Абьюз (СИ) - Оленева Екатерина Александровна (книги онлайн без регистрации txt) 📗
– Наверное из-за помех в связи у тебя какой-то чужой голос?
Ну да, конечно. Пространство способно искажать голоса. И не только оно, но и ряд физических или душевных переживаний.
– Ты сейчас где?
– Стою в пробке.
Кстати, не так, чтобы совсем говорил неправду. У светофора машин скопилось вполне прилично. Вот-вот и наметится затор, как тромб в кровеносных сосудах.
– Ты домой едешь?
В голосе Катрин звучала надежда.
– Альберт! Ты меня слышишь?
В её слышится тревога. Я должен её успокоить? Конечно, должен.
– Слышу.
– С тобой точно всё в порядке?
– Всё нормально.
– Ты скоро приедешь?
Мне было плохо, даже отвратительно. И я хотел видеть Синтию, а не Катрин. Мне нужен был человек, с которым я мог бы не притворяться, быть самим собой.
Я так устал. Я хотел домой!
Но мой дом теперь рядом с Катрин, будь оно всё неладно.
«Маски сорваны, господа. И над всем воцарилась Красная Смерть».
– Альберт?
– Да, я слышу тебя, Кэтти, слышу! Буду приблизительно через четверть часа, может быть, через полчаса. Как доеду.
Мне показалось или я действительно услышал, как она с облегчением выдохнула.
Всегда поражался этой женской особенностью – чувствовать. Ведь ты тысячу раз можешь пойти в тысячу мест, она и не заметит, но вот когда ты направляешься к её сопернице – чувствуют безошибочно, как акула кровь.
Март подходил к концу. Снег на улицах почти растаял, но этот вечер выдался не просто прохладным, а пронизывающе холодным. Один из тех, когда, несмотря на то, что отметка на градуснике не опускается ниже нуля, порой и минус десять переносить легче, чем такую непогодь.
Такое чувство, что выстуживающие душу ветра дуют отовсюду и сразу, а в довершение, под занавес, с неба огромными хлопьями стал падать мокрый снег.
Дом, сверкающий тёплыми огнями через большие окна, выглядел островком уюта, тепла и чистоты.
Когда я был ребёнком, думал, что бог жесток и потому не пускает грешников в рай, оставляя их томиться в аду. Теперь склонен думать иначе. Грешники сами в рай не пойдут, потому что мучительно видеть чужую чистоту отчетливо созерцая собственное несовершенство.
Мне тяжело с Катрин, как тяжело бывает с ребёнком, при котором невозможно говорить на взрослые темы. Мне тягостно с ней, потому что я боюсь разочаровать её. Рядом с ней я не могу быть самим собой и вынужден притворяться кем-то другим – тем, кем я искренне хотел бы быть, но кем не являюсь.
У меня не хватает храбрости сбросить маску, и мы оба живём во лжи.
На самом деле мне не место в маленьком уютном домике рядом с чистой домашней девочкой. Меня тяготит приближающаяся свадьба. Я хочу к себе прежнему – хочу вернуться в Кристалл-Холл, к Синтии. Только как это сказать об этом Кэтти?
Тихо отворив дверь, я положил окровавленное пальто на подзеркальник у большого трюма, стоявшего в прихожей. Длинный коридор с лестницей, уходящей на второй этаж, часть стены и несколько дверей в другие комнаты отражались в нём, расширяя пространство.
Видимо, Кэтрин дожидалась моего появления. Её силуэт вырос над моим правым плечом. Распущенные волосы золотым нимбом сияли вокруг головы, а белое домашнее платье ещё больше усиливал её сходство с ангелами.
Лицо её было наряжённым, словно она ждала неприятностей.
– Ты поздно сегодня, – проговорила она тихо, с обидой в голосе. – Обещал же приехать пораньше?
– Просто, но непредвиденные обстоятельства задержали.
– Ты мне о них не расскажешь?
– Не хотел бы говорить.
Стоило мне выйти из тени, взгляд Катрин сделался пристальней. В нём прибавилось напряжение, как у приготовившейся к прыжку кошки.
Кошки, которая собиралась не напасать, а удрать.
– Что с тобой? – взволнованно произнесла она, делая шаг навстречу, а я с трудом удержался, чтобы не отшатнуться от протянутой ко мне руки.
Мне казалось, что коснуться Катрин сейчас, после того, что у меня было несколько часов назад с Кингом, неправильно, как святотатство.
