Богатые тоже скачут, или Где спит совесть - Славачевская Юлия (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
— Понятно! — фыркнула Марча, обводя ясными блестящими глазами взбудораженное скопление офисного планктона. — Нас тут явно ждали!
— Если учесть, что их босс родом из Греции, то древняя история навевает некоторую аналогию, — согласился Рон.
— Мы — не спартанцы! — рявкнула я. — И если полезут — сейчас кто-то получит битву при Фермопилах! Причем я буду использовать пилку для маникюра и шпильки!
С этими словами я развернулась на каблуках и воззрилась на сопровождающую:
— Мисс, будьте так любезны проводить меня в кабинет мистера Казидиса!
— Мистер Казидис просил вас подождать здесь, — пискнула девушка, прикрываясь копировальным автоматом.
— СЕЙЧАС! — рыкнула я и взглядом пообещала ей если не увольнение, то дырку на колготках и ни одного магазина в округе!
Девушка позволила себя запугать, смирилась и покорно отвела меня в святая святых этого здания — то есть офис своего шефа. Там маячила охрана, которая, впрочем, тут же рассосалась, словно утренний туман, стоило мне лишь пристально посмотреть. Рисковать не стал никто!
Бешеной козой я вломилась в кабинет Никоса, успев почти оторвать ручку, потому что у этого стукнутого на голову даже ручки поворачивались не в ту сторону, и застыла…
Передо мной, на стене за креслом президента компании — большая свадебная фотография. Моя и Никоса. Фотограф поймал нас в момент выхода из церкви. Я тут смущена и задумчива, прикрываюсь букетом. Никос безумно счастлив и еще раз счастлив. Он обнимает меня за талию и смотрит прямо в объектив камеры, как бы подтверждая свои чувства на то время.
Я сглотнула. Такого не ожидала.
Когда носилась за ним с фитилем в одном месте для ускорения, то никогда не появлялась ни в доме, ни в офисе. Там он почему-то не чудил, вел себя смирно и плясок на краю смерти не устраивал. Просто надирался, как симпатичная маленькая хрюшка, точнее — свин, и преспокойно устраивался спать где-нибудь на полу. Это по словам Вемули. Правда, она утверждала, что это случается редко — всего лишь в девяноста девяти процентах из ста. И то… после того как в особо полюбившихся ему местах она в качестве профилактики вбила гвозди и подложила острые канцелярские кнопки, то Никос выяснил — он не йог, и стал доползать до чего повыше.
— Это позволяет мне чувствовать себя нормальным, — тихо сказал Ник, неслышно подходя сзади и кладя мне руки на плечи.
Его дыхание шевелило пряди моих волос и вызывало странное ощущение, как будто я дома. Но я не сибаритка и буду бороться до последнего зуба. Йоргоса! Странно, о Никовых и своих даже не подумала!
Я пытливо заглянула в карие глаза.
— Зачем?.. — Это все, что мне удалось спросить. Слишком сильным было ошеломление.
Он на мгновение замер, застыл словно каменная глыба — такой же далекий и бесконечно отчужденный. Мне показалось, вначале он не собирался делиться чем-то глубоко ранящим и личным, спасая гордость и обожженную неправильной любовью душу. Но потом все-таки пересилил нежелание и ответил.
— Потому что здесь ты есть, — пояснил он мне, наклоняясь и чувственно целуя шею. — Потому что здесь ты носишь мое кольцо. — Его губы прокладывали вниз огненную дорожку. — Потому что здесь я верил, что мы проживем вместе всю жизнь и умрем если не в один день, то хотя бы на руках друг у друга.
— Теперь ты поменял свое мнение? — высвободилась я из его объятий.
Он хрипло признал:
— Я все еще хочу тебя.
Если во мне взглядом сделают дырку, то меня оштрафуют и поставят такой выговор на вид, что я потом пару веков буду мотаться по урегулированию конфликтов где-нибудь на Марсе! Уговаривать красные камешки не пинать оранжевые!
— А я тебя — нет! — Тайно скрестила пальцы.
Меня Саш так хитрить научил. Сказал, если я уж начала беззастенчиво врать (на этом месте я его остановила и клятвенно пообещала врать застенчиво и изредка высовываться из-за стены. Брат в ответ пообещал применить телесные наказания… Не будем о грустном и жестоком), так вот, если уж я начала искажать правду, то хотя бы должна скрещивать пальцы и просить прощения. Прощения я собиралась просить оптом, а пальцы — всегда пожалуйста, мне не трудно.
