Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ) - Вечер Ляна (электронные книги без регистрации .txt) 📗
— Гляди-ка, — всплеснула руками ведьма, — а ты, Досадушка, права. Вчера-то наш колдун ночевать не пришел, а прилетел. На крыльях просто. Меня на руки подхватил, да кружил так, что кости старые хрустели. Думала, переломает всю, окаянный. А сегодня глянь на нашу Василису Дивляновну — тоже не идет, а порхает стрекозой.
— Я сижу и ем, а не порхаю. Спасибо, Малуша, пироги на славу удались. Малина прошлогодняя, сушеная? Нынче-то усохла вся.
— Ты нам зубы-то не заговаривай, — подруга укоризненно покачала головой.
Заговаривать прекрасную половину моей жизни — двух самых родных женщин — и не собиралась. Наоборот. Счастье быть живой, стать женой лилось в рассказе рекой. Малуша и Досада подперли лица кулачками и с безмятежными улыбками слушали. Подруга диву давалась, как быстро я согласиться стать супругой самого грозного колдуна Рускалы. И ведь правда — больше, чем Кощея, народ никого не боится.
— У него царство раньше было, — дослушав, вспомнила Малуша, — царем он был.
— Слыхала о таком, — закивала подруга, — давнее дело. Где теперь царство — неизвестно.
Хотела ответить, что не в царствах счастье, но в грудь резкой болью ворвался жар. Горло перехватило — ни вздохнуть, ни слова вымолвить. Испугавшись внезапной хвори, попыталась встать с лавки, но задача оказалась непосильной — ноги не слушались, отказываясь держать горячее тело.
— Васька! — подруга испугалась не меньше моего.
— Отойди. Досада! — Малуша резко отодвинула от меня чертовку.
Голова кружилась, а вместе с ней кружилась горница. Казалось, все вокруг — сон. Сон, причиняющий жуткую боль. Волна за волной тело окатывал нестерпимый жар. В горле намертво застрял ком. Я задыхалась. Повалившись на деревянный пол, потеряла всякую способность шевелиться. Эхом в ушах стояли собственные хрипы и монотонный голос Малуши, читающий заговор.
— Не работает, — ведьма склонилась над моим лицом, — не помогает.
— Матушка Сыра Земля, — запричитала Досада, — это жаба, Малуша! Жаба!
Ведьма схватилась за сердце и отчаянно охнула. В тот же миг ком в горле растаял. Жадно хватая ртом воздух, ожидала следующую волну жара, но и он покинул тело. Осталась сильная слабость да стук в голове.
— Подсоби-ка, — Малуша кликнула чертовку, подхватив меня под руки.
На пару с Досадой перетащили меня в комнату и плюхнули на мягкую перину. Постель показалась невероятно холодной. Почувствовала, как тело согревает спасительную прохладу, из груди вырвался стон.
— Дыши, дыши, родная, — ласково приговаривала Малуша. вытирая капли пота с моего лица.
И правда не могла надышаться. Тело налилось застывшим чугуном. Непосильная тяжесть, но хоть боль ушла. Терпеть можно. С большим трудом поднесла ладонь к лицу и ужаснулась. Сквозь мраморную кожу проступали не меньше сотни черных прожилок.
— Что это? — собственный голос показался чужим.
— Васенька, ты только не пугайся, Вась, — подруга отодвинула мою ладонь, — все еще, может, обойдется.
— Как я сразу-то не догадалась!— горечь в голосе ведьмы обожгла надежду на лучшее.— Пекло это на четыре седьмицы. Кто знал-то.
За окном грохнул знатный раскат грома. Крупные капли одна за другой застучали по стеклу. Настоящий дождь, не сотворенный — гром навороженную непогоду никогда не поддержит. Значит, отпустила жара. Получилось.
— Издохла, тварь, — радостью от долгожданного ненастья в голосе ведьмы и не пахло.
— Что за тварь? — говорить стало легче, но облегчения телу это не приносило.
— Ох, девица-красавица, беда в Глухомань пришла настоящая. Слыхала о таком в сказках, да и те еще мои прабабки рассказывали.— Малуша подошла к окну и тяжело вздохнула. — Есть такие древние твари — их жабами душными кличут. Живет себе тихо сотни, а то и тысячи лет. Найти мало кому удавалось — хорошо прячутся. Всю жизнь жаба спит, а как приходит время помирать — просыпается. Вся округа от этого пробуждения страдает. Коли летом проснулась — жди засухи, коли зимой — задушит морозами лютыми.
— Говорят, весной или осенью они не помирают, — добавила подруга.
