания в ответ просто заставлял удовлетворить его и уходил, вполне себе вежливо прощаясь до следующего нашего "свидания". По-настоящему груб первые месяцы он бывал нечасто, хотя в последние я видела, как в нем копится желание полностью сломать меня. Игра ему надоедала, и это пугало, потому что я была уверена: нажми он еще чуть посильнее, и я сломаюсь. Больше просто не смогу. Буду и о сексе его умолять, и займусь теми исследованиями по взлому пакетов генетических модификаций, как он требовал. Все сделаю, лишь бы выйти отсюда, лишь бы изменилось хоть что-то, прежде чем я совсем рехнусь в этом замкнутом пространстве, битком набитом мертвецами и моим разрушенными надеждами. Вид проклятой недостижимой планеты сводил с ума, и были моменты, когда я, сорвавшись, орала и колотила в иллюминатор, пачкая собственной кровью великолепный лик безразличного к моим страданиям небесного тела. Отупение от такого существования захватывало окончательно. Понимание того, что все, являющееся мною, прежней Софией Старостиной, идет трещинами или теряет форму, оплывает, как воск на солнце, становясь эфемерным даже для меня самой, было уже вроде как и не катастрофичным. Я сдамся — это неизбежно. Может, еще не в этот визит капитана и не в следующий, но сдамся. Чтобы ни было там снаружи, здесь я оставаться больше не могла. Гордость все реже вскидывала голову, упрекая в том, что быстро же я сдулась, люди, случалось, терпели и худшее годами и не предавали ни себя, ни своих принципов. Но я не те люди и больше так не могла.
