Девушка без сердца (СИ) - Брейн Даниэль (первая книга txt) 📗
— Меня больше интересуют материалы, с которыми она работала. Но неважно, посмотрим на месте.
Я задумалась, глядя в окно. Жизнь Таллии, казалось, вертелась вокруг работы и мужа. Ничего необычного, разумеется, и только двое близких друзей. Ей этого было достаточно? Наверное, да. У меня разве много друзей? Знакомые или приятели, друзьями их сложно назвать.
А устраивало ли все это Томаса?
Почему он ее убил?
Семейная жизнь — странное дело. Хорошо, когда люди умеют между собой договариваться, но, быть может, так случается не всегда. Тот же Брент вряд ли любитель выражаться прямо, предпочитает недомолвки, загадки, недоговоренности. Если это мешает работе, насколько это может стать помехой в семье? Даже большей помехой, как можно представить, потому что на службе всегда есть тот, чье слово закон и решение не оспаривается, а в браке, где вроде бы равный союз…
«При чем тут вообще Брент?..»
Важнее, какие я сейчас найду материалы. Намного важнее.
— А она крута! — восторженно произнес вдруг Эндрю, и мне пришлось вернуться в реальность. — Эта самая Лидия. Художник-постановщик «Битвы Государств». У нее куча наград, хотя в этот раз ее не номинировали ни на какие премии, потому что она разрабатывала общий концепт… Тогда понятно, как попала на съемки Таллия.
Я вспомнила, что мне говорил Майкл.
«Не сравнивайте номинации и профессионалов, кому надо, заметили… Таллия должна была в скором времени подписать контракт… »
— Эндрю, — деревянным голосом спросила я, — а нет никаких данных насчет ее нового контракта? Майкл упоминал об этом.
Он помотал головой.
— Майкл сказал, что Таллия была замечательным художником по мелким деталям. Может, как раз по таким, которые она забраковала? Те самые, которые нашли в отсеке для мусора?
— Почему ты решила, что это Таллия забраковала? — спросил комиссар, а у меня сердце шлепнулось прямо в кишки и там неприятно захолодело. — Эксперты просто нашли их в мусоре.
Вот это и есть оперативная хватка. Или талант следователя, или опыт, которого мне катастрофически не хватало. Я взяла некий факт и прилепила к нему кажущуюся очевидность, вообще не помышляя о других вариантах.
Стыдно? Ну, нет, не очень. Я не должна была заниматься этой работой.
— Вы полагаете, что это Томас выбросил завитушки? — потерянно произнесла я.
— А почему нет? Эндрю, пока ты не закрыл базу, вытряси из кого-нибудь сведения об этом контракте. Пусть ищут где хотят, — приказал комиссар. — Версия, — повернулся он теперь ко мне. — По крайней мере, мотив. Томас не хотел, чтобы она заключала этот контракт? Ему что-то не нравилось?
— Но это же глупо, — попыталась сопротивляться я. — Какая ему разница?
— Все преступления совершаются из страха…
Комиссар очень вовремя напомнил об этом. Но какой страх мог возникнуть у ректора Томаса в связи с тем, что его жена подпишет этот контракт? Она не каскадер, не испытатель, даже не магический инженер. Ревность? Контракт предусматривал, что рядом с Таллией окажется кто-то, кого Томас не хотел видеть возле нее? Тогда это страх потери, страх перемен в жизни. Страх оказаться обманутым и обиженным. Страх испытать эмоции, которые заведомо неприятны.
А присказка комиссара идеально описывает любой мотив. Проблема лишь в том, чтобы найти правильный.
Машина остановилась. Мы подождали, пока полицейские очистят территорию от зевак и прогонят всю прессу. Для журналистов назревала сенсация, и они слетелись как саранча, наверное, очень мешая своим присутствием жителям. В окно машины я видела, как журналисты и операторы недовольно кривились, но снимать не осмеливались, особенно в присутствии комиссара.
Мы вышли на улицу и теперь стояли, ожидая развития событий. Несколько машин образовали коридор — в том числе и наша, подъехал темный неприметный микромагбус, к нему подошли вооруженные бейлифы, открыли двери, появились еще четыре бейлифа, а за ними, морщась будто от света, прикрывая глаза рукой, показался подозреваемый — ректор Томас. Он постоял, словно прижимаясь к микромагбусу и не желая идти дальше, пока бейлиф не подтолкнул его легонько в плечо, и Томас сделал несколько неуверенных шагов по направлению к подъезду.
