Любовница Волка (ЛП) - Маклеод Саманта (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Я видела саму себя.
Я была одета в бледно-зеленый больничный халат, и мои растрепанные, сальные волосы свисали на спину. Плечи были сгорблены, а голова опущена, когда я сидела в темном деревянном кресле-каталке больницы, рядом с пустым инкубатором. Барри Ричардсон присел передо мной на корточки, положив руку мне на плечо, подавшись вперед.
Я не плакала.
Этот момент я помнила, я не плакала. Не тогда. Не тогда, когда доктор Паттерсон своим мягким, извиняющимся голосом объявил время смерти. Я не плакала тем утром, всего несколько часов назад, поскольку он объяснял, почему они должны были убрать системы жизнеобеспечения. Поскольку он сказал: «Ноль шансов выжить».
Мой желудок яростно сжался, а зрение затуманилось. Мое дыхание вырывалось большими глотками, разрывая стерильный больничный воздух, и я упала на колени.
— Боже, нет, — прошептала я, крепко зажмурившись.
Машины больницы шипели, щелкали и пищали. Я открыла глаза, и перед глазами поплыл бело-голубой узор больничного линолеума.
— Я очень сожалею о вашей потере, — сказал доктор Паттерсон тем же ровным, размеренным голосом. Я вспомнила, как гадала, учился ли он этому в Медицинской школе — идеальный тон для выражения соболезнования.
Голос Барри оборвался в неровном рыдании. Я уставилась на него во все глаза. Слезы текли по его лицу, оставляя темные мокрые пятна на белой Оксфордской рубашке. Эту часть я не помнила. Я совсем забыла о его слезах.
Я глубоко вздохнула и заставила себя посмотреть на сгорбленную фигуру в кресле-каталке. На саму себя.
Карен в кресле не шевелилась. Она никак не отреагировала на слова доктора Паттерсона. Мередит лежала у нее на коленях, Карен обхватила ее дрожащими руками. Маленькое неподвижное тело было завернуто в розовые и голубые полосы больничного одеяла. Я качала ее у себя на груди все утро, пока аппараты, поддерживающие ее жизнь, медленно, один за другим выключались. В ее крошечных ручках и в лентах вокруг лодыжек все еще торчали иголки. Но она уже начала холодеть. Я вспомнила, как быстро остыло ее маленькое тельце.
Карен Ричардсон не плакала, женщина, сидевшая в кресле-каталке, та, что все еще была замужем за Барри, которая только что стала матерью, а потом вдруг, к своему ужасу, так и не стала матерью.
А я рыдала, сидя на полу пещеры и наблюдая за собой. Наблюдая за своей дочерью.
Доктор Паттерсон потянулся к Карен, сидящей в кресле, его руки пересекли пространство между вращающимся офисным креслом и ее сгорбленными плечами.
— Нет, — услышала я свой собственный сдавленный и хриплый голос. — Не забирайте ее!
Барри опустился на колени рядом со мной и прижался лбом к моему лбу.
— Карен, — сказал он. — Она уже ушла.
Женщина в кресле-каталке издала низкий животный звук, похожий на глубокий вой. А потом… раздалось сдавленное, мучительное рыдание и слово «нет».
Нет. Нет. Нет.
Им пришлось вытаскивать ее из моих рук. Когда Барри удержал меня, я ударила его. Моя рука метнулась вперед, следуя за Мередит, и врезалась в лицо мужа так сильно, что я сбила с него очки, и они упали на пол.
Круглая черепаховая оправа скользила по холодному линолеуму, остановившись прямо перед моими грязными коленями, когда медсестра, наконец, оттащила холодное маленькое тело Мередит от кричащей, истеричной женщины в кресле-каталке, женщины, которой они скоро дадут сильное успокоительное. Я попыталась отвернуться, когда медсестра прошла мимо меня, но я все видела. Я видела, как на полу поблескивают очень дорогие очки моего бывшего мужа. Я видела, как доктор Паттерсон шепотом попросил у медсестры успокоительное.
И я увидела прекрасное маленькое личико моей дочери. Ее темные ресницы. Ее рассыпавшиеся пушистые волосы.
Моя Мередит.
Я рухнула на пол пещеры, дрожа и подтягивая колени к груди.
— Уходи! — услышала я свое рычание.