— Твоя правда, — ведьма присела на край кровати, — а как только эта тварь последний вздох сделает, трое из людей, что рядом с местом жабьим окажутся, проклятыми сделаются — разберет их хворь внезапная, а следующей ночью за одним из бедняг смерть придет. Как только заберет смерть душу, проклятье и спадет.
— Плохо дело, — я снова глянула на чернеющую ладонь — зараза резво расползалась по руке.
— Хуже некуда, — кивнула подруга.
— Досада, что ж мы сидим-то! — опомнилась Малуша. — Ветром дуй, разыщи Кощея. Найдите еще двоих хворых и сюда ведите. До ночи время долгое, хоть как-нибудь страдания людям облегчать надо.
Подруга молча глянула на меня стеклянными от ужаса глазами, хотела сказать что-то, да не смогла и, пряча слезы, зацокала копытцами. Каждый ее шаг отдавал болью в висках, пока звук не скрылся за дверью вместе с Досадой.
— Малуша, а если Кощея хворь скрутила?
— Что ты, милая, — грустно улыбнулась ведьма, — проклятье только на людей действует. На Кощея твоего или на Досаду оно не сработает.
— Всю жизнь думала, что Кощей — человек, просто колдун сильный, — слабая улыбка мелькнула в ответ Малуше.
— Когда-то был человеком, а сейчас в его груди сердце не стучит, значит, не человек он. Мало ты о женихе-то знаешь, девица. Как замужем жить собралась?
— Если не помру сегодняшней ночью, то уж разберусь, авось.
— Все у вас молодых на авось нынче. Ладно, я пойду заговоры подбирать на облегчение хвори, а ты спи пока. — Ведьма шепотком отправила меня в тягучую дрему.
***
Когда сон развеялся, за окном сгущались летние сумерки. Легкий треск зажженных лучин отдавал ноющей болью в голове. Рядом с кроватью на коленях, сложив лысую голову на перину, посапывал Кощей. Бегло глянув на чернеющие прожилки, что вид у меня сейчас тот еще. Жаль, что так вышло. Вечером хотелось ловить радость в каждом взгляде, в каждом слове. Соскучилась по теплым ощущениям в сердце, хоть волком вой. Осторожно дотронулась кончиками пальцев до щеки жениха, чтобы на секунду вернуть счастье.
— Василисушка... — Колдун открыл глаза.
— Не хотела тебя будить.— Попыталась изобразить бодрую улыбку.
— Я и не спал.— Кощей приложил ладонь к моему лбу. — До сих пор горишь вся. Малушу позову.
— Погоди-погоди.— Тяжесть в теле не позволила опереться на локти, и я рухнула обратно в объятия мягкой перины.
— Тише ты. Разошлась.
— Все в порядке. Не уходи только.
— Да куда я, голубушка моя. Позову Малушу — и снова рядом.
— Не надо. Терпеть можно. Кощей,— преодолевая боль, подтянулась за край кровати ближе к колдуну, — расскажи, как мы заживем с тобой.
— Лучше всех заживем, Василиса Дивляновна, — зашептал суженый, едва касаясь губами моей щеки, — всем на зависть. Ко мне поедем жить. Хочешь?
— Хочу.
— Будешь хозяйкой хоромам моим. Там без должного пригляда все углы паутиной заросли, а кухня и не помнит, когда в ней пирогами пахло — сама видала. Тебе только шепнуть раз или два — и жизнь в доме закипит, уютом наполнится.
— А вечерами будем книжки в читальне листать. Корзину яблок возьмем и сядем до ночи за сказки. Как прежде было. Помнишь? — В глазах налились слезы.
— Помню, голубушка. Конечно, будем. Ты и не думай, иначе быть не может.
— Это я от счастья. — Горячие капли потекли ручейками по щекам.
— Будет у нас счастье, да такое, что и во сне не явится. Одарю тебя подарками, нарядами самыми красивыми.
— Сдались они мне, наряды твои, — сквозь слезы заулыбалась я.
— Не хочешь подарков — и леший с ними. Любое твое желание...
— Это ты сейчас так говоришь, — утирая нос, прервала жениха, — а потом разозлишься и снова по имени звать перестанешь. Надоем еще тебе, характер-то у меня не сладкий.
— Я ведь тебя...
На этот раз договорить колдуну не дал детский плач за стенкой, в горнице. За плачем последовал незнакомый причитающий женский голос. Тишина, царившая в избе Малуши, сломалась. Рассыпалась детской болью и страхом по полу. Показалось, что половицы надрывно стонут вместе с женщиной, начинавшей заходиться в истерике.