— Для тебя ничего не значил наш брак, да? — спросил Никос, пытливо глядя мне в лицо и мягко сжимая мою руку.
Я сделала непроницаемую физиономию и отрицательно покачала головой:
— Виновата, сэр. — Одновременно с этим отступила назад, вырывая ладонь из капкана его пальцев.
— Врешь! — уверенно заявил он, шагая ко мне. — Врешь! Врешь!
— Это ты себя убеждаешь или меня?.. — разжала я губы и попыталась отшатнуться. Не вышло. — Нашего брака нет и не будет!
— Ошибаешься, Джул. — Он развернул меня лицом к противоположной стене, и я потеряла дар речи. — Наш брак ЕСТЬ, и я не отступлюсь!
Вся противоположная стена напоминала иконостас из моих фотографий. Я совершаю пробежку по набережной. Я выхожу из бассейна. Я ловлю губами ветер. Я с распущенными волосами. Я. Я. Я…
Как описать то, что поднялось изнутри? Такого просто не может быть. НЕ ДОЛЖНО! Этот человек не может быть таким. Это неправильно! У меня в досье написано — донжуан, бабник и сексуальный террорист! ВСЕ! Приговор я обязана исполнить!
Вышней волей Никос Казидис должен прочувствовать сполна, каково это — попасть в лапы безжалостного хищника, который привык брать, но не знает слова «дать», если только это не относится к мелким денежным подачкам. Каково это — любить, страдать, дарить свет своего сердца без взаимности. Когда от тоски готов выть или лезть в петлю. Как жить бедным и беспомощным, не имея возможности повлиять на происходящее. Мучительно наблюдать за паровым катком чужой жадности и жестокости. Каково иметь дело с любимым существом, которому неведомо само понятие милосердия.
До тех пор пока громадный мешок безнадежного «ячества» и эгоцентризма не сгорит на труху в горниле страданий, пока Никос не научится ценить нетленное и заботиться о других, не только о себе, — быть ему в жерновах судьбы. И это не я решила.
Свой приговор когда-то он подписал сам. И не один раз — тысячу. Так тому и быть.
А я — что я? Всего лишь исполнитель… обязательный и аккуратный исполнитель. Но почему невольно кривятся в пароксизме кончики губ и в глаза словно попала беспокоящая соринка?
Я глубоко вздохнула и сбежала, спасая остатки шаткого здравомыслия под крик:
— Я не отступлюсь!
С трудом разжав зубы, сообщила своей команде:
— Мы уезжаем!
И поскакала галопом в лифт. Прислонившись к зеркальной стене, перевела дух — и тут меня согнуло.
Мне больно… БОЛЬНО! Печет огнем, мучительно жжет сердце. Впервые в моей жизни… моих жизнях…
Две маленькие хрустальные слезинки скатились по щекам. За эту бесценную влагу многие заплатили бы миллиарды, пошли на любое преступление. Если бы только знали…
Я взглядом приказала Марче и Рону снять с моих щек искрящиеся прозрачные капельки и забыть. Просто проглотить этот дар и никогда не вспоминать об этом.
Я знала: на следующем обследовании у Рона обнаружат, что опухоль и метастазы исчезли; а Марча наконец-то сможет иметь детей. Двух славных детишек — Валентайна и Ноэль.
Ангелы не ходят по земле. Они гуляют по офисам, ездят в лифтах небоскребов и… горько-прегорько плачут…
ГЛАВА 23
Между первой и второй — перерывчик небольшой!
Примерно одиннадцать месяцев назад
— Ни за что! — отрезала моя дальняя родственница Вемуля, специализирующаяся на добром, вечном и с кулаками — то есть девушка подвизалась на тяжком и неблагодарном поприще ангела-хранителя. Причем имела приличный стаж и заработала отличия. Отличий было много. Разных. Например, над обеими ее бровями присутствовали едва заметные шрамы. Происхождение которых, замечу, упорно замалчивалось.
— Ну пожа-а-алуйста! — снова заканючила я. — Вемулечка, милая, мне не разорваться!
— То есть ты хочешь, чтобы на шпагат села я? — Отложив вязанье, которое терпеть не могла, но, увы, по статусу ей полагалось, светлая шатенка вперила в меня строгий взгляд школьной учительницы.