Мои глаза крепко зажмурились, а щека прижалась к холодной грязи пола пещеры. Эту часть я тоже помнила.
— Карен, пожалуйста, — сказал Барри. Его голос дрожал. Он опустился передо мной на колени, вспомнила я. Он опустился передо мной на колени и раскрыл объятия. — Пожалуйста.
Я услышала, как кресло-каталка заскрежетала по полу, когда женщина, которая была мной, отстранилась от своего мужа.
— Нет, — ответила она. Ее голос был почти визгливым. — Не прикасайся ко мне! Просто уходи!
Я открыла глаза достаточно широко, чтобы увидеть, как плечи Барри вздрогнули, а голова упала на грудь. Мое сердце пронзила острая, пустая боль. Мы могли бы найти некоторое утешение друг в друге, поняла я. Какая же ты идиотка, Карен Макдональд.
Какая же ты огромная, гребаная идиотка.
Голоса затихли, запах дезинфицирующих средств и детской присыпки постепенно сменился тяжелым запахом горелого в пещере. Больничная палата медленно исчезла, и я осталась одна в огромной давящей темноте, свернувшись калачиком на холодном полу пещеры. Я впихнула кулак в рот, чтобы заставить замолчать мои всхлипы.
***
В конце концов слезы высохли, и мои окоченевшие ноги начали ныть. Я оттолкнулась от земли и потерла ладонями глаза.
— И что теперь? — прошептала я в темноту. Голос вернулся ко мне эхом.
И что теперь? И что теперь? И что теперь?
Я встала и попыталась вернуть себе немного тепла, прежде чем поднять руки и медленно повернуться в темноте. Я ничего не почувствовала. Воздух в пещере был совершенно неподвижен. Во рту у меня появился горький привкус, и я с трудом сглотнула.
В пещере невозможно было судить о времени. Я продвигалась вперед шаркающим шагом, медленно ступая по гладкому наклонному полу, глубоко дыша и стараясь ни о чем не думать. Наверное, я шла уже минут пять. Или пятнадцать. Или пятьдесят.
Постепенно темнота, окутавшая меня, начала рассеиваться. И снова я поняла, что вижу свои пальцы — десять бледных точек, плавающих перед глазами. Мой желудок сжался. Я замерла, чувствуя, как в ушах пульсирует бешеный стук сердца. Что, черт возьми, я увижу на этот раз?
Но я уже знала.
Я и так это знала.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Первое, что я увидела, был пузырек с таблетками. Пустой пузырек из-под таблеток.
Мне следовало выбросить этот пузырек в мусорное ведро. Это было одно из моих многочисленных сожалений в первые дни пребывания в больнице. Мне следовало выбросить пузырек в розовый мусорный бак ванной комнаты вместе с ватными шариками и скомканными бумажными салфетками или закопать его под кофейной гущей в мусорном ведре на кухне.
Но я его не выбросила. Я оставила его на раковине в ванной. Я даже не стала менять колпачок.
— Карен? — Голос Барри разнесся по всему дому.
Он не должен был быть сейчас дома. Он должен был вести свой урок, двухчасовой семинар для старших классов по Чосеру. Это было утро среды в конце марта, и доктор Барри Ричардсон должен был вести свой урок Чосера еще по крайней мере часа полтора.
— Карен?
В его голосе послышались отчаянные нотки., легкий приступ паники. Я медленно обернулась и увидела, что оставила дверь открытой.
Мне следовало закрыть дверь на задний двор.
Я этого не сделала.
Что-то грохнуло позади меня, и я обернулась. Барри уронил портфель с новеньким ноутбуком «Макбук», и тот разбился об пол. Ну, конечно. Когда я вернулась потом домой из больницы, экран его компьютера был треснут. Он всегда был так осторожен со своими вещами. Я так и не узнала, как он разбил экран своего драгоценного ноутбука.
— Карен! — закричал он.
Я последовала за ним, помня, что он сейчас обнаружит.
***
Я не хотела умирать в закрытом помещении.
Несмотря на то, что это был холодный, унылый день, такой серый весенний день, когда слово «лето» звучало как жестокая шутка, мне не хотелось умирать в помещении. Итак, я приняла таблетки и оставила пузырек на раковине. Я открыла дверь на задний двор и не закрыла ее.
