Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия" (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Прощай, Малахит! — крикнул Альбрехт уже вслед магу, глядя, как схлопывается за тем сияющая арка. А потом зашагал через поляну к лесной тропе — его, вместе с Гретхен, ждал короткий путь до замка Соколиное Гнездо, а, затем, и куда более долгий — на родной Север.
========== Глава 13. Правосудие и произвол ==========
Телега двигалась по столичным улицам медленно — так, чтобы позволить окружавшим её стражникам не сбиваться с размеренного шага, а горожанам — не только успеть в подробностях рассмотреть сидевших в повозке преступников, но и обрушить на последних град из подгнивших овощей и комьев грязи.
Правда, тех, кто пытался кидать в обречённых на казнь камни, стражники немедленно останавливали строгим окриком, а то и ударом копейного древка — на эшафот преступники должны были взойти в относительной целости.
У бывшего ректора Академии Света Годфрида Хааса и целительницы Хильды Шмитц — а именно их сейчас везла на главную площадь Эрбурга обшарпанная телега — вид и без того был не слишком-то цветущим. Императорские дознаватели, возможно, и не отличались таким изощрённым знанием пыточного дела, как Чёрные Гончие, но это не значило, что они мало старались, выбивая из магов признания в длинном перечне приписываемых тем преступлений.
Успеха, впрочем, они достигли лишь с Хильдой — запуганная и измученная чародейка в итоге согласилась с обвинениями. А вот Годфрид упорно всё отрицал и ни пытки, ни увещевания не сломили его упорство.
Даже сейчас, избитый и закованный в антимагические кандалы, одетый в серое холщовое рубище, старый маг умудрялся держаться с достоинством, в отличие от сидевшей с ним рядом на узкой деревянной лавке целительницы. Хильда то и дело мелко вздрагивала, а по её округлым щекам непрерывно текли слёзы.
— Прошу тебя, моя дорогая — не плачь так. Просто подумай о том, что для нас в любом случае скоро всё закончится, — Годфрид несколько неуклюже подвинулся к своей соседке, чтобы ободряюще сжать её предплечье левой рукой. Правой он при всём желании не смог бы этого сделать — переломанные пальцы на ней посинели и опухли.
Но утешение вышло скверным — Хильда зашлась в приступе рыданий, а когда немного успокоилась и утёрла лицо широким рукавом своего балахона, сказала запинаясь:
— П-простите… Простите меня, прошу вас, господин ректор! Я ведь предала вас, оговорила на допросе!.. Но мне было так больно… так страшно. Я не могла не… Просто не могла всё это стерпеть! — она вновь заплакала, пряча лицо в ладонях и не обращая никакого внимания на крики толпившихся вокруг повозки горожан.
— Не стоит, Хильда, — ответил ей Годфрид. — Императору было нужно обвинить нас — и он это сделал бы, даже если б ты ни в чём не призналась. Ты никого не предала, уж поверь мне.
Кажется, это утверждение немного успокоило Хильду — она слабо улыбнулась, кивнув Годфриду. Он же задумчиво смотрел на целительницу, никогда не делавшую людям зла, а теперь вынужденную отправиться на эшафот. Бывший ректор думал о том, что, в общем-то, мог спасти молодую женщину, заранее отослав её из Академии — допустим, вместо Томаса Моргнера, на совести которого было куда как больше грехов, чем у Хильды.
Да вот только для того, чтобы планы самого Годфрида осуществились, в живых должен был остаться именно хитрый лис — Том, а вовсе не бедная овечка Хильда. Одной невинной жизнью приходилось жертвовать, когда на кону стояли сотни.
Центральная площадь Эрбурга была запружена народом так плотно, что если бы не стражники, безжалостно распихивавшие толпу, телега с приговорёнными к смерти магами вряд ли смогла бы в скором времени добраться до эшафота. Казнили — в особенности за столь громкие преступления, как государственная измена — в столице в последние годы нечасто, так что огромное число горожан поспешило лично полюбоваться столь редкостным зрелищем.
