Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика (СИ) - Корсарова Варвара (электронные книги без регистрации .txt) 📗
— Так точно, — согласился фон Морунген. Он коротко улыбнулся напоследок и ушел.
Когда я проснулась утром, не могла вспомнить, как очутилась в кровати. Я лежала поверх покрывала, в халате и чулках. Видимо, сон сморил в тот момент, когда я переодевалась. Спала как убитая и не слышала, раздавались ли ночью те странные звуки. Не удивительно: день выдался утомительный, событий в нем хватило бы на год.
Огляделась: в комнате все как обычно. Три скелета из четырех с любопытством смотрели на меня пустыми глазницами и щерились костлявыми челюстями. Четвертый скелет теперь играл роль вешалки: вчера я бросила на него сверху испачканное глиной платье.
Кажется, я начала привыкать к своим соседям. Их лишенные плоти физиономии даже казались приветливыми. Я решила, что у каждого изваяния имеется свой характер. Например, тот костяк, что в дальнем правом углу — весельчак и оптимист. Скалится так, что самой хочется улыбнуться.
И я улыбнулась ему в ответ, но тут же нахмурилась, когда вспомнила, чем закончилась прогулка. Мне не терпелось узнать новости. Торопливо оделась в чистое, плеснула в таз из кувшина холодной воды — было рано, Луция еще не принесла воды потеплее, — умылась, а потом скорым шагом отправилась к барону.
В коридоре на меня налетел Курт, и его лицо яснее ясного давало понять: что-то стряслось.
— А, уже встала, отлично! — сказал камердинер скороговоркой, схватил меня за плечо и подтолкнул. — Полковнику плохо. Совсем раскис, бедолага. Скорее, черт побери! Проклятые шестеренки, драть их нагайкой!
Полная тревоги, я вбежала в хозяйские покои. Фон Морунген сидел в кресле у окна, бледный как смерть. Он дышал коротко и прерывисто, плотно сжав губы, крылья его носа раздувались. Механическое сердце стучало так громко, что слышно было даже у двери. Ритм хромал и сбивался.
Я торопливо села на скамью возле кресла. От страха и волнения зашумело в голове.
— С ним такое раньше было? Настолько плохо? — спросила я, неловко расстегивая ворот рубашки полковника и путаясь в тугих петлях.
— Да, — ответил фон Морунген довольно твердым голосом, опередив Курта. Он поднял руку и сам расстегнул пуговицы. — Успокойтесь, Майя. Это не впервые. Всегда проходило. Бывало и хуже.
— Не бывало хуже, — проворчал камердинер. — Вы как подкошенный рухнули. Думал: все, капут.
Я горестно охнула.
— Отставить панику! — рыкнул полковник.
Курт вздохнул и процитировал:
— «Трубите горны, взвод идет на небо. Прощай, мой командир, прощай лихой храбрец».
И невинно пояснил, сохраняя скорбную физиономию:
— Строки сочинения Юлии Зоммер, придворной поэтессы, сборник «Мой бравый воин с железной душой».
Полковник невольно усмехнулся, поморщился и приказал:
— Отставить стихи. Майя, делайте свое дело.
Он старался не показывать, как плохо ему было, но лицо его стало совсем белым.
— Сейчас починю вас, будете тикать, как новенький, — подбодрила я его — нет, скорее, себя — и открыла дверцу.
Увидела сразу — механизм шел неровно. Колесики замирали на миг, потом продолжали свой ход, поршни двигались вразнобой. Мой дар проснулся, в груди полковника полыхнуло алым. Второе зрение вскоре погасло, но оно было и не нужно. И так ясно, что дело плохо.
Я быстро закончила с механической частью. Несколько простых операций руки выполняли уже привычно. Но улучшение не наступало. И тогда я, не зная, что еще предпринять, повторила то, что и вчера утром. Не думая ни о чем, положила руку полковнику на грудь и стала мысленно приказывать механизму подчиниться ритму моего собственного сердца. Вдруг удастся установить симпатическую связь, о которой пишут натуралисты? Свести работу двух организмов воедино? Стать для полковника лекарством?
Увы, мало я знала о витализме, магнетизме и симпатических связях. Оставалось надеяться на интуицию и на то, что мой дар заключается не только в том, чтобы видеть невидимое.
На этот раз потребовалось куда больше времени. Однако мало-помалу колесики пошли ровно, клапаны стали щелкать беспрерывно, кристалл в глубине камеры больше не сыпал искрами.