Следственный эксперимент начался.
Глава двадцать шестая
Ощущение было не из самых приятных, и я не могла объяснить его причину.
Так бывает, когда тебе стыдно за то, что намеренно или случайно сделал кто-то другой. Ректор Томас не был мне близким человеком, я бы даже не назвала его знакомым, потому что нельзя считать настоящим знакомство с человеком лишь потому, что когда-то он в чем-то тебе отказал и всего день назад вам удалось побеседовать. Так, мы увидели друг друга в лицо, не обменявшись толком и парой слов, да и обстановка тому не способствовала. И все же в моем животе ворочалась мерзкая холодная медуза.
Бейлифы стояли везде, и кого-то из толпы уже тащили к полицейской машине за попытку сделать фотографию. Этот кто-то кричал и безнадежно вырывался. Ректор Томас на деревянных, непослушных ногах шел к подъезду, а я старалась успокоиться. Ну что такого может быть, что может случиться, почему я вообще так близко к сердцу принимаю это дело, если не считать того, что мне придется ответить за результат?
— Сейчас что-то будет, — сказал комиссар, и я мысленно рассыпалась в благодарностях. Мне только этого не хватало — его уверенности в том, что гладко этот следственный эксперимент не закончится.
— Что вы имеете в виду, господин комиссар?
— То, что ничего не подтвердится. Томас будет по-прежнему дуть в свою дуду, которая расходится с данными следствия.
— И что тогда?
Комиссар отмахнулся. Он не желал об этом говорить, но смотреть был обязан, так же, как и я. Ректор и бейлифы уже вошли в подъезд, и мы вяло направились следом.
За нами потащилась целая толпа. Разве что полицейский оператор сопровождал подследственного, а все остальные — эксперты, люди из следственной группы, помощники — дышали нам с комиссаром в спины. Квартира ректора была немаленькой, но я с трудом представляла, как мы все там поместимся, особенно с учетом того, что и место преступления нужно не повредить. Пока — рано, пока — нельзя.
Мы поднялись на лифте. Бейлифы, Томас и оператор уже скучали возле двери квартиры, полицейские из охраны хотели попасть в первый ряд и наблюдать все действо. За одной из дверей на площадке кто-то скребся, желая выйти, лифты еле слышно гудели, поднимая оставшихся. Я отыскала взглядом Брента — он не вылезал на передний план, был мрачен еще больше, чем обычно, и на ректора старался не смотреть.
Наконец дверь квартиры открыли, экспертная группа, работавшая на месте, вышла в коридор, а мы все, напротив, зашли, и сразу стало как-то тесно. Не то чтобы мы друг другу мешали, но я очень четко поняла, что огромная квартира была создана только для двоих, и это несмотря на гостевые спальни. Люди в ней были лишними.
В комнате, все еще залитой кровью, поместиться смогли только семеро, не считая самого Томаса: мы с комиссаром, Брент, оператор с камерой, его помощник, бейлиф и капитан Нат Николас — тот самый следователь, который допрашивал старика-консьержа. От участия экспертов пришлось отказаться, от второго бейлифа тоже, но мы не унывали, потому что Нат способен был уложить с одного удара слона. Пытаться сделать что-то в его присутствии — нужно быть сумасшедшим, а на такой диагноз Томас никак не тянул.
Нат переглянулся с комиссаром. По правилам Томас должен был использовать место совершения преступления как исходное, но мы не могли допустить, чтобы оно было затоптано.
— Принесите такое же кресло, — распорядился комиссар.
Толпа зашевелилась. Брент, что меня удивило, подтащил из угла комнаты парное кресло к тому, которое служило уликой, и поставил его не слишком далеко, но так, чтобы Томас не ходил по участку, сейчас обнесенному яркой желтой лентой. По сигналу Ната в комнату вошла Люси Джейн, эксперт из группы дактилоскопии — она по телосложению как нельзя лучше подходила для отыгрыша роли жертвы.