– Ничего особенного, – с искусственным, напускным легкомыслием проронил я. – Просто приступ.
– Приступ?
– Да. Ты же знаешь, время от времени с мужскими представителями нашего рода такое бывает. Кстати, чем не предмет для научного исследования? Хотя не уверен, что соглашусь быть подопытным кроликом для твоей диссертации. Но ведь это было бы интересно?
Мой тон её на обманул.
– Я приготовила ужин, надеялась провести этот вечер вместе, – смахнула она с лица несуществующая паутину. – Как понимаю, всё отменяется?
– Ну, почему? Мы вполне можем…
– Что? – повернулась она ко мне. – Когда ты плохо себя чувствуешь, ты не можешь есть, я это знаю. И мне не нужны жертвы, Альберт.
– Я охотно посижу с тобой, пока ты ужинаешь.
– Спасибо, но тебе будет лучше пойти к себе, отлежаться и привести себя в порядок.
Всё, что мы говорили друг другу – всё было не то. Неправильно.
– Мне жаль, что так получилось…
– Мне тоже, – холодно оборвала она меня, резко повернулась и ушла в комнату.
Следуя за ней, всей кожей я чувствовал исходящий от Кэтти сдерживаемый гнев.
Комната была нарядно убранной, стол красиво сервирован: свечи, цветы, фарфоровые тарелки, аппетитный запах.
Ну, он должен быть аппетитным для любого человека, который полчаса назад не оставил половину своего желудка на соседней мостовой. Меня же сейчас, как беременную девицу, мутило от любой пищи.
Катрин стояла ко мне спиной. Я видел, как она изо всех сил старается держать спину ровно. Оставаться невозмутимой, сдержанной, спокойной и уравновешенной. Может быть, зря?
– Не поинтересуешься, что меня сегодня задержало?
Она пренебрежительно повела округлым плечом:
– Фамильный приступ, ты же сказал.
О! Ирония? Да неужели?
– Приступ был следствием. Есть ещё и причина.
– Что за причина?
Обойдя стол, я сел напротив неё, скрестив руки на груди.
Её показная невозмутимость откровенно бесила.
Наори она на меня, устрой сцену, расплачься – всё было бы лучше, потому что живые эмоции дают выход энергии, а скандалы, как гроза, очищают, позволяя, пусть и с боем, но найти дорогу к взаимопониманию –дорогу друг к другу. Ну, или в конец рассорившись, расстаться.
Но это чёртова холодная вежливость – чтоб её!
Ладно, играем в сдержанность и холодность, котёнок? Будь, по-твоему.
Когда я злюсь, я не умею думать о последствиях. Или мне становится на них просто плевать.
Потянувшись за виноградом, я отщипнул пару ягод и забросил их в рот. На вкус они показались как политая лимоном картонка.
– Ты ничего не замечала в последние дни?
– А что я должна была заметить?
– Ну, я не знаю. Может быть, отсутствие чего-то? – я, раскусив, проглотил ещё пару ягод. – Или – кого-то?
– Да мне регулярно кого-то не хватает.
– Да?..
– Альберт! Оставь свои игры. Хочешь что-то сказать – скажи.
– Удивительно, котёнок, как часто я, слово в слово, хочу сказать тебе тоже самое, но понимаю, что это будет лишним. Ты ведь всё равно останешься молчаливой, холодной и отстранённой словно луна на небе. Светить – светишь, греть – не греешь. Скажи, что ты ко мне чувствуешь? И чувствуешь ли ты ко мне хоть что-то вообще?
Катрин в упор посмотрела на меня. Грудь её волнующим образом вздымалась под тонким платьем.
– А ты? Что ты чувствуешь ко мне? – блеснула глазами она. – Способен ли ты чувствовать? Хотя о чём это я? Конечно, способен! Ты такой любящий брат!
– Осторожней, Кэтти.
– Осторожней?! Да как ты смеешь?!
– Смею – что?..
– Ты ведь хотел сегодня поехать к ней?
– С чего ты взяла?
– Ведь хотел? – глаза Кэтрин сухо и зло блестели. – Почему не поехал? Потому что я позвонила? Вернула тебя с полдороги?
– Что за нелепые фантазии?
– Не лги мне! – её крик прозвучал неожиданно, требовательно, хлёстко, будто одним голосом она отвесила мне пощёчину.
Она швырнула телефон на стол, по разные стороны которого мы оба сидели.