Дыхание моего пациента выровнялось, лицо обрело живой цвет.
— Отлично, — похвалил он хриплым голосом. — Молодец, Майя. Спасибо.
— Рада стараться, — вздохнула я. — Курт, дайте ему воды.
— Вот, — Курт сунул жестяную кружку. — Я свой отвар принес. Боярышник и мелисса.
Фон Морунген сделал глоток, скривился и отставил кружку. Курт посмотрел на него с облегчением, на меня — с благодарностью, забрал кружку и ушел.
— Это из-за вчерашнего? Ход вашего сердца сбился из-за тех приключений? Наверное, вы переволновались и вернулись домой поздно. Не выспались — и вот результат.
— Нет. Проблемы с механизмом не зависят от такой мелочи. Проблема в нем самом.
— Жаль, я не могу ее установить.
— Надеюсь, через год, когда приедет новый мастер, он все исправит раз и навсегда. У него будет подходящая подготовка.
Фон Морунген откинулся на спинку кресла и задумался. Рубашку он так и не застегнул, и я украдкой рассматривала его мускулистую шею и обнаженную грудь.
Я вспомнила статуи, которые видела в столичном музее. Полковник не отвечал стандартам классической красоты. У каменных юношей были крепкие, но покатые плечи, длинная шея и изящные руки. У полковника шея была бычья, плечи — как у кузнеца. И руки он унаследовал не от деда-аристократа, а от своей рабочей родни. Запястья широкие, пальцы короткие, сильные. Фон Морунген походил на скульптуру древнего героя, полубога-дикаря, силача в львиной шкуре, которому ничего не стоило голыми руками порвать пасть дикому зверю и свернуть гигантской гидре двадцать ее шей.
— Как идут поиски злоумышленника? — спросила я, чтобы перевести мысли на другое.
— Его поймали.
— Не может быть! Кто это был?!
— Пришлый бродяга из приморского города. Этой же ночью, недалеко от Ольденбурга, на выходе из леса, он напал на всадника на дороге — хотел ограбить, угрожал пистолетом. Несомненно, тем же самым, из которого стрелял в нас.
— Он сознался?
— Нет. Всадник — местный дюжий фермер — скрутил его, отлупил и доставил в полицию. Бродягу обвинили в попытке ограбления, однако он отрицает, что выслеживал нас в лесу. Уверяет, что нашел пистолет на дороге, счел это знаком свыше и тут же решил пустить оружие в ход.
— Как странно!
Полковник мрачно усмехнулся.
— Самое странное, Майя, что это был мой пистолет.
— Как?!
— Я возил два пистолета в ящике в карете. Моя мать воспользовалась ей вчера, когда ездила в город. Вероятно, бродяга забрался внутрь и взломал ящик, когда госпожа Шварц была в церкви или ходила по магазинам, а кучер отлучился в кабак. Или — что не исключено — проник прямо в каретный сарай в поместье. Кербер его не учуял, потому что пса вчера кто-то случайно запер в хозяйственной пристройке. Один пистолет — из которого и стрелял бродяга — нашли при нем. Второй пропал. Возможно, бродяга спрятал его где-то, чтобы позднее продать.
— Удивительно!
— Здесь вина Курта. До этого он последним ездил в карете, когда привез вас. Он должен был позаботиться об оружии. Забрать его в дом. Но забыл. Непростительный проступок для старого солдата. Я сделал ему выговор, он теперь причитает и рвет волосы на голове и в усах.
— Что-то тут не так, — я нахмурилась. — С одной стороны, хорошо, что злоумышленник не из местных и ваши подозрения оказались неоправданными. Но с другой… Что будет с этим бродягой?
— Сейчас он сидит в каталажке в Ольденбурге. Завтра его перевезут в Шваленберг, в окружную тюрьму.
Мы замолчали. Я видела, что полковник недоволен исходом дела, но держит соображения при себе.
— Усилю охрану, — решил он. — Попрошу старшего егеря прислать пару молодцов для обхода. Привезу еще собак. Вы сможете спокойно ходить по поместью, но за его границы не высовывайтесь и прошу, не ездите в город одна. Пройдет немало времени, прежде чем я наведу полный порядок в округе.
— Такие случаи здесь редкость. На моей памяти у нас не было ни убийств, ни ограблений.