Почётное место на площади занимала увенчанная алым с золотыми кистями пологом трибуна, откуда за свершением имперского правосудия должны были наблюдать молодой монарх со свитой и знатнейшие представители столичного дворянства. Рядом с императорским креслом были поставлены сиденья для кардинала Фиенна и нового главы Академии — Сигеберта Адденса, что немедленно подбросило дров в костёр разгоравшихся в Эрбурге слухов.
Пока императорский глашатай зачитывал список преступлений, в которых обвинялись маги, Карл после упоминания каждого пункта милостиво кивал с самодовольным видом человека, лично разоблачившего жуткий заговор.
Толпа, поначалу жадно внимавшая хорошо поставленному голосу чтеца, где-то ближе к середине его речи заскучала и принялась перешёптываться. Одновременно с этим, народ на площади заедал своё нетерпеливое ожидание зрелища лесными орехами и выпечкой — с лотками, полными этой снеди, тут и там сновали торговцы, умудрявшиеся шустро пробираться сквозь плотное скопление человеческих тел.
Наконец, длинный перечень был окончен и — чтобы не нарушать традицию — приговорённым была предоставлена возможность сказать своё последнее слово. Хильда от этого права отказалась, молча помотав головой, а вот Годфрид не преминул им воспользоваться, с улыбкой — почти той же, какой он прежде отмечал верные ответы своих учеников на экзаменах — кивнул глашатаю и сделал пару шагов поближе к краю помоста.
— Подданные Мидландской империи! Добрые горожане Эрбурга! — голос пожилого мага звучно разнёсся над притихшей толпой. — Сегодня в столице свершается правосудие его величества Карла — да будет памятно в веках его имя! И пусть судьба окажется столь же скора и щедра на дары для нашего императора, сколь скор и справедлив был его суд! — произнеся эти слова, Годфрид смиренно склонил голову и, отвернувшись от площади, двинулся к палачу, уже готовому накинуть верёвку на шею мага.
Толпа ответила на краткий монолог Годфрида невнятным гулом, Карл же принялся нетерпеливо ёрзать на месте и кусать губы — он осознавал, что в словах мага имелся какой-то подвох, но не знал, как лучше на это среагировать.
Впрочем, неловкая ситуация не продлилась долго — палач, действуя с профессиональной сноровкой, уже помогал осуждённым продеть головы в петли, и собравшаяся публика переключила своё внимание на это зрелище, а Карл поспешил принять невозмутимый вид.
Когда же два человеческих тела, ни в чём не схожие — мужское и женское, старое и молодое — задёргались на верёвках, далеко не сразу расставаясь с жизнью, большинство присутствующих и вовсе выкинули из головы странную в своей лаконичности предсмертную речь Годфрида.
Для нового же главы Академии Магического Искусства — именно так теперь именовалось учебное заведение, должное объединить в своих стенах магов Света и Стихий — мгновения смерти его врагов были временем высшего триумфа. Сигеберт Адденс жадно вглядывался в происходящее на эшафоте, ощущая удовлетворение и возбуждение одновременно, пока его ладонь грубо мяла — через тонкий алый шёлк платья — бедро сидевшей рядом с ним адептки Эулалии.
Наблюдая за ласкающей его взор картиной, главный чародей Мидланда думал о том, что сейчас охотно бы распустил завязки на штанах, приказав Эулалии ублажить его ртом, дабы получить двойное удовольствие. Сигеберту было очень жаль, что маги в империи всё ещё не имели такой власти, чтобы он мог осуществить подобное, не считаясь с мнением окружающих.
***
Камни подземелья были влажными. Кое-где вода скапливалась до такой степени, что начинала сбегать вниз тонкими струйками, питая росший у самого пола зеленовато-серый мох, счистить который у местной прислуги, похоже, руки не доходили.
Прикованный к стене подземной камеры за запястья мужчина точно не был трусом, но даже его пробирала дрожь от мысли, что солнца, сейчас, должно быть, уже высоко стоявшего над горизонтом, он может больше никогда и не увидеть.
Ещё вчера герцог Винченцо Альтьери — полновластный правитель одного из крупнейших городов Эллианы — и представить себе не мог, что очутится в застенках как какой-то уличный вор или конокрад. Но теперь это оказалось такой же реальностью, как холод каменной стены или тупая боль в ушибах на теле самого Винченцо.
